«Дай бог, чтобы пытали только так»: ядовитые будни «изменников родины»
«Я не получаю писем», «Следователь не дает разрешение на проход врача», «Я боюсь за свою жизнь», «Со мной происходит что-то странное»… — эти жалобы члены ОНК часто получают от заключенных, подозреваемых по статье 275 УК РФ «Госизмена». Вчера очередной такой подозреваемый был арестован Лефортовским судом. Как всегда, суть обвинения неизвестна, только ФИО (Валуев Алексей Васильевич). Кстати, советские годы дела против госизменников рассматривали публично, сейчас — за закрытыми дверями (а все материалы засекречены).
Все, что может общество, — контролировать, чтобы обвиняемых не били и не пытали в СИЗО, где они сидят до приговора.
Как живут фигуранты самых громких дел по измене в «Лефортово» — в материале «365NEWS». фото: АГН «Москва» Карина Цуркан.
Количество дел по 275-й статье УК за последние три года выросло в пять раз. Сегодня по ней обвиняется около 20 человек, причем половина находится в СИЗО «Лефортово», остальные — в других изоляторах страны. Вообще редкий случай, когда такие подозреваемые ждут приговора под подписку о невыезде, как, к примеру, сейчас пожилой ученый ЦНИИмаша Виктор Кудрявцев. Напомним, что он находился в «Лефортово» до недавнего времени.
— Вообще всего пару раз выпускали из СИЗО под подписку, — рассказывает адвокат Иван Павлов. — Капитана в отставке Александра Никитина в 1996 году (а в 1999-м санкт-петербургский суд его оправдал), многодетную мать Светлану Давыдову в 2015 году (а через несколько месяц дело против нее было прекращено). Напомню, Никитин попал под подозрения за то, что написал доклад об экологических проблемах для норвежской организации, а Давыдова — что позвонила в украинское посольство. О некоторых арестантах, ожидающих сейчас окончания расследования за решеткой, неизвестно ничего, кроме их имени. Но проблемы у них у всех одинаковые. Разная разве что реакция на них.
Итак, первое общее для всех обвиненных в госизмене — полная изоляция. Если запрет на свидания в принципе обычная история, то вот проблемы с перепиской бывают только у них. По статистике ОНК, задержка писем заключенным, обвиняемым в госизмене, составляет минимум три месяца. СИЗО тут обычно ни при чем: после прочтения письма штатным цензором изолятора его направляют следователю. А вот тот как раз и не торопится возвращать. Более того, в нарушение закона, заключенному могут вообще не сообщить, что было такое-то письмо, но оно цензуру не прошло. Застревали у цензора даже поздравительные телеграммы с самыми простыми словами типа: «Поздравляю, целую, люблю». Возможно, следователь видел в них шифровку. Обычно если письма стали приходить более-менее регулярно, то значит, что следствие завершено.
Военный историк блогер Андрей Жуков, по словам его защитников, вести из дома получает крайне редко. К слову, обвиняют его в том, что он передал якобы важную информацию, которую получал на отрытых форумах в Интернете, украинским спецслужбам. Речь о тех самых форумах, где обсуждают военную историю. Такие же проблемы у другого арестанта, Романа Ковалева. Кстати, он ученик того самого недавно выпущенного на свободу Кудрявцева. Защитники говорят, что в свое время больного престарелого ученого просили дать показания на него в обмен на домашний арест. Он не дал. В итоге ученик все равно попал за решетку. Эксперт «Центра стратегической конъюнктуры» Владимир Неелов (Лефортовский суд постановил взять его под стражу в ноябре прошлого года) тоже обратился в ОНК Москвы с жалобами на то, что ни его письма, ни письма от родных не доходят. Но Неелова сейчас тревожит не переписка, а здоровье (нужна консультация хирурга) и учеба. Оказалось, что Владимир продолжает работу над диссертацией (до ареста учился в аспирантуре факультета Международных отношений Санкт-Петербургского университета).
— Мой труд называется «Использование США частных военных компаний», — говорит Неелов. Присутствующий при этом сотрудник СИЗО в шутку замечает, что звучит название почти как готовое обвинение. Как бы то ни было, криминала в диссертации, тема которой утверждена на ученом совете, точно нет. И без пяти минут кандидат наук Неелов просит разрешить ему пользоваться в СИЗО своими же записями, сделанными еще на воле. Все эти работы, переданные в «Лефортово» родными, «застряли» у следователям. Не пускают в камеру и книгу «Война как услуга» — хоть она и есть в свободной продаже, ее название слишком пугает сотрудников.
— Предложили моим близким отксерокопировать эту книгу и передать в таком формате, — рассказывает Неелов. — Они все сделали. Но эти листы в итоге отправили на цензуру. А мне не хочется терять время без дела, я бы с радостью окунулся в научную работу.
Мучительное ожидание своей участи — то, что разрушает здоровье арестантов. Потому они стараются занять себя хоть чем-то.
Карина Цуркан обратилась к администрации СИЗО с предложением дать ей какую-то работу. Говорит, что могла бы учить иностранным языкам или сама выступать в качестве переводчика между заключенными и сотрудниками, заключенными и членами ОНК (напомним, правозащитникам отказывают в общении с иностранцами на основании того, что нет штатного переводчика). Но руководство ссылается на то, что подследственных нельзя привлекать ни к какой работе и даже давать им общественную нагрузку.
Карина Цуркан, к слову, осталась вегетарианкой (что в СИЗО невероятно сложно), каждый день занимается гимнастикой (что тоже непросто делать в крохотной камере). Потому выглядит она стройной и подтянутой.
— Я рисовать еще стала, представляете, — говорит женщина. — Лучше всего у меня получаются портреты. Я некоторые работы отослала маме с письмом, но из-за проблем с перепиской они не дошли. Пропали портреты Эйнштейна и Бернарда Шоу.
Может, через несколько месяцев она все-таки их получит.
Карина сейчас не жалуется ни на что, наоборот, радуется, что разрешили свидания и уже второй раз приходил парикмахер с воли, который, к слову, даже денег за стрижку не взял.
— Хотелось бы, чтобы в СИЗО был все-таки штатный парикмахер, потому что каждый визит специалиста со стороны согласовывается много месяцев и на это уходит немало сил. А вот жительница Калининграда, известный политолог и организатор «круглых столов» и международных форумов Антонина Зимина, похоже, в плачевном положении. Задержали ее в прошлом году по подозрению в госизмене в пользу Латвии (якобы раскрыла личность чекиста для литовских правоохранителей). Женщина вины не признает.
— Следователь прислал сюда рапорт, на основании которого меня поставили на учет как склонную к побегу, — говорит Зимина. — А ведь я никогда не пыталась бежать и даже не думала об этом. Другой момент: на суде была зачитана медсправка, где прозвучала фраза про мои суицидальные наклонности. При этом врачи СИЗО не подтверждают, что такие у меня есть, более того, они считают мою психику стабильной. Тогда зачем все эти истории со склонностями то к побегу, то к суициду? Меня или моих родных к чему-то готовят?
По словам Зиминой, она в последнее время странно себя чувствует (скачет температура, кружится голова и т.д.).
— У меня изменилась структура волос. Именно поэтому я попросила передать мои постриженные недавно локоны родителям для экспертизы на наличие в них ядов. Практика передачи волос близким существует: родным моей бывшей сокамерницы Шохисты Каримовой (обвиняется в организации теракта в петербургском метро. — Прим. авт.) волосы выдали.
По словам женщины, все ее жалобы на следователя передаются ему, и он не пускает их дальше.
— А мне самой регулярно выносят выговоры за нарушения, которых я не совершала. Последний инцидент: якобы я залезла на подоконник и кричала что-то в окно.
Еще одна странность: по запросу следователя сотрудники «Лефортово» передали одну из записей общения Зиминой с членами ОНК. Ему она вроде как нужна для экспертизы ее голоса. В вопросы следствия правозащитники никогда не вникают, но просят: не нужно их втягивать в оперативные мероприятия.
Что невозможно не отметить — обращение сотрудников «Лефортово» к обвиняемым по 275-й статье УК исключительно вежливое и предельно корректное. Будто человек — не заключенный в СИЗО, а постоялец в пятизвездочном отеле. Иногда эта вежливость заключенного морально убивает. Был случай, когда один арестант даже расценил это как пытку. «Дай бог, чтобы пытали только так», — заметил как-то обвиненный в госизмене ученый. Зато обвиняемому в шпионаже (статья 276 УК РФ) американцу Полу Уилану приходится в СИЗО намного тяжелее. За то время, что он в «Лефортово», иностранец несколько раз пытался пожаловаться правозащитникам. Разговор всегда обрывали сотрудники, поскольку «не знают английского языка». В какой-то момент Пол Уилан даже решил специально выучить русский, чтобы рассказать представителям общества о своих бедах. Но большого прогресса в этом деле не достиг, так что понять, кто и как ему угрожал (он называет дату, когда это случилось, — 14 марта 2019 года), не удалось.
Только один раз в «Лефортово» пустили переводчика, при котором Пол Уилан пожаловался на проблемы со здоровьем и отметил хорошее отношение сотрудников. Вероятно, отношение это менялось. Один раз члены ОНК встретили его в коридоре (американца вели на прогулку), и он выкрикнул слова помощи на английском. Потом на суде он заявил, что его ставили на колени и приставляли к голове пистолет. Примечательно, что у сотрудников СИЗО при себе нет огнестрельного оружия и проносить его на территорию изолятора запрещено. Однако за некорректное и несдержанное обращение с иностранцем все-таки один из надзирателей был наказан. По словам адвоката Владимира Жеребенкова, сотрудник получил выговор.