Президент АН застрелился, Купала cделал харакири, а наркомы получили годы лагерей: 10 главных вопросов о деле Союза освобождения Беларуси
«Комсомолка» попросила литературоведа Тихона Чернякевича ответить на 10 главных вопросов об этом деле. Тогда чекисты пытались связать с организацией, выдуманной в недрах Государственного политического управления (знаменитого ГПУ), десятки ключевых фигур белорусской истории ХХ века.
В ответ на волну самоубийств без суда отправили почти 90 ученых, писателей и политиков из Беларуси в ГУЛАГ и в ссылку... Мало того: в 1937-м дела врагов народа пересмотрели и выписали кому новые сроки, а кому - расстрел. Вспоминаем события 1930-х накануне Ночи расстреляных поэтов, как принято называть ночь с 29 на 30 октября 1937 года, когда НКВД уничтожило более сотни белорусских интеллигентов ( подробнее см. ЧИТАТЬ ДАЛЕЕ в конце текста).
1. Что за организация Союз освобождения Беларуси?
- Как таковой организации нет. Это подтвердил еще в 1980-х КГБ БССР, изучив свои архивы по запросу Института истории партии. Речь о сфабрикованном в ОГПУ деле, по которому пострадали десятки человек, обвиненных в национал-демократизме, создании антисоветской организации и попытке отрыва Беларуси от СССР. Сами термины «нацдэмаўшчына», «нацдэмы» тоже придумали в недрах ГПУ. С их помощью органы приклеивали к представителям белорусской интеллигенции несмываемые по тем временам ярлыки. Мало того, дело Союза стало отправной точкой сталинских репрессий в БССР.
2. Есть ли аналоги подобных сфабрикованных дел времен сталинщины?
- В 1920-е власти поняли, что для успеха в политической борьбе уничтожать противников надо не точечно, а массово. Появилось понятие большого процесса - суда против группы врагов народа - сотен, а то и тысяч человек сразу. По сути, Госполитуправление (ГПУ - предтеча КГБ) разделило неугодных людей на целевые группы. Сначала боролись с партиями эсеров или меньшевиков. В 1910-х да и после революции они претендовали на ключевую роль в управлении государством, нередко занимая места в советах депутатов советских республик, объединяясь в блоки с компартией. Вели дела и против несуществующих партий - Трудовой крестьянской, Промышленной. Процесс Промпартии и Шахтинское дело об экономической контрреволюции на Донбассе, например, заставило замолчать критически настроенную к диктатуре пролетариата заводскую интеллигенцию - одни потеряли работу, другие попали в лагеря. Были дела против научных работников Москвы и Ленинграда, дело профессоров. БССР подобные процессы до дела Союза освобождения Беларуси затрагивали по касательной. Например, работавший в Беларуси профессор БГУ Александр Вознесенский переехал в Москву и вскоре был отправлен в ГУЛАГ по делу Российской национальной партии (оно же дело славистов).
А непосредственным аналогом дела Союза освобождения Беларуси стало дело Союза освобождения Украины. Его и попытались перенести на нашу почву, чтобы искоренить недостаточно, по мнению ОГПУ, лояльную к советской власти белорусскую интеллигенцию в рамках борьбы с правым уклоном и вообще национальным движением в союзных республиках. Ведь перед этим был период относительно спокойных 1920-х, когда высшее руководство СССР больше занималось острой внутрипартийной борьбой, а национальные вопросы не стояли на карательной повестке дня. За это время белорусы смогли продолжить начатое до Первой мировой войны и в период БНР возрождение страны.
3. С чего началось дело Союза освобождения Беларуси?
- Все началось в феврале 1930 года, когда в Минск приехал новый председатель белорусского ГПУ Григорий Раппопорт и новый секретарь ЦК Константин Гей. Есть мнение, что отправной точкой стала Академическая конференция по реформе белорусской орфографии 1926 года, куда собрались весь цвет белорусской интеллигенции, авторитетные ученые-слависты и писатели со всей Европы. Но оказалось, событие не согласовали с Москвой. Местные стукачи сразу доложили: мол, не было ни портрета Ленина, ни красного флага, зато в зале сидела добрая половина бывших министров Белорусской народной республики, а над сценой - бело-красно-белое солнце. Само собой, из столицы СССР пошла серьезная реакция - посыпались взыскания, выговоры. Конечно, за белорусской интеллигенцией, в общем-то, скрыто следили все 1920-е: собирали информацию, составляли докладные записки. Из этих документов, сейчас опубликованных, ясно, как были «довольны» советским строем белорусские интеллектуалы. Тем более идеи времен «Нашай Нівы», БНР никуда не исчезли. Но поскольку белорусская интеллигенция проявляла себя разве что в пикировках с русской интеллигенцией, которая приехала сюда работать, считалось, что все в пределах нормы.
Через пару лет после конференции 1926 года по приглашению провинившегося белорусского партийного руководства в Минск приехал уполномоченный инспектор ЦК ВКП(б) Владимир Затонский, известный как борец с украинскими националистами. Комиссия Затонского представила Сталину внушительный доклад о состоянии дел в БССР. Можно сказать, этот текст послужил основой дела Союза освобождения Беларуси. Там не было ничего нового: цветет национальный дух, развивается белорусский язык, в массы внедряется политика белорусизации, растет экономика. Только представлено это было так, что в руководстве республики - одни националисты, предатели и пособники кулаков, в сфере интеллигенции - сплошь враги советской власти, бывшие министры БНР и агенты иностранных разведок и так далее.
Впрочем, многие интеллигенты до и после революции имели отношение к БНР, Белорусской социалистической громаде, местным эсерам и, естественно, сочувствовали национальному движению, заняв высокие посты. А оказались они на них в том числе и благодаря своей квалификации. Например, историк Всеволод Игнатовский, который при польской оккупации руководил подпольной Белорусской коммунистической организацией, во времена БССР логично стал одной из центральных фигур в новой республике - был членом высшего Бюро ЦК КП(б) БССР, наркомом просвещения, а потом первым президентом Академии наук. Первый председатель правительства БССР Змитер Жилунович (писатель Цишка Гартный - Ред.) успел побыть и замом Игнатовского, и директором огромного к концу 1920-х Белгосиздата.
4. Известно ли число тех, кто проходил по делу Союза освобождения Беларуси? Кто эти люди? И кто, по версии чекистов, возглавлял псевдо-организацию?
- Всего по делу арестовали 108 человек. Следователи пытались склеить из них организацию. Вызывали на допросы и президента Академии наук, и наркомов, и секретарей ЦК, и народных поэтов Купалу и Коласа, и директоров школ, простых учителей, молодых литераторов. Если брать литературу, то по делу Союза освобождения Беларуси взяли многих членов литобъединения «Узвышша» - Адама Бабареку, Владимира Дубовку, Язэпа Пущу, Владимира Жилку, Антона Адамовича, - которые так и не стали твердо на платформу советской власти. По сути, требовалось доказать, что такие «враги» пронизали все с верху до низу.
Во главе следователям нужна была авторитетная фигура. На эту роль пытались ставить и одного из партийцев Алеся Адамовича, и народного поэта Янку Купалу, и президента Академии наук БССР Всеволода Игнатовского. Последнего в силу высокого положения не отправили за решетку, но на допросы вызывали регулярно. После одного из них он застрелился в феврале 1931-го. Еще раньше, в ноябре 1930 года, обвинения против Янки Купалы привели к его попытке самоубийства - он сделал себе харакири, но его успели спасти. Особо пристально чекисты присматривались к Вацлаву Ластовскому: экс-премьер БНР, эмигрант, после приезда в БССР - «неадменны сакратар» Академии наук. Исследователи, которые в начале 1990-х недолго смогли поработать в архивах КГБ, говорили: там есть документы, названные «Дело В.Ластовского и других».
5. Что мы знаем о ходе дела Союза?
- В кабинетах у следователей люди вели себя по-разному. По опубликованным материалам ясно, что кто-то категорически не признавал обвинения, кто-то отказывался говорить, кто-то, наоборот, подписывал все, что скажут. Некторые протоколы допросов очень подробны. Многие арестованные не верили, что все серьезно. Они искренне и подолгу беседовали со следователями, порой параллельно сводя счеты с недругами. Следователи это все истолковывали по своему, пытаясь изобразить огромную сеть контрреволюционеров, но у них мало что получалось.
Сидели арестованные около года. У них была возможность перестукиваться, передавать записки. Многие продолжали работать над статьями, книгами, переводами, учились. Есть переписка 1930 года Аркадия Смолича, где он просит прислать ему для продолжения работы конкретные книги. Один из немногих, кто оставил подробные воспоминания об этом периоде, - ученый Николай Улащик, который выжил после ссылок, лагерей и нового витка репрессий. «Са следчымі сварыліся, нават хапалі адзін другога загрудкі, - пишет он, добавляя, что признания требовались как формальность - у следователей уже все было записано. Вообще, методы работы органов госбезопасности в начале 1930-х и в 1937-м, конечно, не сравнить. Не было тех страшных пыток, как 7-8 лет спустя, о которых писал писатель Кузьма Чорный, когда его сажали на кол, пытали водой, оглушали.
6. Почему ничего не известно о большом процессе над обвиняемыми по делу Союза освобождения Беларуси?
- После событий с самоубийством Игнатовского и попыткой харакири Купалы (а сведения о трагедиях с известнейшими людьми республики по чекистским каналам напрямую шли в Москву), дело окончательно рассыпалось - доказательств не нашлось. Потому и большой процесс не удался. В отличие, кстати, от Украины, где был длительный суд, а у организации нашли руководство. Но, хоть суда и не было, в ГПУ добились, чтобы судебная коллегия из Москвы 88 человекам просто выдала приговоры. Около десятка, в основном, из ЦК и наркоматов, получили 10 лет лагерей на Соловках и Беломорканале, а остальные - 5 лет ссылки. Расстрелов по этому делу не было, в начале 1930-х они еще не были повседневной реальностью для СССР. В отличие от более поздних национальных дел. Кстати, как и в случае с Янкой Купалой, в деле Союза финских народов (Удмуртии, Коми, Мордовии) ГПУ поставило во главе организации главного поэта Удмуртии Кузебая Герда и приговорило его к расстрелу.
7. Как складывалась судьба обвиняемых в ссылке?
- Большинство получивших 5-летние ссылки работали учителями, счетоводами, библиотекарями во внутренних областях РСФСР. В основном, они были разбросаны по отдельности. Но, скажем, в Вятке в определенный момент оказались ученый Николай Улащик, педагог Ефим Кипель, критики Антон Адамович, Адам Бабарека, писатель Максим Горецкий. Ссылка была поселением, где можно было жить своей жизнью. Ко многим приезжали семьи, правда, было трудно найти квартиру. Кто-то, как Максим Горецкий, в ссылке написал много серьезных произведений. Кто-то почти перестал писать.
Но пережили ссылки и лагери далеко не все. Если это удавалось, то цена была высока. Например, сосланный поэт Владимир Дубовка получил сроки в сумме более чем на 27 лет. С другой стороны, возьми их чекисты в том же Минске в 1937-м примерно по тем же обвинениям, они наверняка лежали бы в Куропатах. Выходит, ссылка в 1931-м уберегла Дубовку от 1937-го, а дискутировавшие с ним Цишка Гартный, Алесь Дудар, Михась Чарот все ушли в тот год. У того же Николая Улащика была особая стратегия выживания: после освобождения он старался больше года нигде не работать. И пока он перебирался, становился на учет в ГПУ, пока там разбирались, кто он такой, Улащик уезжал. Тем не менее, его арестовывали снова и снова - ссыльно-лагерная эпопея длилась до 1955-го.
8. Был ли шанс у выживших вернуться после сроков к нормальной жизни?
- Спустя 5 лет ссыльным добавили еще по пару лет, снова без суда пересмотрев дело. Это было мощным психологическим ударом для многих, ведь в своей переписке они говорят, как ждут конца ссылки, думают о будущей работе. Например, об этом писал критик Адам Бабарека. А в ежовские времена их отправили в лагеря или присудили к высшей мере наказания. Не секрет, что среди интеллигенции, расстрелянной в 1937 - 1938 годах, - немало жертв дела Союза освобождения Беларуси. Но и ГУЛАГ для многих был, по сути, убийством, только растянутым на несколько лет.
В то время повезло Язэпу Пуще: возможно, это бюрократическая ошибка, потерянные документы, то, что все его знали как Пущу, а в документах он проходил под настоящей фамилией Плащинский... Но он все эти годы был аж до хрущевских времен учителем в деревне под Муромом, а в Минск перебрался незадолго до смерти. А еще один «узвышэнец» Антон Адамович после 8-летнего срока вернулся в Минск, а во время войны эмигрировал и стал видным деятелем белорусской диаспоры в США.
9. А бывало, чтобы кого-то из подозреваемых по делу Союза освобождения Беларуси выпустили из застенков ГПУ?
- Это редкие случаи. Даже смертельно больной тяжелой формой туберкулеза поэт Владимир Жилка в 1931-м был приговорен к ссылке, в которой и умер и которую ГПУ отменило, кажется, за два дня до его смерти. В Уржуме Кировской области он работал завхозом и преподавателем литературы в медтехникуме. Поэта Алеся Гурло приговорили к условной ссылке - видимо, с учетом его инвалидности с 1919 года и развивающегося туберкулеза. Правда, спустя несколько месяцев после ареста выпустили фотографа Льва Дашкевича, а еще старого ученого, первого издателя Янки Купалы Бронислава Эпимах-Шипило. До приговора в отношении последнего дело не дошло, 71-летний профессор уехал в Ленинград, где вскоре умер в полной нищете.
10. Что было известно об этом деле в Советской Беларуси? Оставило ли это дело какой-то след в наших истории и искусстве: книги, фильмы, картины?..
- В БССР оно замалчивалось даже когда шел процесс реабилитации невинно осужденных. Впервые о нем заговорили в конце 1980-х на волне национального возрождения. О деле Союза освобождения Украины есть литература. Удивительно, но по такому серьезному делу у нас пока нет приличной книги. Конечно, украинские архивы 1930-х полностью открыты, а наши материалы, связанные с делом СОБ, до сих пор не опубликованы. Есть отдельные документы, выписки из показаний Вацлава Ластовского, Александра Цвикевича, которые в 1990-е белорусские исследователи смогли списать или скопировать. Полной картины мы не знаем. Не знаем, и хранится ли что-то из рукописей, книг наших писателей среди этих дел. Полной картины мы не знаем и не узнаем, пока не откроются архивы КГБ.
Если резюмировать, то ГПУ в 1930 - 1931 подорвало весь потенциал страны. Это был удар, от которого белорусская культура и наука не оправились до хрущевских времен. Смолич, Ластовский, Улащик, братья Горецкие, все «Узвышша» - это люди, которые создавали Академию наук, целые научные направления, писали основополагающие книги. А те, кто мог что-то делать из оставшихся на свободе, после 1931 года остерегались любого неосторожного шага. А параллельно они подписывали осуждающие и покаянные письма, а литераторы - писали стихи и поэмы против контрреволюционеров и нацдемов. Те же Купала и Колас это делали регулярно...