Жить и помнить
Книгу воспоминаний участников обороны и жителей блокадного Ленинграда прочитали сотни рязанцев
Мы отметили 76-ю годовщину со дня полного освобождения Ленинграда от фашистской блокады 27 января. На Ленинградском кладбище Скорбященского мемориала покоятся те, кому не суждено было выжить во время эвакуации. С 23 февраля по 1 мая 1942 года через Рязань проследовали 110 эшелонов с лениградцами. Около 600 умерших сняли с поездов и захоронили в Рязани. Оставшиеся в живых эвакуированные жители Ленинграда стали рязанцами.
В 2004 году они создали общественную организацию «Жители блокадного Ленинграда», в которую вошли 814 человек. Ее возглавил Геннадий Соколов. Спустя годы Геннадий Николаевич решил издать книгу воспоминаний ленинградцев, переживших блокаду, и стал собирать воспоминания. Вышло уже три издания книги «Жить и помнить».
Предисловие к третьей книге написала журналист газеты «Рязанские ведомости» Ирина Сизова: «Эта книга посвящена тем, кто защищал Ленинград в годы Великой Отечественной войны, и тем, кто оставался в кольце вражеской блокады. Удалось собрать воспоминания и свидетельства ветеранов, абсолютное большинство которых уже очень пожилые люди. Они помнят то время и те обстоятельства. Кроме них некому рассказать нам об этом».
Воспоминания Геннадия Николаевича Соколова: «Я родился в Ленинграде 5 марта 1937 года. Отец окончил военно-морское училище и был направлен для прохождения службы в Таллин. Там наша семья и встретила войну. В день начала войны родилась моя сестра. 1 июля меня, сестру, маму и бабушку переправили гражданским пароходом в Ленинград, а отец (по донесению от 28 августа 1941 года) пропал без вести. В тот день наши войска покидали Таллин. При переходе из Таллина в Ленинград немцы потопили 15 наших боевых кораблей. Отцу было 27 лет.
Приехав в Ленинград, мы стали жить с дедом на Васильевском острове. Дед работал на заводе имени Орджоникидзе модельщиком, мама устроилась работать в госпиталь прачкой. В ноябре-декабре из-за голода стали умирать мужчины. В нашей квартире жили три семьи. Первым умер сосед. Он лежал, плакал и просил кусочек хлеба. Мать отщипнула от своего 125-грамового кусочка крошку, он проглотил и умер. Дед умер 13 декабря. Он что-то хотел сказать, но не смог. После его смерти, когда начали топить печь паркетом и мебелью, мать поняла, что хотел сказать дед. Он пережил не один голод и сделал запас продуктов в полу под паркетом и в кухонном шкафу, который сам смастерил. Шкаф был с двойным дном. Это поддержало семью на некоторое время.
Мне было всего 5 лет, и у меня остались отрывочные воспоминания о блокаде. Помню на лестнице трупы, через которые перешагивал, срез соседнего дома после бомбежки. Там было общежитие и бомбой снесло угол здания. Помню полностью набитое людьми темное бомбоубежище, где светила тусклая лампочка.
В апреле мама заболела тифом. Сестренку пришлось отдать в ясли. Там она 29 апреля 1942 года умерла. Захоронена на Пискаревском кладбище в братской могиле.
Весной стало жить легче, появилась трава. До сих пор помню, как бабушка пекла лепешки из лебеды, крапивы и спитого чая на глицирине. Так хотелось быстрее их съесть, а сейчас, наверное, не смог бы.
В июле нас эвакуировали через Ладожское озеро на катерах. Помню длинные мостки. Вдоль них плавали чемоданы, по которым ползли люди. Идти не было сил. Бабушка не могла идти. Хорошо, что мама взяла в дорогу табак. За него моряки, которые сами валились с ног, помогли нам добраться до берега.
Нас эвакуировали в Узбекистан, но мы поехали в Красноярск, где жил брат матери. Там и встретили День Победы. Позже брата матери направили на работу в Рязань. Мы поехали с ним. Так я стал рязанцем».
Воспоминания Пелагеи Иосифовны Труниной: «16 июня 1941 года у нас в школе был выпускной вечер, а 22 июня началась война. Меня посылают на рытье окопов под Новгород, где я пробыла 7 дней. Немецкие самолеты летали прямо над головами. Было очень страшно. Нас всех собрали, и ночью через лес мы пришли к железной дороге, но не успели погрузиться в эшелон, как его начали бомбить, и нас высадили. Но до Ленинграда мы все же добрались.
В Лениграде уже был страшный голод. Я устроилась на работу на 250 граммов хлеба в поликлинику, где мне с подругой пришлось носить трупы, а они были очень тяжелые. Мне было 17 лет. Бомбежки города шли беспрерывно, и мы прятались в траншеи, но на работу необходимо было явиться при любой бомбежке.
Зима выдалась очень холодная и многие люди замерзали в неотапливаемых квартирах. Воды тоже не было. За ней ездили (у нас папа сделал санки). Чай я пила с солью по 8 кружек в день. Света не было, транспорта тоже. Кусочек хлеба мы жарили в печке на олифе или вазелине.
Бани не работали, у всех развелись вши. Со вшами мы боролись утюгом. Трупы валялись прямо на дороге. Вскоре у нас умирает отец. В мае ввели усиленное питание тем, у кого была дистрофия 3-й степени. Мне тоже дали усиленное питание на месяц. В деревне полный год голодали, так как мы приехали осенью и ничего своего не было. Я устроилась работать с начала счетоводом, а потом учетчиком тракторной бригады. Вот так я пережила блокаду. Осталась одна мать, сестра умерла».
Воспоминания Ларисы Петровны Харитоновой: «Я родилась в октябре 1941 года в Ленинграде. Пишу воспоминания моей мамы. 9 мая 1941 года ей исполнилось 20 лет.
С первыми холодами на правой стене дома проступила мохнатая изморозь. Когда топили «буржуйку», по стене текли ручейки. Топили только вечером, сожгли всю мебель. Воду добывали из снега. 18 октября маму на саночках отвезли в роддом, где я родилась. Как мама меня сохранила? В роддоме сами сотрудники еле передвигали ноги. Молодых мамаш кормили чечевичным супом. Меня поили водичкой с сахарином.
А дома стало уже хуже. На стенке у кроватки не осталось штукатурки, ее ковыряли и сосали с большим риском для жизни. Маме иногда удавалось пробраться на огороды. Она собирала мерзлые листья и кочерыжки капусты, из которых варила щи. Весной варили лебеду и крапиву. Пока был жив дедушка, он работал на пивоваренном заводе, выменивал одежду и обувь на зерно, которое растирали в муку. К весне он заболел дизентирией. Боясь меня заразить, собрался и ушел в больницу. Умер 8 марта 1942 года. Тело завернули в одеяло, положили на саночки, и мама повезла его хоронить.
Бабушка работала, а по ночам они с мамой дежурили на крыше с сумкой песка. Если попадали зажигательные бомбы, они их гасили и сбрасывали на землю. Когда возникал пожар, они помогали военным спасать от огня обессиленных женщин и детей, стариков. А потом сгорел и наш дом на Варфоломеевской улице.
Недалеко от дома была школа, где размещался госпиталь. Мама со мной на руках ходила к раненым и помогала, чем могла. За это давали тарелку супа и мне что-нибудь перепадало. После прорыва блокады нас с мамой и бабушкой эвакуировали. Жили мы в селе Панино Спасского
района. В Ленинград вернулись после Победы».
Воспоминания Марии Васильевны Шишкиной: «Пережившие блокаду девчонки во сне еще долго ощущали мучительный голод. В блокадном Ленинграде они испытывали настоящие муки ада, хотя ехали туда в надежде на лучшую жизнь, чтобы учиться.
Мы жили рядом с Кировским заводом. Невдалеке были колхозные поля. Ходили с сестренками туда и ковырялись в земле в поисках картошки. Рвали траву, которую потом заваривали кипятком, чтобы хоть чем-то наполнить желудок. Маме как работающей давали по 300 граммов хлеба в день. Только она старалась поделиться им еще и с нами. А однажды у сестренки по дороге в магазин вырвали карточку из рук».
Рязанская областная организация «Жители блокадного Ленинграда» во главе с председателем совета Геннадием Николаевичем Соколовым продолжает разыскивать материалы, связанные с защитниками и жителями блокадного города. Результатом многолетнего поиска стало третье издание книги, но тема не исчерпана. К глубочайшему сожалению, названы не все имена, записаны не все воспоминания. Поиск продолжается, ибо живут в сердцах каждого, кто прикоснулся к этой кровоточащей теме, великие слова Ольги Берггольц: «Никто не забыт, ничто не забыто».
Жители блокадного Ленинграда первыми в Рязани получили медали «75 лет Победы в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.»
Вячеслав Астафьев
Фото Александра Королева