«Пир во время чумы»: чему нас учат эпидемии

В нашей истории были уже и социальные потрясения, и катастрофы, и эпидемии. Как мир переживал их? Как менялся после? Чему учился в процессе? Ответы тоже есть – варианты ответов, выбирать из которых предстоит нам. Вариант 1. Просвещенная монархиня 17 мая 1768 года в Петербурге на двадцать четвёртом году жизни скончалась от оспы графиня Анна Шереметева, невеста графа Никиты Панина (воспитателя цесаревича Павла Петровича). Императрица Екатерина II восприняла эту смерть, как предостережение. Вскоре российский посол в Великобритании Алексей Мусин-Пушкин получил повеление найти и доставить в Петербург искусного врача, сведущего в оспопрививании. Мусин-Пушкин обратился к доктору Томасу Димсдейлу — наиболее успешному в этой области специалисту. После некоторого колебания, тот принял приглашение и выехал в Россию вместе с сыном Натаниэлем, тоже медиком. 28 июля 1768 года Димсдейлы взошли на борт корабля. 12 октября того же года была сделана первая в России официальная прививка от оспы. Императрица перенесла её терпеливо и без осложнений. Конечно, предварительно врачу пришлось провести ряд «экспериментов» с менее титулованными пациентами. Но всё-таки риск оставался. Доктор и Екатерина II знали об этом, однако оба исполнили своё намерение. Сегодня кажется, что без колебаний. О том, как просвещенная монархиня чувствовала себя в первые дни после прививки, можно узнать из дневника Томаса Димсдейла: «19 дня октября всю ночь дремала и засыпала, но сон много раз прерывался. Боль в голове и спине продолжалась с лихорадкою… Кушать весь день нимало не хотелось, и не изволила кушать ничего, кроме немножко чаю, овсяной кашицы и воды, в которой варены были яблоки». 1 ноября Екатерина II написала своей старинной приятельнице: «И вот менее чем в три недели я, благодарение Богу, покончила с этим делом и навсегда освободилась от всякой боязни этого страшного недуга». В тот же день Димсдейл привил оспу четырнадцатилетнему наследнику престола Павлу Петровичу. Английский врач был произведён в действительные статские советники, назначен лейб-медиком её величества с пожизненной пенсией в пятьсот фунтов стерлингов и получил баронский титул. Кроме того, ему вручили миниатюрные портреты императрицы и великого князя, а также великолепный сервиз императорского фарфора. Долгое время этот раритет хранился в семье потомков Димсдейла, несколько лет назад стал экспонатом Эрмитажа. Надо сказать, что Екатерина II с опасностью эпидемий сталкивалась не раз, снова и снова принимая этот вызов с достоинством и разумной предусмотрительностью. В 1970 году в Россию пришла чума. К осени она уже подбиралась к Москве. Девятнадцатого сентября 1770 года императрица писала московскому генерал-губернатору: «Чтобы сие зло не вкралось в середину империи нашей, учредить заставу в Серпухове на самой переправе чрез реку и определить на оную лекаря, дабы все едущие из Малой России, кто бы то ни был, там остановлен и окуриван был» (в то время, чтобы отпугнуть заразу, было принято жечь можжевельник и полынь, окуривая всех и вся дымом). Увы, местные власти зачастую вели себя не так, как того требовала ситуация. Они утаивали информацию, пренебрегали мерами осторожности. Просвещенной монархине приходилось самой вникать во все детали. И всякий раз ее решения отличались взвешенностью и последовательностью. Хотя эпидемию тогда не удалось отменить, она стала далеко не такой страшной, опустошающей, как могла бы. Вариант 2. Штыком и словом 17 июня 1831 года в приложения к газетам «Санкт-Петербургские ведомости» и «Северная пчела» было опубликовано официальное сообщение: «При первом известии о появлении холеры в Риге и в некоторых городах Приволжских приняты были все меры к ограждению здешней столицы от внесения сей болезни: по всем дорогам, ведущим из мест зараженных и сомнительных (равномерно и в Кронштадт), учреждены были карантинные заставы, все вещи, посылки письма, оттуда получаемые, подвергнуты рачительной окурке и т. д. – словом, сделано все возможное к предотвращению сего бедствия. Несмотря на все сии предосторожности, холера, по некоторым признакам, проникла в Санкт-Петербург». В тот же день графиня Дарья Федоровна Фикельмон, супруга австрийского посланника в России, записала в дневнике: «В Петербурге появилась холера. Один человек уже умер и трое больных. От этого известия так сжалось сердце! Как тут не тревожиться за всех тех, кого любишь! Сколько удручающего в этом понятии – эпидемическое и заразное заболевание, и какая безмерная печаль охватывает душу!». Меры против распространения холеры были приняты немедленно, но ситуация развивалась стремительно. В городе был объявлен карантин. Испуганный народ начал искать виноватых – врачей-иностранцев. Дело дошло до того, что медиков на улицах стали обыскивать впавшие в панику сограждане. Когда толпа отправилась громить больницу, в дело вмешался император. Легенда гласит, что Николай I лично вышел к бунтующим и усмирил их своей харизмой и мудрыми увещеваниями. Этот эпизод даже запечатлен на одном из барельефов, украшающих памятник Николаю Павловичу на Исаакиевской площади. Однако историки считают, что все было иначе. Более убедительно, чем сам император, выступили тогда его войска. Это случилось в июле 1831 года, осенью эпидемия закончилась. Вариант 3. Поэты и не только «Блажен, кто посетил сей мир В его минуты роковые!». Так говорил Пушкин в четвертой из «Маленьких трагедий». Она называется «Пир во время чумы» и была написана осенью 1830 года, когда холера еще не появилась в Петербурге, но уже опустошала Российскую империю. Поэт оказался отрезан от друзей и родных карантинными заставами. Всю осень и начало зимы он провел в имении Болдино и за это время успел закончить «Евгения Онегина», «Повести Белкина», «Маленькие трагедии», написать поэму «Домик в Коломне» и более трех десятков стихотворений. «Живу, задумываюсь, увлекаюсь…». Так вспоминал гениальный кинорежиссер Сергей Эйзенштейн 1917 год. Год революции, изменивший нашу страну, перевернувший ее с ног на голову. Год, не помешавший ему, рисовать и писать, философствовать и наблюдать. Владимир Маяковский в «минуты роковые» (после Первой мировой войны во всем мире свирепствовала «испанка» - новый вид гриппа) предпочел занять активную позицию... А теперь возвращаемся в день сегодняшний. Директор Эрмитажа Михаил Пиотровский считает: «Ситуация дала нам возможность на минутку остановиться, перестроиться. Мы делаем сейчас то, до чего у нас раньше не доходили руки. Мы создаем эстетику онлайн работы, особую систему удаленного доступа. Это очень нужно в XXI веке». И это касается не только Эрмитажа. Нам всем дана возможность остановиться, подумать, что-то перестроить в себе и своей жизни. Понять – каковы наши основные функции. История свидетельствует: страх – худший советчик в такой ситуации.