«Лимонка» для Ставрополя: как на Кавказе запомнили Эдуарда Лимонова

Помимо коронавируса, март 2020 года ознаменовался в России уходом из жизни писателя, политика, публициста Эдуарда Лимонова. Свое мнение о неординарном человеке, личности-эпохе NewsTracker рассказал бывший соратник Лимонова, поэт Дмитрий Пикалов. Прежде всего вопрос: как Вы, как культуролог, оцениваете личность и деятельность Эдуарда Лимонова? Кем он был? Это человек, опередивший свое время. Лимонов в юности эмигрировал за границу, где столкнулся с тем миром, о котором мечтали в СССР. Тогда многие хотели «пожить как на Западе». Вот он пожил на этом Западе и вернулся оттуда более советским человеком, чем советские люди, жившие в СССР. И когда вся страна радостно прыгала в капитализм, он понимал, что ничего хорошего в этом нет. И его проект НБП (Национал-большевистская партия, в данный момент запрещена в РФ – NT) был как раз создан поэтому. В Ставрополе ведь тоже было отделение НБП? Как оно появилось? С самой идеологией я познакомился после поездки в конце 90-х в Крым, где увидел тотальную украинизацию и выдавливание всего русского. И ведь русское тогда выдавливали не только в Крыму. Достаточно много людей было в партии, кто уехал из национальных республик Северного Кавказа, Казахстана, Прибалтики и так далее. Там в Крыму я встретил людей, которые были четко убеждены, что в России только один человек апеллирует к их русскости, поднимает эти вопросы, выступает в их защиту – это Эдуард Лимонов. За несколько лет до этого была громкая акция с захватом башни Матросского клуба в Севастополе в знак протеста против дискриминации русского населения в Крыму. Поэтому я начал читать, постепенно проникаясь идеями, потом решил вступить в НБП. В Ставрополе тогда не было вообще ничего. Просто в какой-то момент нас появилось несколько активных человек, и мы начали поднимать здесь движение. Как распространялись идеи НБП и та же «Лимонка» (официальный печатный орган НБП – NT) в Ставрополе? Идеи через личные контакты, акции, «Лимонку» распространяли через уличных торговцев на Нижнем и Верхнем рынках, через знакомых, раздавали по акциям. Нас никогда не было много, поэтому акции проводились совместно с другими политсилами. А потом началось противостояние в связи с уплотнительной застройкой, тогда мы стали активно сотрудничать с Протестным комитетом, были соорганизаторами палаточного городка на Крепостной горе. Нас было немного, но мы были активны и поэтому заметны. Как и когда познакомились с самим Лимоновым? Познакомились в Москве, куда приехал на съезд, это был 2004. Ему уже было за 60. Мне казалось, что его зажигала наша молодость, так как он до конца своих дней оставался боевым юношей «со взором горящим». Говорили о будущем России. Это был период достаточно жесткого противостояния власти, всей этой либеральной НЭПманщине, характерной для России конца 90-х начала 2000-х. Это последнее время Эдуард перестал критиковать российский истеблишмент, так как все, что было в программе НБП, постепенно начало исполняться самой властью. Да и сейчас, в последние годы все шло так или почти так, как он хотел: введение в оборот понятия «русский мир», возвращение Крыма, становление России как независимой политической силы на международной арене, конфронтация с глобальным Западом и так далее. Все то, о чем говорил Лимонов 20 лет назад, происходит в России сейчас. С Вашей точки зрения, НБП – это политизация эстетики или эстетизация политики? Политизация эстетики, все-таки. НБП никогда не была серьезной политической силой. Более того, она даже не пыталась, так как большую ее часть составляли музыканты, художники, поэты, профессиональных политиков там никогда не было. Впрочем, они туда и не шли, потому что НБП считалась маргинальной структурой и все понимали, что на ней политической карьеры не сделать и денег не поднять. Это была достаточно творческая бурлящая тусовка, скорее напоминающая пиратскую Тортугу, где были люди самых разных взглядов: правых, левых. При этом каждый из приходящих в партию был уникален: наверное, в этом и был феномен, инициированный Лимоновым. Через легендарную лимоновскую штаб-квартиру «Бункер» прошло немало культовых музыкантов и поэтов. Они приходили туда состоявшимися творческими единицами или же уходили таковыми? Они приходили туда уже талантливыми, просто в «Бункере» они черпали что-то новое, набирались впечатлениями, которые потом преобразовывали в творчество. Люди постоянно приходили и уходили, это был непрерывный процесс, долго там никто не задерживался. Но большинство из тех, кто там был, до сих пор с ностальгией вспоминают те времена. Интересный парадокс заключается в том, что самое «творчески богатое» время в НБП было тогда, когда Лимонов находился в тюрьме, то есть он дал импульс, а потом пропал, передавая, конечно, записки и инструкции. У нас в стране особое отношение к человеку, находящемуся в «местах не столь отдаленных»: сидит, значит, за правду. Расцвет был еще и потому, что не было того жесткого партстроительства, которое началось после выхода Лимонова из тюрьмы. Пока же партия росла во все стороны, а Лимонов воспринимался как герой, страдающий за идеалы, так что «Бункер» – несомненно, и его заслуга. НБП в тот период стало брендом, постоянно приходили разные люди с разными идеями, проектами. Ведь это было время до Селигеров и Машуков, креативной молодежи было некуда податься, и она шла к Лимонову. А потом начались партсъезды, на которых кого-то критиковали, кого-то выгоняли, то есть началось превращение творческой тусовки в КПСС. А до этого подобного не было, была большая пиратская республика, свободная тусовка. Ну и самый большой удар по бренду был нанесен союзом с Касьяновым и Каспаровым. Оба по очереди кинули Лимонова ради своих сиюминутных интересов, но именно этот тактический союз с либералами был началом конца партии. Из нее стали уходить наиболее интересные люди. Как Вы можете охарактеризовать Лимонова как писателя? Как писатель, это, безусловно, величина. Это человек, который четко выхватывал эпоху, которую описывал. В его произведениях реальность застывает навечно, как в куске янтаря. Для этого нужен особый талант. В последнее время Лимонов вновь стал больше писать. С чем это связано? Думаю, просто появилось время. Политической деятельности стало несоизмеримо меньше, меньше стало отвлекающих моментов, больше времени появилось на рефлексию. Ведь, по-хорошему, писательство – это рефлексия и саморефлексия. К тому же писатель, во многом, живет за счет гонораров, и чем дольше, тем это становится более актуальным. Лимонова часто сравнивают с писателями и поэтами Серебряного века, как человека меж эпох. Насколько Вы согласны с этим? Параллели сложно проводить: разные судьбы, разные времена. Можно заметить влияние того же Велимира Хлебникова, но Эдуард Лимонов уникальное, я бы сказал, глубже, он самобытное явление, гений нашей эпохи. Я бы сравнил Лимонова с Витей Цоем, оба парни с городских окраин, маргиналы, прошедшие нелегкий путь личностного и творческого роста, сделавшие сами себя. А вот с писателями и поэтами Серебрянного века я бы Лимонова не сравнивал. Лимонов - это четко конец XX – начало XXI века, со всеми его катастрофами и перипетиями. Насколько он может быть сейчас востребован для молодежи? Сейчас совершенно другая эпоха и даже когда мы говорим о протесте, то должны понимать, что нынешний протест представляют, как ни странно, рэперы, все остальное слишком блекло и тускло. Рэп – это плохая поэзия, никакая музыка, но в нем есть энергетика, он напоминает тот период, когда появился Егор Летов и «Гражданская оборона» стала знаменем нового протеста. Нынешнему поколению нужны другие ритмы и рифмы, чтобы достучаться до сердец молодых и вытянуть хоть кого из этого колеса Сансары: пожрать-поспать-побухать-сдохнуть. Нынешнее молодое поколение, запертое в своих гаджетах и социальных сетях, совершенно другое. Насколько была выполнена эстетическая программа Лимонова? С этим сложнее. Культ молодости и акцент на атрибутике, подчеркивание «стайности», ныне не модны. В одном отделении могли уживаться разные политические взгляды, дискутировали, говорили, читали, постоянно шел диалог. Сейчас такое просто невозможно.