Революция 1917 года и крестьянство. Вводная часть

Моё личное отношение к революциям и переворотам было и остаётся неизменным – любая из них имеет в своей основе системные проблемы, которые не решаются другим способом, как только коренным изменением общественных отношений.

Столбовой путь к революциям и переворотам прокладывают правящие элиты, присваивающие себе права и отказывающиеся принимать на себя ответственность. Дисбаланс прав и ответственность правителей гарантированно делает власть нестабильной.

И только после этого появляются всякие-разные парвеню, которые шатают режим, а также иностранные участники, кровно в его ослаблении или падении заинтересованные.

В этом отношении революция 1917 года была отнюдь не исключением. Первым кирпичиком в её здание была хартия дворянских вольностей, освобождавшая служивое сословие от обязанности тянуть пожизненно лямку, но оставляющая в неприкосновенности все привилегии, к этой лямке прилагаемые. Русское дворянство именно тогда сделало свой первый шаг в небытие.

Вторым, и уже не кирпичиком, а основательным фундаментом революции стал крестьянский вопрос и его неотъемлемая часть – вопрос о земле. Пока дворяне были фактически рабами царскими, в обществе существовал какой-никакой общественный договор – поместья с крепостными были их компенсацией за пожизненное придворное тягло.

Тягло исчезло, а поместья с крепостными остались, породив дисбаланс, несовместимый с жизнью данных отношений. Все последующие попытки властей этот дисбаланс сгладить, выражающийся в отмене крепостного права и столыпинских реформах, опоздали ровно на сто лет. Причем на эти сто лет вместе с реформами опоздала вся империя, потеряв темп развития а вместе с ним – и геополитическую конкурентоспособность.

Ярче всего потеря конкурентоспособности проявлялась во время войн – проигранная крымская кампания, крайне тяжелая и неоднозначно завершенная война с Турцией 1877 года, вчистую проигранная война с Японией... Однако в базе лежали чисто экономические обоснования, о которых говорят гораздо реже, страдая при этом фрагментарностью.

Итак, из-за запоздалости и половинчатости аграрной реформы, производственные отношения в России отстали от европейских на 100-200 лет. В результате чего:

Огромное количество крестьянского населения (около 80% или примерно 100 млн человек) в начале ХХ века находились вне товарно-денежных отношений. Их крайне скромные наделы земли, нулевая механизация их труда позволяла крайне скудно поддерживать собственное существование за счет ведения натурального хозяйства.

Весь зерновой экспорт, которым традиционно гордились в империи, обеспечивали считанное количество латифундий и не более пяти процентов крестьянских дворов. Все остальные и всё остальное не способны были прокормить даже самих себя, куда уж там участвовать в производстве экспортного национального продукта.

Давайте я в сухую публицистику добавлю эмоциональных и живых красок современника, которому нет ни одной причины не доверять – Л.Н Толстому. Вот как он описывал свою поездку по нескольким десяткам деревень разных уездов в самом конце 19 века:

«Во всех этих деревнях хотя и нет подмеси к хлебу, как это было в 1891-м году, но хлеба, хотя и чистого, дают не вволю. Приварка – пшена, капусты, картофеля, даже у большинства, нет никакого. Пища состоит из травяных щей, забеленных, если есть корова, и незабеленных, если ее нет, – и только хлеба. Во всех этих деревнях у большинства продано и заложено всё, что можно продать и заложить.

Из Гущина я поехал в деревню Гневышево, из которой дня два тому назад приходили крестьяне, прося о помощи. Деревня эта состоит, так же как и Губаревка, из 10 дворов. На десять дворов здесь четыре лошади и четыре коровы; овец почти нет; все дома так стары и плохи, что едва стоят. Все бедны, и все умоляют помочь им. "Хоть бы мало-мальски ребята отдыхали", -– говорят бабы. "А то просят папки (хлеба), а дать нечего, так и заснет не ужинаючи"...

Я попросил разменять мне три рубля. Во всей деревне не нашлось и рубля денег... Точно так же у богатых, составляющих везде около 20%, много овса и других ресурсов, но кроме того в этой деревне живут безземельные солдатские дети. Целая слободка этих жителей не имеет земли и всегда бедствует, теперь же находится при дорогом хлебе и при скупой подаче милостыни в страшной, ужасающей нищете...

Из избушки, около которой мы остановились, вышла оборванная грязная женщина и подошла к кучке чего-то, лежащего на выгоне и покрытого разорванным и просетившимся везде кафтаном. Это один из ее 5-х детей. Трехлетняя девочка больна в сильнейшем жару чем-то в роде инфлуэнцы. Не то что об лечении нет речи, но нет другой пищи, кроме корок хлеба, которые мать принесла вчера, бросив детей и сбегав с сумкой за побором... Муж этой женщины ушел с весны и не воротился. Таковы приблизительно многие из этих семей...

Нам, взрослым, если мы не сумасшедшие, можно, казалось бы, понять, откуда голод народа. Прежде всего он – и это знает всякий мужик – он

1) от малоземелья, оттого, что половина земли у помещиков и купцов, которые торгуют и землями и хлебом.

2) от фабрик и заводов с теми законами, при которых ограждается капиталист, но не ограждается рабочий.

3) от водки, которая составляет главный доход государства и к которой приучили народ веками.

4) от солдатчины, отбирающей от него лучших людей в лучшую пору и развращающей их.

5) от чиновников, угнетающих народ.

6) от податей.

7) от невежества, в котором его сознательно поддерживают правительственные и церковные школы.

Чем дальше в глубь Богородицкого уезда и ближе к Ефремовскому, тем положение хуже и хуже... На лучших землях не родилось почти ничего, только воротились семена. Хлеб почти у всех с лебедой. Лебеда здесь невызревшая, зеленая. Того белого ядрышка, которое обыкновенно бывает в ней, нет совсем, и потому она не съедобна. Хлеб с лебедой нельзя есть один. Если наесться натощак одного хлеба, то вырвет. От кваса же, сделанного на муке с лебедой, люди шалеют»

Следующую заметку я всю посвящу цифрам и справкам, а сегодня просто представьте: почти 45 населения страны существует на грани выживания и за гранью воспроизводства. Из механизации – деревянная соха и такая же лопата с лошадёнкой, которую хочется пристрелить из жалости. Изба с соломенной крышей, которую к февралю-марту скармливают скотине. И вот с таким вот "прицепом" империя "приехала" в ХХ век – век моторов, бетона и стали. Ёжику понятно, что революция была неизбежна. То есть "ЧТО" должно было произойти – сомнение не вызывало ни у кого, и весь вопрос стоял "КАК?"

Не знаю, как рабочим, а 80% крестьян в Российской империи терять точно было нечего. Зная, в каком состоянии находилась в начале ХХ века деревня, слова песни "Мёртвые с косами скинули царя" приобретают вовсе не аллегорический, а вполне прямой и очень зловещий смысл.

Современные историки разделились на непримиримые лагеря ленинцев и столыпинцев, которые самозабвенно рубятся между собой, уверяя, что только их кумир мог решить проблему деревни.

И столыпинскую, и ленинскую реформу я разберу подробно, опять же с иллюстрацией цифрами и воспоминаниями современников. От себя скажу словами Шарикова: "Да с обеими я не согласен!"

Вот что говорил Столыпин:

"Наша земельная община – это гнилой анахронизм, здравствующий … наперекор здравому смыслу и важнейшим государственным потребностям.

Дайте выход сильной личности в крестьянстве, освободите ее от воздействия невежества, лени и пьянства, и у вас будет прочная устойчивая опора для развития страны без всяких утопий и искусственных вредных скачков. Община в ее настоящем виде не помогает слабому, а давит и уничтожает сильного, губит народную энергию и мощь." (П.А.Столыпин. Из беседы с журналистом П.А.Тверским в 1907 году.)

Прекрасно! Великолепно! Что делать с сильными личностями, мы теперь знаем. Им надо дать возможность обособиться и обогащаться. Ок! А что вы, Пётр Аркадьевич, собирались делать с НЕсильными, коих среди крестьянства было 45? Им то куда выйти? На погост?... Нет ответа, ни у Столыпина, ни у его современных адептов.

Что касается Ленина, то тут совсем другой коленкор – он абсолютно правильно указывал на нещадную эксплуатацию крестьян и кулаком, и помещиком, и чиновником. Всё правильно. Именно так и было. Но вот каким образом у Ильича в угнетатели попали вообще все русские (великоросы) – то есть те же придавленные нуждой крестьяне – ума не приложу.

Точнее, каким образом попали – я как раз понимаю – надо было окучивать окраинные народы, а их бытовой национализм всегда был универсальным ключиком к окраинным головам и сердцам. Да и "наши западные партнеры" одобрительно кивали, услышав, что во всех бедах виноваты не только правящая в России немецкая династия, не только помещики и капиталисты (где русские были отнюдь не в большинстве), а хором все великороссы, без разделения на классы и сословия.

И это ещё хоть как-то извиняло бы, если бы декреты советской власти кардинально решили аграрную задачку с тремя неизвестными. Однако этого не было и близко. Сухие цифры статистики говорят об обратном – "Декрет о земле" только усугубил крестьянскую проблему. Решать её пришлось уже Сталину в ходе жестокой и местами кровавой коллективизации. Почему это произошло (и не могло не произойти) – поговорим отдельно – тема не терпит суеты, но требует большого количества справочного материала. Одним словом – продолжение следует.