Ура-человек

«Ура!» – его визитная карточка. Сергей Шаргунов бьётся за «воздух свободы», противостоит политическому «птичьему гриппу». Был гоним и сам нёсся по стране и горячим точкам, составляя «Книгу без фотографий». Теперь его «горячие точки» – конкретные люди с их болью и проблемами. Ради них и шёл в политику – иначе какой смысл?.. И при этом всегда верил в возможность чуда и чародейства, в силу того самого катаевского цветика-семицветика. «Лети, лети, лепесток... Быть по-моему вели...» Тут не только чудо, но ещё и мощная воля.

Шаргунов всегда мог позволить себе совершенно нестандартные поступки – что пощёчина общественному вкусу. И в этом не было никакой рисовки и сумасбродства. Не фальшивит, не врёт. При этом совершенно естественным стало то, что свою самую первую премию отдал находящемуся за решёткой Эдуарду Лимонову. С ним же сделал последнее интервью, как поклон уходящему.

Он состоит из искренности. Открытого и чистого сердца. В нашем циничном и гиперпрагматичном мире считается, что с этим не выплывешь. На самом деле всё иначе. Это спасательный круг, который помогал Сергею, когда его в своё время с улюлюканьем гнали из политики и захлопывали все двери. Брал в руки дворницкую лопату с отражением фотографии одиночества, а после, получив уверенность, что «могу быть», бежал не останавливаясь. Вперёд. Ура! Искренность направляла. Сейчас уже на депутатской ниве Сергей не скупится на эти спасательные круги, которые протягивает униженным и оскорблённым. Сопереживая и болея душой. Это очень большой талант, да и крест тоже.

Сергею Шаргунову удалось пробежать важную дистанцию в литературе, политике и жизни не увядшим, не потухшим, не стать разочарованным и не впасть в искушения. Сохранить себя, свою стойкость. Оставаться своим. Со взглядом младенца, с «детской простотой и энергичностью». Так он писал про Александра Проханова, но видел, конечно же, отражение этого утверждения и в себе. Как и «римлянина».

Всё та же вера в чудо, в его возможность помогает. А это вообще является фундаментальной основой отечественной цивилизации, её светом. И Шаргунов прекрасно его отражает. Является тем самым зеркалом преемственности этого света из глубины. Аристократом духа, но опять же это не поза, а естественное сочетание, за которым стоит талант, колоссальная работа и громадная ответственность.

Аристократизм здесь – именно что преемственность, тылы и фундамент. В своём беге у него всякий раз есть от чего оттолкнуться. Его святой – Сергий Радонежский. Его икону в своё время подарила Сергею Шаргунову Анастасия Ивановна Цветаева. И если это воспринимать за рукопожатие, то вместе с иконописным образом переходит бескрайняя стихия света, воинства, книжности и всего прочего, что составляет дух отечественной цивилизации. Вообще мотив преображения отрока Варфоломея в Сергия очень важен для Шаргунова, так ведь и для русской культуры чудо преображения является субстанциональным.

И, конечно, его батюшка – отец Александр, с которым так или иначе всегда приходится соизмерять свою жизнь. Вот поэтому ни шагу назад; вперёд, ура!

Был и бунт поповича, но это не разрыв, не размежевание, а обретение своей дороги. Впрочем, после выясняется, что если не оступаться, то все эти дороги на самом деле будут сходиться и взаимодополнять друг друга.

К его пути применимо ощущение целого, которое было присуще православному подвижнику. Ощущение полноты, неоставленности. Когда и в пустыне, в уединении, в постоянном борении с соблазнами и с самим нечистым, сохраняется чувство полка и цельности, когда и святые, традиция и братия, единомышленники с тобой рядом, плечо к плечу.

Со всем этим Сергей Шаргунов стал важным событием начала нового века, нового тысячелетия. С его поисками положительного героя, с «приключениями черни» и с «ура!», конечно, которое потрясло установившуюся инерцию траура, прервало депрессивный и деструктивный плач о погибели.

Он пришёл и заявил, что мир вокруг таинственный и многослойный, как луковичка Павла Флоренского. Отношение к нему должно быть трепетным, тогда он пойдёт навстречу, откроет свои тайны, обучит чародейству.

Важно ещё и то, что Шаргунов не «белый» и не «красный». Он преодолел это ранящее Россию противопоставление, как и односторонность, разъединение, и подошёл к пониманию пестроты, сложности жизни, которую не загнать в ту или иную нарядную формулу. Он всегда сам по себе, выбирает свой путь. Возможно, это наследственное, от деда – Ивана Ивановича, который был офицером, коммунистом, но при этом «чтил Бога».

Всему этому способствовала нутряная боль и сопереживание человеку. Подзабытое ныне коренное свойство отечественной литературы. Есть тут что-то и от мирского священства. Как он соизмеряет поступки перед лицом отца Александра, так и перед ним можно соизмерять, особенно когда речь идёт о совести.

Сейчас его растянутый, с вы­тянутыми рукавами свитер сменился на пиджак, но под ним всё тот же человек. Он не без метаний, не без тягостных сомнений, иногда и сознательно будто проверяющий себя на вшивость: сломаюсь – нет. Не ломается.

Шаргунов скорее писатель-репортёр, мастер малой прозы с тончайшим чутьём на жизнь. Малая проза – что его дыхание в беге. Причём вовсе не скользит по поверхности, а вбуравливается вглубь, улавливая потаённые взаимосвязи, из которых и вырастают образы в его прозе. Проникая за внешнюю оболочку реальности, постигает настоящий реализм, причинно-следственную связь вещей, узор мироздания.

Он рассуждает о пути, о судьбе, выстраивая понятие рода, а через него предобусловленности. В «Книге без фотографий» была поставлена цель «разгадать план, задание своей жизни». В сборнике рассказов «Свои» Шаргунов расшифровывает не только ребус памяти, но и это своё задание. Возможно, оно состоит в собирании «своих», своего пространства, которое было расколото и рассеяно глобальными геополитическими бурями.

Шаргунов утверждает идею целокупности, что «всё связано взаимно». В этом его философия, заключающаяся в поиске мистических связей и переплетений судеб, общих нитей, из которых складываются замысловатые узоры. Так звучит эхо рода, по которому можно идентифицировать своих.

В рассказе «Правда и ложка» из сборника «Свои» эти нити судеб материализованы в образе ложки, которая становится медиатором поколений, через неё отражающихся друг в друге. Огромная и значительная история заключена в простом. Её «алхимический сплав» – узелок судеб – писатель и пытается дешифровать. Один из узелков связывает с предком Борисом Герасимовым. Тот с луком и стрелами из веток в 1914 году «отправился спасать Россию». Также и Сергей Шаргунов пришёл в октябре 93-го к Белому дому. Такие же узелки судьбы есть у него и с Валентином Катаевым, биографию бега которого за «вечной весной» он написал, а через пару лет и подхватил знамя журнала «Юность». Промыслительный смысл во всём, чтобы его осознать, необходимо вглядеться в реальность особым, умным зрением и тем самым открытым сердцем.

Стиль жизни Шаргунова – бег и осмысление чуда, обретение его настоящего. Бунт на бегу. Созидательный. Да и как не бежать, когда сам «русский язык построен на мелодии простора». Он будто призвал к реализации гоголевского рецепта о необходимости проездиться по России, узнать её. Отмерить своими шагами, ведь без этих шагов и писатель не может состояться.

При беге усиливается ветер, который равен для него бунту. Ветер бунтует, ветер нашёптывает будущее, перспективы. Сергей не может оставаться на месте, потому что бег – его сущность, его жизнь. Такое движение связано с правдоискательством, с поиском настоящего, с желанием «узнать что-то важное, чтобы жить дальше».

Ещё в ранней публицистике Шаргунов писал о нехватке «созидательной умиротворяющей культуры». О настоящем искусстве, которое всегда «рвётся навстречу Утопии», то есть к идеалу, к тому самому чуду. Разве это чем-то отличается от того, что в своё время писал Дмитрий Лихачёв, рассуждая об истоках отечественной словесности? Когда говорил о том, что литература здесь всегда несла «сознание национального культурного, политического единства», что противопоставлялось раздробленности, обособленности и разъединению. Так получилось, что уже в наше время после долгих смутных лет заиграла смыслами всё та же глубинная музыка, которая была свойственна отечественной цивилизации испокон веку. Безусловно, у Сергея Шаргунова – одна из важнейших партий в этом хоре. Тем более что выступил его запевалой, отрицая «траур», взывая к «творческой энергии» и гордо неся своё «Ура!». Бросая вызов нигилизму, который ржавчиной поразил всё общество, и изгоняя «эссенцию «Ничто».

Одно время были опасения в духе лермонтовских «Дум» о поколении. Что взгляд на него так и останется печален, что пройдёт оно бесследно, тенью в пустоту. Но всё-таки этого не произошло, пришло поколение, которое разорвало инерцию распадных энергий. Оно вслед за киношным Данилой Багровым озвучило простое и понятное: «Я узнал, что у меня есть огромная семья». Герой Шаргунова ему вторит: «Я проникся красотой положительного. Почувствовал всю ущербность, всю неэстетичность и мелкую расчётливость распаденцев».

В своей публицистике он также говорит о противостоянии этим самым «распаденцам». О порочном и сужающемся «тухлом круге «элиты», который должна сменить «яркая, непродажная и умная». Вопрос этот до сих пор актуален. Дел впереди ещё много.

 

«ЛГ» поздравляет Сергея Шаргунова с юбилеем!
Вдохновения и неистощимой энергии для новых книг и дел!