В родстве с Сизифом

Энценсбергер в своих общественно ориентированных стихах продолжает традиции Бертольта Брехта. Тут мы находим разнообразные оттенки иронии, сарказма.

Ханс Магнус Энценсбергер. Головоломка: Стихотворения и проза / Пер. с нем. Вячеслава Куприянова. – –М.: ОГИ, 2019. – 1000 экз. 

 

Книга открывается довольно желчным стихотворением «Стихи для стихов нечитающих». Причём само название по-русски приобрело дополнительную странность: то есть получилось, что это стихи для стихов же, которые являются нечитающими! В оригинале первое слово в единственном числе. Между прочим, это стихотворение 1960 года. То есть Энценсбергер уже более полувека ситуацию с восприятием поэзии полагает апокалиптической. Впрочем, и вся коммуникативная ситуация в его стихах выглядит более чем проблематично. Все эти повторы, секвенционные построения текстов, как будто поэт настойчиво хочет кому-то что-то объяснить, добиться понимания. Но в конце концов оказывается, что слушателя нет, и текст становится абсурдным. В качестве очевидного примера можно привести «Песню о тех, которых всё касается и которые всё уже знают» или стихотворение «Осложнения», и особенно «Вслепую».

Энценсбергер в своих общественно ориентированных стихах продолжает традиции Бертольта Брехта. Тут мы находим разнообразные оттенки иронии, сарказма.

Парадоксальность поэзии Энценсбергера прекрасно звучит по-русски в мастерском переводе Вячеслава Куприянова. Например, как в стихотворении «Величины большого порядка»:

 

Чёрные дыры, тёмная материя,

не предназначены для нашего глаза.

Пусть вселенная лучше общается

с нашими аппаратами. О да,

они напрягаются,

наши учёные, они видят свет

на выходе детекторов,

им кажется понятным,

как за нашими спинами

сближаются Атто и Экса.

И из этого следует, что человек

есть мера всех вещей.

И всё-таки, без космических зондов

мы ещё в детстве заметили,

как мал Млечный Путь,

отражённый в капле воды.

 

Увидеть отражение большого в малом: к этому призывает во многих своих стихах поэт. То есть, несмотря на всё абсурдное, что он видит и запечатлевает, оптимизма всё-таки не теряет. И как истинный оптимист обращается к философии существования. В стихах с названием «Указание Сизифу», подчёркивая безысходность как ведущую мотивацию труда, он всё-таки заключает:

Таких тружеников не хватает,

корпящих молча над безысходным,

как траву, выпалывающих надежду,

и свой смех, грядущее, влачащих,

влачащих в гору свой гнев.

 

Поэт – довольно близкий родственник Сизифа! Тут уж ничего не поделаешь. Не будешь же отказываться от необходимости влачить в гору, то есть в письмо, свой смех и свой гнев. А то и свой романтизм, который тоже свойствен Энценсбергеру. И в таких стихотворениях, как «Поле гвоздик», «Вопросы в полночь», «Засыпание» – романтическое, можно даже сказать, собственно поэтическое начало проявляется весьма неординарно, по-настоящему драматично.

Словом, немецкий поэт предстаёт в год своего 90-летия на русском языке точно звучащим во всех регистрах, во всех диапазонах своего дарования.

Сергей Бирюков