«Сделай так, чтобы Ты был…»

Только и новостей, что Конституция и необходимость внести в нее имя Бога и укоризны одних, и пошучивание других – «других забот нет». Теория, де, политика, игра… А я вдруг вспоминаю, о чем говорил в прошлом году на церемонии вручения премии «Ясная поляна» и теперь гляжу на эти листки с удивлением, словно тема была поднята уже тогда и надо было подтвердить ее жизненность. Ведь правда – посмотрите.

Один из нобелевских лауреатов-ученых минувшего года опять отказал нам в существовании Бога, найдя эту «гипотезу» неперспективной. Но только куда денешь человеческое сердце? И вот три книги короткого списка, чьи авторы не ведают друг о друге и специально не думают о Толстом, не хотят разделяться в одной премии и одной духовной идее на свои и иностранные, и опять поворачивают мысль в небесную сторону.

Как они суждены друг другу – Ясная Поляна и Лев Николаевич. Ведь Ясная не место жительства, а небесная задача: сделать Поляну Ясной, а с ней такою же ясной и всю человеческую жизнь. И как матушка церковь не гневается на Льва Николаевича, а все-таки прав Михаил Осипович Меньшиков, писавший, что в начальные годы нового века в России были два светильника веры – Лев Николаевич и Иоанн Кронштадтский.

Лев Николаевич не церкви сопротивлялся, а искал Бога живого по росту трудно живущему в его час русскому человеку. Я думаю он улыбнулся бы сегодняшней книге Александры Николаенко «Небесный почтальон Федя Булкин» и, может быть, обнял автора.

Пяти, а потом семилетний мальчик Федя Булкин замучил бабушку вопросами к Богу, раз она говорит, что всё в Его власти. Вот пусть она за Него и ответит, почему есть смерть и почему, если Он справедлив, у бабушки можно украсть сумочку с пенсией, и почему ему, Феде, нельзя к папе и маме, которые умерли и живут у Бога в Небесном граде, и почему Он их не отпустит к Феде, который так тоскует по ним.

И в конце книги я уже прячу от себя глаза, чтобы не заплакать. Когда мальчик за всех нас просит: «Господи, сделай так, чтобы Ты был!» и просит бабушку написать Богу письмо, что он болел и умер, чтобы не ходить в школу и быть с родителями в Небесном граде. И бабушка долго пишет, а  Федя потом видит, что это записка «О здравии» и он в ней – на первом месте. И еще много их с бабушкой  знакомых и близких. А во второй записке «Об упокоении» только его мама и папа. И он вычеркивает себя из первой записки и втискивает во вторую между папой и мамой. Но тут же вспоминает, что бабушка-то осталась в первой, а как же он без нее?

Как тут выбрать? И он отрезает все имена, потому что список должен быть один, чтобы все было справедливо и чтобы  смерти не было, и оставляет в записке только слова: «Богу о нас». О нас – живых, любящих, сомневающихся... И мы тотчас видим, что и вся эта книга – Богу о нас – и я с горечью вспоминаю такие же детские слова Валентина Григорьевича Распутина в одном из его рассказов: «Господи, поверь в нас, мы одиноки».

И почти с удивлением читаю потом в нашем списке книгу чилийца Эрнана Риверы Летельера «Искусство воскрешения» с ее святыми грешниками селитреных пустынь, где ходит по пустыне свой бедный народный Христос, любимый, почитаемый, осмеянный (Горький вон еще когда смеялся, что приди сегодня Христос, его девки в деревне засмеют). И вот ему каются одни, норовят коснуться плаща другие, просят благословения третьи, и глумятся и гонят в шею и остерегают от него верующих храмовые проповедники. Но он идет по всей стране понятный, насквозь свой, и дети бегут за ним с криком «Дон Христос Мороз» и ждут подарков, матери просят исцелить детей,  неверы честят «вшивым святошей и умалишенным», а начальники шахт – смутьяном и агитатором. Как звали и отрицали бы, верно, и мы сегодня живого Сына Божия, приди Он к нам.

Он останавливается в книге на самом бедном прииске в час забастовки и находит там любимую рабочими святую проститутку по имени Магалена Меркадо, которая с детства мечтала быть святой Магдалиной и служить церкви, да вот еще в девочках была растлена священником, и вот сейчас в своем грешном ремесле свята и чиста перед людьми. И ни оба светят миру простой жизнью и правдой.

Это «Евангелие от Летельера» смущает, даже мучает, потому что оно не просто сочинено. Этот чилийский Христос был реален и его звали Доминго Сарате Вега. И книга не зря зовется «Искусство воскрешения», потому что автор действительно воскресил Христа во всей его нынешней бедности и свете, в великой тоске по живой вере, чтобы вернуть людям небо в его простом и вечном смысле, которое останется таким вовеки, несмотря на неперспективность этой «гипотезы».

Этот дон Христос первым обнял бы Федю Булкина и понял шахтеров Донбасса из романа Сергея Самсонова «Держаться за землю», которые там под землей одни хранят человеческую справедливость, пока на поверхности  политики рвут тело этой земли и человека.

И  Бог отводит от шахтеров  последнюю беду, потому что «Бог не Тимошка», он видит, как они тратятся душой  и Ему обидно за шахтеров, которые, может,  верить особо не верят, но и от того, во что не верят, не спешат отказываться, потому что  не зря матери в детстве  шептали им, что Христос впереди, а Богородица сбоку.

Книжка вышла яростная, бесчеловечная, как нынешние время и судьба, так что прочитай ее перед Госдумой и Радой и они самораспустятся от стыда – как эти зло, человеческое поругание  и неправда возможны в наше такое «свободное и гуманное время»?  Это уже и не литература, не текст а кусок страдающего сердца автора и читателя, и тут сквозь бои, кровь, ложь, беду и страдание, слышно то же мучительное: Господи, сделай так, чтобы ты был, чтобы была еще возможна высшая правда и ответственность.

А иначе останутся один пустые соглашения, голова в кустах, зло без границ, конец истории и нравственная смерть Украины и России, как живого  единого перед Богом народа. И у них, как и у нас, с той и другой стороны: выбор, выбор. Сделай так, чтобы «список был один» и чтобы не было смерти и тогда возможно не будет и неправды, потому что ей некуда будет спрятаться от небесного света

Все три книги – три письма Богу о нас. И литература опять без страха глядит  с князем Андреем в Аустерлицкое небо и принимает на себя ответственность за человечество и Лев Николаевич все крепит наше сердце и все живет посреди нас и все так же требовательно ищет миру ясности и правды.

Нет, спор нынче идет не схоластический. Литература, как всегда, слышит проблему первой.

 

Валентин КУРБАТОВ