Эльман Пашаев: У меня еще есть моральные ценности, и я из-за этого очень страдаю

Журналист Евгений Додолев взял интервью у адвоката Эльмана Пашаева, в котором попытался не только выяснить некоторые подробности этого громкого дела, но и постарался понять позицию человека, защищающего интересы актера Михаила Ефремова.

— Эльман, вам рекомендовали взяться за дело Ефремова или, напротив, кто-то Михаилу обозначил вашу кандидатуру в качестве защитника? Инициатива с чьей стороны исходила — доверителя или юриста?

— Когда ДТП случилось, я как раз прилетел в Ростов, в первом часу ночи. Только из самолета вышел, мне позвонили и до утра уговаривали, чтобы я вернулся обратно. Это очень серьезные люди. К сожалению, я не могу называть имена.

— Из мира политики люди или из шоу-бизнеса?

— Пожалуйста, не будем уточнять. Они почему долго меня уговаривали? Эти люди знают результаты моей работы.

— Почему не сразу согласились?

— Не люблю громкие дела. Я понимал, что будет крайне резонансное дело, журналисты мне работать не дадут.

— Вам не дают работать журналисты?

— Не дают работать, поверьте. 24 часа в сутки. Если я телефон не отключаю, днем и ночью звонят, интересуются. А мне работать надо. У меня же не только Ефремов.

— Да, у вас 150–170 дел в год. Получается, что времени-то на каждого доверителя совсем немного.

— А я же не психолог, чтобы их успокаивать постоянно. Я как хирург: пришел, прооперировал и жду выздоровления пациента.

— Ваш оппонент, адвокат потерпевших, господин Добровинский, сказал, что он берется за дело, только когда уверен в выигрыше. У вас такая же позиция?

— Ну, само собой, конечно. Я про Добровинского не хочу говорить ничего. Насколько я знаю, он уголовными делами не занимался. Может быть, в других делах он профессионал, абсолютно в этом не сомневаюсь.

— Он как раз профессионал в смысле общения с прессой, я вам могу сказать как журналист, с ним комфортно.

— Я, что касается общения с журналистами, в сравнении с ним — ноль (смеется).

— Так вы беретесь за дела, когда не уверены в победе?

— Нет, конечно.

— Значит, и в данном случае — с Михаилом Олеговичем Ефремовым — уверены в благоприятном исходе для вашего доверителя?

— Я несколько раз аналогичные дела прекращал, освобождал из-под стражи и получал хороший результат.

— Что вы называете «аналогичным делом»?

— ДТП. Со смертельным исходом. Водитель в состоянии алкогольного опьянения.

— Вы перечисляли категории людей, которых не взялись бы защищать. И, кроме стандартного набора (торговцы наркотиками, педофилы), там еще прозвучало: не стали бы защищать человека, который обидел беременную женщину.

— У меня принцип: в отношении беременных женщин, детей, стариков наших — любое преступление недопустимо, для меня это свято.

— Анатолий Кучерена, известный адвокат, мне говорил, что нет такого человека, которого он не взялся бы представлять.

— Он прав, профессионально он прав.

— Значит, вы тогда неправы, получается?

— Я в этом неправ, конечно. Но у меня своя система моральных ценностей. Я в детстве стал сиротой. За рулем «КамАЗа» был пьяный водитель, выехал на встречку, погибли 6 человек. Маме было 39, папе 46, одному брату 18 лет, другому — 5, племяннику годик был, и дядина жена ровно месяц была замужем, ей 20 с чем-то было. В одной машине. Все погибли, вся моя семья и родственники. И вот, когда мне говорят, что я издеваюсь над потерпевшими... Я сам знаю, каково быть потерпевшим!

Папин двоюродный брат был прокурором. Он, когда узнал, что у того водителя двое малолетних детей, дал команду, чтобы не «закрывали» его. Ну, пьяный водитель, он же не умышленно убил...

А здесь что видим? Неполноценная семья. Труп еще не остыл, а они по телеканалам бегают, собирают деньги...

— А как у вас складываются отношения с родственниками Михаила Олеговича?

— Я только Никиту знаю, старшего сына. Он очень хороший парень, в самом деле.

Соня — это жена, ей низкий поклон. Это на сегодняшний день тыл Михаила.

— Вы жестко проехались по дочери Михаила (Анна Мария, дочь от четвертой жены, Ксении Качалиной. — «ВМ»). Сказали, что «я, как кавказский мужчина, слово «лесбиянка» не признаю».

— Вы знаете, я не перевариваю это. У меня еще моральные ценности есть. Мои корни никуда не денешь.

— Как могут быть у адвоката «моральные ценности»?

— Вот в этом и проблема большая. Я из-за этого очень сильно страдаю.

— Хороший товарищ Михаила Олеговича — Иван Охлобыстин — заявил, что на самом деле Ефремов хочет в изолятор.

— Ну я же с Охлобыстиным сам разговаривал. Вообще-то, Михаил в первый день хотел в изолятор. Человек настолько был пьян… Вот три дня я не мог понять, с кем я разговариваю. Невозможно было, человек отходил. Только потом уже Михаил начал понимать.

— Начал понимать, что произошло?

— Это я раскрою на судебном заседании. Сейчас государственное обвинение предоставляет доказательства. Потом выступит потерпевший, а потом мы будем. Вот тогда, когда наша очередь наступит, и представим все аргументы.

— Тот аспект, что ваш доверитель — профессиональный актер, очень многих людей подталкивает к разным выводам. Допустим, когда его увезли в больницу, говорили, что он сыграл этот приступ.

— Вы знаете, Бог этим людям судья. Эти люди потеряли честь, совесть и мораль. Я подругому не скажу. Михаила как овощ привезли. Я же позже приехал, в суде задержался. Врачи мне говорят: «Вы знаете, его надо немедленно госпитализировать, у него ситуация никакая». Я такого беспредела не видел: секретарь суда находится у пристава в кабинете, с кем-то разговаривает, решение принимают, что делать врачам. Врач не должен согласовывать — пациента можно увезти или нет.

Я был у председателя Пресненского суда, на эту тему с ней разговаривал. Говорю: «Вы поймите, это дело политическое». Я «погасил» американского журналиста, европейского журналиста, украинского журналиста. Они все хотели из этого делать шоу, якобы этот процесс — заказ Путина. А я им сказал: «Подождите, а Путин ему наливал?»

— Ну, Джигурда говорит, что ФСБ подстроила аварию.

— Это глупость.

— Кстати, насчет Путина. В социальных сетях обильно обсуждали ваш рассказ о том, что на кухне у Михаила…

— Это правда, у него портрет Путина висит.

Многие, может, думают, что он хочет Путиным прикрываться, чтобы ему меньше срок дали. Это глупость. Я его спросил: «Вот, стишки вы читали про Путина. Это что такое?» Он говорит: «Эльман, я актер».

Вот играет педофила актер, он что, педофил? Актер на экране или на сцене кого-то убивает, он что — киллер? Мы забыли, что есть два Ефремова: актер Ефремов и личность Ефремов.

Я серьезно взялся за эту семью, за их защиту, когда увидел, что это за люди.

— А что за люди?

— Крайне добросовестные, крайне порядочные люди. Я даже порой шучу, говорю: «Вы чего, не из сферы искусства, что-ли?» (Смеется.) У Михаила, знаете как? Что нравится, не нравится — все в лоб высказывает. А многие таких людей не любят.

Соня, жена, — то же самое. У нас вообще-то с ней первоначально были очень плохие отношения.

— Разве?

— Само собой. Потому что я никому не позволяю в работу вмешиваться. Она хотела узнать все. Я говорю, нельзя, не могу рассказать. Потому что, я думал, она поделится со своей подругой, мамой... Но вот в этом я ошибся. Я потом понял, что она — за семью: «Эльман, мы вам мешать не будем».

— Ну а ее-то хотя бы в какие-то вещи посвящаете, которые почему-то, ссылаясь на тайну следствия, категорически отказываетесь рассказывать журналистам? Допустим, по вашей версии, в тот трагический вечер Миша ехал к матери какого-то своего товарища из Одессы?

— Да, это правда.

— Почему вы скрываете имя этого человека?

— Он отказался (речь идет об актере Алексее Горбунове, поддержавшем Евромайдан. — «ВМ»). Я очень сильно расстроился. Говорит, «пожалуйста, не надо называть мое имя».

— Вы с ним общались?

— Конечно. Он сказал, сейчас общественный резонанс такой, пожалуйста, не надо. Говорю: «Вы же друзья, он не просто так поехал». Он: «Поймите меня правильно». Я говорю: «А почему Михаила никто не хочет понять? У него трудные дни. И именно здесь нужны друзья, а не за столом». Но человек отказался. Я лично общался с ним дважды.

— Вы считаете, президент Путин находит время следить за этим делом?

— Вы как себе представляете, Путину делать нечего, сидит только смотрит, чем у Ефремова дело закончится? Если бы до него всегда доносили, как есть на самом деле, уверяю, он всегда принимал бы правильное решение. Он не захочет, чтоб невинный человек сел.

Я не хочу из дела Ефремова шум делать, вот эта наша нынешняя работа меня жутко колбасит. Раздули ради пиара.

— Вам не кажется, что вы, возможно, не самую лучшую услугу оказали Михаилу, когда сказали, что писали текст видеообращения, которое он зачитал? Потому что люди-то исходили из того, что человек раскаялся, говорит, что нет уже Миши Ефремова, понесу наказание. И вдруг выясняется, что он просто как актер зачитал это.

— В этом плане мне «нравится» работа журналистов. Журналистам что нужно? Хайп. И когда я им объясняю, что я редактировал текст, они отвечают: «Вы же сказали, что написали». И я уже с иронией: «Нет, все я написал». И понеслось. Я без тормозов вообще-то. Что приходит в голову, я всегда говорю. А это многим не нравится.

— Андрей Вадимович Макаревич написал у себя в социальной сети, что обоих адвокатов, имея в виду и Пашаева, и Добровинского, надо лишить лицензии. Вас огорчает, что вы в глазах многих людей репутационно теряете?

— Отвечу. С утра до вечера что делают с Путиным? С утра до вечера? Вы видели, что Путин на кого-то реагирует или обращает внимание? Этот человек для меня кумир. Это правда. Я не являюсь членом какой-то партии. Нет. Я сам спортсменом был. И я вижу, как…

— Но не дзюдо же, нет?

— Но тоже боевые искусства — тхэквондо. И кикбоксинг. Знаете, я вижу результат. Можно я скажу? Вы будете смеяться. Есть люди, которые про меня говорят: «Он с таким акцентом разговаривает. Как он защищает?» Мой ответ: Сталин очень плохо говорил. Результат какой? Войну выиграл. У хирурга не спрашивают: «Ты как говоришь?» У хирурга спрашивают: «Какой ты результат дал?».

— Как примерно рассуждают люди, я понимаю. Многие помнят историю с Радзинским, который выехал на встречку, убил девушку, сделал покаянное заявление, что, мол, меня никогда больше никто не увидит, я жутко переживаю, раскаиваюсь, и вот несколько лет прошло, он снова в эфире сидит, как бы все забыто. А другой человек на его месте, условно говорю, Захаров, в кого-нибудь въехал бы, и его бы упекли на полных 12 лет...

— Это неправда. Я вам искренне говорю: если Михаил хотя бы помнил, что было, неужели я отказался бы от признания вины; это же является отягчающим обстоятельством, когда есть железные доводы, доказательства, и человек не признает вину. Ему дадут 7–8 лет как миленькому.

Но я изучаю все и понимаю — вообще ничего в материалах дела не соответствует действительности. Везде «со слов, со слов, со слов». Ни одного доказательства.

Вопрос: вот Михаил выезжает, сопровождает его машину видеокамера. Момент ДТП есть. А где видео после? Почему не показывают народу? Неужели, думаете, я сумасшедший, и если бы я увидел такое видео, то сказал бы: Михаил, нет, мы не будем признавать вину? Адвокат обязан исследовать, выяснить все детально, а потом согласовать свою позицию с подзащитным. Здесь провокации нет. Здесь есть определенные моменты..

Читайте также: Ефремов зачитал стихи, посвященные погибшему Сергею Захарову