Выход из периферии: почему странам Центральной Азии выгодно вступление в Евразийский союз
После распада СССР некогда составлявшие его республики и страны соцлагеря начали искать свои пути развития, и геополитическая структура Евразии начала меняться. Однако если многие страны Восточной Европы устремились к евроинтеграции, южные соседи России сохранили с ней более тесные отношения. Из пяти стран Центральной Азии две уже состоят в ЕАЭС, а Узбекистан находится в процессе становления наблюдателем объединения. Кроме того, интеграционные процессы идут по линиям ОДКБ и ШОС. О том, почему пути становления независимых государств Восточной Европы и Центральной Азии так разошлись и чем привлекает центральноазиатские страны евразийская интеграция, читайте в статье независимого исследователя Бахтиёра Алимджанова.
За последние 30 лет изменилась траектория исторического развития стран бывшего соцлагеря, при этом пошли они разным путями. Отказ отдельных восточноевропейских стран от опеки Москвы, ставка на собственное развитие и крах мечты в 90-х подтолкнули их к объятиям ЕС. В Центральной Азии наблюдаются схожие процессы, но с другим вектором: Казахстан и Кыргызстан – в составе ЕАЭС. Узбекистан находится на пути к получению статуса наблюдателя.
Есть одна важная черта, которая отделяет восточноевропейские страны от центральноазиатских. Государства Восточной Европы имеют ясную идеологию: мечту жить как на Западе, иметь такую же благополучную экономику. В странах Центральной Азии, особенно в Таджикистане, Туркменистане, Узбекистане определенной «мечты», ясной идеологии нет. Мечта в этих странах имеет неофеодальную окраску, они против западного образа и стиля жизни. Патриархальность и консерватизм являются основой их жизненного уклада.
Невзирая на модернизацию центральноазиатских стран в советское время, возрождение местных традиций и институтов породило странную гибридную постколониальность.
Одновременно в Центральной Азии, как и в Восточной Европе за последние 30 лет процветает своеобразный национализм, гибридный авторитаризм, культурное возрождение. Еще одна важная черта, которая объединяет их в настоящем: эти страны так и не смогли осуществить свою мечту. Экономически, культурно и идеологически они остаются на задворках истории и им отведена роль догоняющих и перманентно модернизирующихся.
Периферийность и культурная зависимость
Существует несколько параметров, которые делают похожими Центральную Азию и Восточную Европу. Первый параметр, который исторически сближает их – периферийность. Центральная Азия (советская Средняя Азия и Казахстан) считалась экономической периферией СССР, как Восточная Европа была периферией Запада. Центральноазиатские и восточноевропейские страны сформировались как государства в начале XX века после великих потрясений. Вторая мировая война усилила периферийность этих территорий. Восточноевропейские народные демократии и советские среднеазиатские советские республики обрели политическую независимость почти одновременно. При этом политический суверенитет не переместил их в центр, а наоборот, усилил их периферийность.
Второй параметр – национализм, который проявлялся как синтез/отказ от культурной зависимости от крупных держав. В XX веке Центральная Азия и Восточная Европа сильно культурно зависели от метрополий. Хотя формально уже не существовало ни Российской империи, ни Австро-Венгерской монархии, население регионов переживало синдром постколониальности, который выражался в национализме. В ЦА в 70-80-е гг. национализм проявился в сфере языка и культуры, в Восточной Европе интеллигенция ратовала больше за политическую независимость и мечтала о капитализме. Именно разные формы национализма породили странную революционную ситуацию в 80-е гг., и после потери ими региональной идентичности в 90-е гг. национализм завел в тупик экономику этих стран.
Стремясь восстановить региональную идентичность, политические лидеры пытались создать наднациональные региональные образования. Так появилась Центральная Азия в 1993 г. и Вышеградская четверка в 1990 г. ЦА оказалась неспособной решать насущные проблемы региона, а Вышеградская четверка защищает интересы региона в ЕС. Скорее всего, Центральная Азия как политический совещательный институт в скором времени также будет выполнять схожие функции в ЕАЭС.
Схожесть политической истории
Прежде чем приступить к историческому обзору по странам ЦА в 80-е гг., постараюсь провести некоторые параллели с восточноевропейской политической историей. В 80-е гг. в Румынии, Болгарии, Венгрии правили несколько десятков лет вожди (Николае Чаушеску, Тодор Живков, Янош Кадар). В советской Средней Азии была схожая ситуация: в Казахстане бессменно правил Динмухамед Кунаев, в Узбекистане – Шараф Рашидов. Интересно, что политическая чистка и экономическое выздоровление начались здесь раньше, чем в восточноевропейских странах. «Рашидовщина» и «хлопковое дело» показали порочность местной политической системы.
Хотя здесь неуместно проводить аналогии с Чаушеску или Живковым, налицо неизбежность кризиса после долгого процветания культа личности местных секретарей. Перестройка только усилила эти процессы, то есть критика действий брежневских ставленников, новая идеология – «жить по-новому и думать по-новому» – в среднеазиатских реалиях привели к другим результатам. В Восточной Европе не сразу удалось снять с должностей брежневских креатур: пришлось провести очень сложную игру.
Отказ от брежневской доктрины в Восточной Европе, смена политических долгожителей, победа «бархатной» и «медленной» революций – это результат внутренней политики СССР в среднеазиатской периферии. Только в отличие от Восточной Европы, в Средней Азии Москва сменяла лидеров по своему усмотрению и не допустила никаких «цветных революций» в регионе, сохранив власть партийной номенклатуры в новых реалиях.
Бурные события 1989 г. в Восточной Европе были сигналом для местных среднеазиатских элит. Они боялись потерять власть, и поэтому пошел обратный процесс. Бывшие коммунисты, комсорги и активисты научились говорить новым языком и перехватили инициативу у творческой интеллигенции.
В 1989 г. в Казахстане и Узбекистане к власти пришли молодые управленцы (Назарбаев и Каримов), которые умели говорить на новом языке и пытались конкурировать с националистами и исламистами. Поэтому в советской Средней Азии произошла революция наоборот: у власти в основном остались старые кланы и старая номенклатура, «мыслящая по-новому». Не произошла люстрация власти, интеллигенция была взята под контроль, оппозиционеры – физически и морально уничтожены, увеличилась эмиграция интеллигенции.
Эта ситуация частично напоминает Румынию и Венгрию в 90-е гг. В Румынии обладали реальной властью бывшие члены Секуритате (национальная безопасность), Венгрию покинули более 500 тысяч специалистов. В отличие от Румынии в бывшей Чехословакии, Польше, Болгарии произошла люстрация. Почти во всех странах Восточной Европы пошел процесс декоммунизации и десталинизации. Вместо этого в Центральной Азии в 90-е гг. появился новый гибридный авторитаризм с человеческим лицом (иногда), который формально придерживался идей демократии и рыночной экономики.
Казахстан в 80-90-е гг.
Казахский национализм в формате политического и культурного возрождения начался в 80-е гг. среди русскоязычной казахской интеллигенции. Открытое недовольство проявилось в декабре 1986 г. после назначения Геннадия Колбина в качестве первого секретаря, что вызвало волнения в Алматы. Это было первое открытое несогласие с решением Москвы. Впоследствии декабрьские события обрели сакральный характер в казахстанской историографии и исторической политике.
Перестройка стала катализатором движения за признание местной интеллигенции, казахского языка и культуры. Но дальше этого не пошло. Приход к власти Назарбаева в 1989 г. предвещал начало новой эры в условиях демократии. Интересно отметить, что Назарбаев в 90-е гг. наиболее близко подошел к реализации восточноевропейской мечты: провел экономические реформы, привлек иностранных инвесторов. Поэтому думается, что казахстанская элита активно использовала восточноевропейский опыт, что привело к осуществлению казахстанского экономического чуда. Хотя в дальнейшем Назарбаев отказался от многих принципов 90-х гг., и даже заявил: «Мы видим другие сны, чем европейцы». Вхождение в ЕАЭС – это тоже решение экономических и политических проблем Казахстана согласно восточноевропейскому опыту.
Кыргызстан в 80-90-е гг.
Киргизия (особенно северная ее часть) была наиболее русифицированной и культурно модернизированной. Национальное возрождение началось с литературы (термин манкурт). Чингиз Айтматов стал лидером национального возрождения, но он не стал, как Гавел, президентом суверенного Кыргызстана. В 1991 г. президентом стал академик Акаев. Это немного напоминает нам профессора Эмиля Константинеску, который стал президентом Румынии в 1996 г., но не смог ничего изменить, и, по его словам, «был побежден системой». Кыргызстан, в отличие от республик Восточной Европы, довольно хорошо относится к советскому прошлому, то есть, десоветизация полностью не произошла. После цветных революций в конце концов он вернулся в ЕАЭС.
Таджикистан в 80-90-е гг.
В 80-е гг. в Таджикистане, как и в других республиках ЦА, также происходили схожие события (национальное возрождение, Растохез). Начавшаяся в 1992 г. гражданская война напоминает нам распад Югославии, то есть войну национальных элит. Однако Таджикистан в итоге сохранил территориальную целостность.
В отличие от стран Восточной Европы, в Таджикистане нет сменяемости власти, хотя формально сосуществуют разные политические партии, от исламских (бывшей ПИВТ) до коммунистических. Кроме того, в Таджикистане спокойно относятся к советскому прошлому.
Туркменистан в 80-90-е гг.
В Туркменистане слабо проявился национализм. В 1991 г. президентом стал Сапармурат Ниязов, который мало чем отличался от советских первых секретарей. Туркменистан сложно сравнивать с восточноевропейскими республиками. У него большая территория и огромные запасы газа. Туркменистан – яркий пример клановости, авторитаризма и неофеодализма, против которого формально боролась советская власть и восточноевропейские демократы. Он следует своей мечте оставаться закрытым от мира.
Узбекистан в 80-90-е гг.
В Узбекистане в 1980-е гг. тоже началось движение за национальное возрождение (Бирлик, Эрк). Приход к власти в 1989 г. Ислама Каримова породил странную ситуацию: началась борьба за власть старых коммунистов и интеллигенции. Победа осталась за Каримовым, Салих Мадаминов не смог стать узбекским Гавелом. В 1990-е гг. Каримов пугал население последствиями «шоковой терапии», которая происходила в Польше и РФ. Таким образом, происходящее там способствовало укреплению гибридного авторитаризма в стране.
В начале 90-х Узбекистан хотел стать современным государством, ориентированным на Запад, но в результате превратился в оплот гибридного феодализма и авторитаризма. Элита лавировала между исламистами и интеллигенцией. В конце 90-х эмигрировала интеллигенция (напоминает Венгрию), исламисты ушли в подполье. Узбекистан частично перешел на рыночные рельсы, возникла идеология светлого будущего и имитация демократии. В результате реформ у Узбекистана открылась перспектива интеграции в ЕАЭС.
Заключение
В странах Центральной Азии в 80-90-е гг. случилась «революция наоборот»: говорили об одном, получили обратное. Восточноевропейские страны получили некоторые виды западного образа жизни, свободу слова. Конечно, в обоих регионах рухнула экономика, увеличился отток населения на Запад (Польша, Венгрия, Узбекистан, Таджикистан). В Центральной Азии с 80-х гг. не было цели выйти из состава Советского Союза, а восточноевропейцы активно стремились к Западу. В ЦА модернизация еще не была закончена, в Восточной Европе начался следующий этап: государство всеобщего благоденствия. У центральноазиатских элит не было ясной мечты и программы, как у восточноевропейских интеллигенции и элит. Восточная Европа в 2000-х гг. стала частью ЕС. Этот процесс можно назвать концом модернизации и становления новой мировой периферии. ЕАЭС вернет страны Центральную Азию в мировую периферию и даст шанс для дальнейшей модернизации.
Бахтиёр Алимджанов, кандидат исторических наук, независимый исследователь (Ташкент–Санкт-Петербург)