Андрей Архангельский: О «квартирном героизме» 21 века
Кусок эфира
Евгений Бунтман: Дистанционное обучение – это проблема, как вы считаете?
Андрей Архангельский, редактор отдела культуры журнала "Огонек": Вы понимаете, я бы назвал это вызовом. Это не проблема, а вызов. Естественно, мы говорили только что о том, что это вызвало шоковое состояние у многих родителей, не говоря уже об учениках. Но вы знаете, Евгений, я подумал вот о чем. Давайте рассмотрим эту проблему, так сказать, шире. В контексте культуры. Не секрет, что в последние, скажем, 20 лет, у нас система образования, она, в общем-то, слагается в очень большой степени из такого патриотического сегмента. Нас опять, и маленьких детей, и подростков, и студентов учат на каких-то героических примерах. Понятно, что это такой материал из советских времен, все эти примеры патриотические.
Они, может быть, немного сглажены, воспринимаются не так остро. Но, насколько я знаю, система образования по-прежнему опирается на эти образцы. Если вы зайдете в крупный книжный магазин, как обычно говорят гости «Эха Москвы», если вы зайдете в крупный книжный магазин, который в центре города находится, вы увидите там, например, реплики советских книжек о героических, о пионерах-героях, например. Очень качественные издания.
Видно, что система образования очень с большой привычкой, с большой страстью возвращается, опирается на эти героические примеры. Я сам – советский школьник, я помню все это. И вот у меня… Я к чему это все говорю. Карантин, по большому счету, не бог весть что, не бог весть какое испытание. Тем не менее, не кажется ли вам, Евгений, что даже такое испытание как карантин, оно не вызвало у школьников и у их родителей, учителей тоже, не вызвало вот это ощущение, что это как раз и момент, когда надо немного собраться, немного проявить себя. И вот это самое усилие, такой вот героизм, который нельзя сравнить, допустим, с военным периодом. Тем не менее, такая небольшая героика. Нужно немного себя взять в руки, сделать небольшое усилие над собой. И почему-то даже в малой степени это никак…
Нас учили на героических примерах. Помните, как советская система учила? Дети, которые у станков стояли. Пионеры-герои. Почему-то эта героическая направленность никак не наложилась на нынешнюю ситуацию, никто не воспринимает ее как вызов.
Е.Бунтман: Она сама собой должна была наложиться? Как это должно произойти? Я не очень себе представляю. Преодоление должно быть ради какой-то цели.
А.Архангельский: В этом-то и дело, потому что цель, собственно говоря, не проговорена. Ее можно сформулировать так: можно победить… Эпидемия в каком-то смысле тоже враг. И если мы ее рассматриваем в рамках привычного героического, значит, мы должны в какой-то степени противостоять этому врагу, защищаться. И, тем не менее, сохранить себя, сохранить свою цивилизованную жизнь. Вы совершенно правы, когда говорите, что цель не определена или, так сказать, явно не сформулирована. Именно потому, что никто до этого не говорил о том, что мы живем прекрасной жизнью. Никто не делал акцент на том, что наша цивилизованная жизнь со всеми нашими гаджетами, возможностями, открытым миром… Никто не делал акцент на том, что это – достояние, что это нужно беречь. И у человека по праву возникает ощущение «А за что я буду бороться? Ради чего я буду напрягаться?». Нет ответа.
Е.Бунтман: Есть вполне себе такие индивидуалистические цели. Есть ЕГЭ. Получение образования. Понятно, что студенты-медики вряд ли могут учиться дистанционно все время. Но и студентам-филологам тоже нужны какие-то коммуникативные связи, без которых невозможно образование полноценное.
А.Архангельский: Смотрите, многие из нас, большинство из нас, получили какой-то новый специфический опыт за эти 8 месяцев. Мы обнаружили, что многое можно делать, многие наши связи поддерживать, восстанавливать, реанимировать, поддерживать с помощью гаджетов, с помощью техники. Опять же, если воспринимать это не как проблему, а как вызов, дверь в новый мир… Наверняка мир всеми этими наработками эпидемиологическими будет пользоваться и после этого. Это ведь можно воспринимать и как возможность расширить картину мира. Возможность расширить свои возможности.
И, знаете, тут еще работает такой принцип: могу ли я что-то сделать в этих стесненных обстоятельствах. И могу ли я восстановить эту часть мира, которую... Если какую-то часть мира можно восстановить при помощи техники, я испытываю в каком-то смысле радость цивилизованного человека. Стихия меня не отменила, не смела, я не сдался ей. Вот что я имею в виду под каким-то нашим новым героизмом, квартирным героизмом, если хотите, 21 века. Если люди не чувствуют радость от того, что они как бы отвоевали свой кусок цивилизации даже в этих сложных условиях, тогда очень сложно с мотивацией, я согласен.
Е.Бунтман: Сложно у всех с мотивацией, лишь единицы спешат как-то преодолевать трудности на пути к прекрасному будущему. Но есть категория с другой стороны культуры, цивилизации, которая терпит бедствие. Театры, кино, которые продолжают работать, но только четверть заполняемости. Что с этим делать? И погибнут ли многие от этого явления культурные?
А.Архангельский: Вы понимаете… Можно понять артистов. У вас сегодня буквально выступал Валерий Меладзе, и вообще его инициатива такая вот яростная, мы не ожидали от него, это, конечно, объяснимо с помощью всяких практических вещей. Понятно, что мы знаем, что для артистов конец ноября и декабрь кормят весь год. И понятно, что они в ужасе сейчас, потому что они потеряют доход. И вот этот демарш, эта активность, она связана, понятное дело, с этим. Хочется в таком случае сказать и тем, кто возмущен вот этой цифрой в 25%. Может быть, напомнить им цифры погибших, умерших от ковида? Миллион с чем-то человек во всем мире.
Е.Бунтман: Вопрос не в этом, вопрос в поддержке, что с этим сделать? Это может быть неизбежностью, такая заполняемость зала. Хорошо, что они вообще открыты…
А.Архангельский: Понимаете, Евгений, я как редактор отдела вынужден каких-то сотрудников при их согласии отправлять на какие-то премьеры, смотреть их. И я давеча столкнулся с таким опытом, почувствовал себя командиром, который отправляет своих людей если не на смерть, то на рискованную операцию. Потому что моя коллега не в Москве, в другом городе была вынуждена пойти в зал, который был заполнен абсолютно полностью. И вот чувства, которые я в связи с этим переживаю. Что мне важнее, высокое искусство в данном случае или жизнь человека? Это непростые вопросы, но абсолютно точно я отвечаю в пользу сохранения жизни человека. Это сейчас важнее.
Поэтому я, честно говоря, не понимаю этой заботы… Знаете, артисты у нас, как и бывшие советские люди, наверное, мы мыслим интересами отрасли, например. Интересами корпораций. Слушайте, пандемия напоминает, что в первую очередь нужно мыслить интересами человека и, в данном случае, безопасности его. Поэтому все разговоры, все упреки по поводу того, что мы не соберем денег или мы закроемся как театр… По-моему, все эти вопросы уходят на второй план. Бродвей закрыт, не работают крупнейшие театры. И никто за границей не делает сейчас из этого трагедии, потому что мы все оказались в этой ситуации.