Мифы об «извечном братстве» Анкары и Баку

На фоне масштабной военно-политической поддержки, оказанной Турцией Азербайджану в ходе войны за Карабах, распространенным стало зачисление Баку в простого проводника воли Анкары на Кавказе и тюркском мире в целом

В качестве основания для подобных утверждений обычно приводятся исторические причины – общность происхождения («две страны – один народ»); политико-идеологические (приверженность обеих стран неоосманским устремлениям в духе разработанной Д. Чавушоглу концепции «Стратегической глубины») и экономические (заинтересованность в совместной эксплуатации ресурсов Кавказа и Закаспия). Однако при более внимательном рассмотрении оказывается, что все эти факторы не столь уж однозначны. А нынешнее эмоционально понятное вывешивание турецких флагов азербайджанцами в зоне конфликта отнюдь не предопределяет их готовность во всем следовать по пути «большого брата» Эрдогана.

Что касается истории, то безусловно следует признать языковую близость двух народов огузской группы тюрок (примерно на 80%). Но достаточно взглянуть на славян или германские народы, чтобы понять, насколько фактор лингвистической схожести сам по себе еще не гарантирует их единства. Антропологически и генетически, например, по последним исследованиям, современные османы несут в себе лишь 25% исходной огузской галло-группы, остальное это наследие народов Византийской империи – греков, армян, кавказских народов, славян и других европейцев. Азербайджанцы – огузы на 30%, остальное восходит к персам и другим народам Иранского нагорья, где и сформировался указанный этнос. Сам этноним Азербайджан, как общепризнано, берет свое начало от наименования древнеперсидской провинции Атропатена. До сих пор большинство представителей этой нации проживает в Иране (около 25 млн человек), в то время как в самом Азербайджане – 10 млн. Примечательно, что называвшие себя в прежние времена в основном просто «тюрками» жители Ирана данной народности в последнее время под влиянием становления самостоятельного государства со столицей в Баку на севере, в том числе его военных побед, все чаще прибегают к определению «азери». И хотя уловить влияние этого генетического различия достаточно сложно, но вот англичане, в частности, будучи носителями германского языка, а антропологически на – 80% кельтами, никогда не могли договориться с коренными германцами – тевтонами, отличаясь от них в том числе и по передаваемому из поколения в поколение национальному характеру.

Более важным фактором, определяющим обособление отдельных этносов, на протяжении всей истории и поныне является религия. И в этом смысле исповедующие в своем подавляющем большинстве подчерпнутое в Иране шиитское направление ислама азербайджанцы исторически всегда выступали скорее конкурентами и даже противниками османов – суннитов.

Следует иметь в виду, что проводимая Эрдоганом неоосманская линия одновременно густо замешана на «возрождении» и продвижении суннитской идеологии в духе «братьев-мусульман». Азербайджан позиционирует себя как светское государство, но и в этом качестве «теократические замашки» президента Турции не могут ему импонировать. Однако бросается в глаза явное оживление религиозной составляющей в укреплении «морального духа» азербайджанской нации в ходе войны за Карабах. В практически ежедневных обращениях к народу во время военных событий президент И. Алиев неизменно говорил о будущем возрождении мечетей на вновь освобожденных территориях и оглашении в них «азана» (молитв). Посещая данные населенные пункты, он лично молился в указанных мечетях. И нет сомнений, что совершались они в соответствии с шиитским обрядом. Конечно, это было направлено в первую очередь на внутреннее потребление, но объективно подчеркивало самостоятельность Баку перед лицом турецкого союзника.

В докладе американского Беркли-центра по изучении роли религии в политике, посвященном Турции, отмечается, например, активное использование ею данного фактора «мягкой силы» через специализированное госагентсво (Diyanet). Подчеркивается, в частности, что Анкара пытается представить себя лидером всего исламского мира, но сталкивается с неприятием данных претензий среди других мусульман, поскольку преследует при этом националистические цели. Как полагают авторы доклада, активную роль в этой «религиозной активности» играет также турецкая разведка. Относительный успех, по мнению указанных экспертов, сопутствовал туркам в основном в работе с суннитскими диаспорами в слаборазвитых странах, в то время как другие исламские группы остались к ней в основном равнодушными.

Еще большие неожиданности подстерегают при обращении к военной истории двух народов.

Много, например, говорится о том, что России трудно прийти к налаживанию конструктивного партнерства с Турцией из-за большого количества войн между ними в прошлом – целых 10. Но мало известно, что аналогичных боевых столкновений между османами и предками современных азербайджанцев было гораздо больше.

Шиитские тюркские племена, которые группировались в «большом» Азербайджане, играли роль буфера от турецко-суннитской экспансии на восток.

C XI века, особенно в период династий Сефевидов и Каджаров, вплоть до свержения последних в начале XX века, политическое руководство в Иране было преимущественно тюркско-шиитским. Количество проведенных ими за этот почти тысячелетний период войн против суннитских тюрок Анатолии – сельджуков, а затем и османов исчисляется десятками. Последние презрительно называли своих собратьев – шиитов одинаково с персами – «аджем» (ﻋﺠﻢ).

Более того, начиная с вхождения в состав Российской империи северно-азербайджанских ханств после Гюлистанского мира 1813 года их силы последовательно и на редкость лояльно участвовали во всех войнах своей новой Родины с Блистательной Портой. От Персии они отпали достаточно легко, поскольку имели свои противоречия с каджарами.

Особенно показательна в этом смысле Русско-турецкая война 1828–1829 гг., к участию в которой командующий на Кавказе И. Паскевич привлек целых пять кавалерийских полков из числа «кавказских татар», как тогда называли в России предков современных азербайджанцев. Гянджинский, Карабахский, Шекинский, Ширванский и Нахичеванский («конница Кенгерлы»). Отличались они друг от друга цветом нашитых на папахи суконных звезд. У Карабахского, например, были красные звезды (задолго до «26 бакинских комиссаров»). Командовали полками русские офицеры, а сотнями — беки или почетные агалары. Примечательно, что в составе этих частей были и армянские конные сотни. В тот период скорее можно было говорить о «боевом братстве» азербайджанцев и армян в борьбе против турок, чем об общетюркском единстве. Большую роль в мобилизации этих сил сыграл своей агитацией глава шиитов всего Кавказа, личный друг Паскевича Ага-Мир-Фетт сеид, муштеид Тавриза, перебравшийся оттуда в Тифлис.

В ту войну русская армия продвинулась дальше всего вглубь восточной Анатолии, захватив в том числе ее главный город Эрзерум.

«Я не должен умолчать, – писал Паскевич Николаю I, – о похвальном усердии находящихся со мною мусульманских полков. Во всех сражениях они дерутся с отличной храбростью, в атаках бывают впереди, мужественно и твердо бросаясь даже на неприятельскую пехоту, и большая часть пушек, знамен и пленных отбиты ими».

Он также докладывал и об армянской коннице, что «она везде, где ей представлялся случай, дралась хорошо, и в ней вовсе не замечалось побегов».

«Нормальные» и даже союзнические отношения турок и азербайджанцев в принципе начинают лишь устанавливаться с того же периода, что и у России с Ататюрком – с конца Первой мировой войны в период распада великих империй и определения новой конфигурации границ. В основном сближение Баку и Анкары происходило на основе общей конкуренции в борьбе за пространство с армянами. В период пребывания АзССР в составе Советского Союза говорить об этом уже не приходилось. И только при его распаде возникает новый всплеск «братской любви».

Но с того же момента постепенно выстраивается и конструктивное взаимодействие, хотя и со своими взлетами и падениями, России и Турции.

Поэтому, нет никакой исторической предопределенности ни к особой дружбе между Анкарой и Баку, ни к «извечной вражде» с ними Москвы. То же относится и к Еревану. Все в настоящем и в доброй воле современников!

Сопровождавший Паскевича в упомянутом походе на Эрзерум А. С. Пушкин писал:

Подобно племени Батыя,
Изменит прадедам Кавказ,
Забудет алчной брани глас,
Оставит стрелы боевые.
К ущельям, где гнездились вы,
Подъедет путник без боязни,
И возвестят о вашей казни
Преданья темные молвы…

Анкара – Баку: «вместе» или «порознь»?

Государственные интересы Азербайджана и Турции совпадают далеко не во всем

Государственная идеология Турции эпохи Эрдогана во многом базируется на доктрине «Стратегической глубины», сформулированной бывшим соратником президента А. Давутоглу. В ее основе лежит стремление к возрождению былого величия Османской империи в новых условиях и на новых основах, но с активным использованием таких течений прошлого, как пантюркизм и панисламизм. Стратегическая глубина – это центральное положение Турции, которой, согласно данным воззрениям, исторически и географически, в силу расположения в прошлом на трех континентах, предопределено играть руководящую роль по отношению к своим соседям. Турция – одновременно Ближневосточная, Кавказская, Европейская и Средиземноморская держава, что и дает ей основания для проведения «многомерной и ритмичной» дипломатии. По отношению к тюркскому миру она предстает в виде некой «большой геополитической матрешки», где Турция покрывает всех остальных. Азербайджан – ближе к середине. По принципу: Турция «сверхдержава», Азербайджан – «региональная держава».

Следует отметить, что формально указанная доктрина отрицает какую-либо конфронтационность и настаивает на своем «миролюбивом характере», выдвигая на первый план принципы «прагматизма, сотрудничества, посредничества и отсутствия проблем с соседями».

В исполнении Эрдогана «Стратегическая глубина» во внешней политике Турции, однако, довольно быстро прошла путь от «ноля проблем с соседями» к «проблемам со всеми соседями». Тем самым проявилась изначально заложенная внутренняя противоречивость данной концепции между показным миролюбием и лишь слегка подретушированным экспансионизмом.

Сами турецкие эксперты полагают, что в реальности «Стратегическая глубина» провалилась, как из-за отсутствия у Турции необходимых ресурсов для проведения столь масштабной политики, так и по причине ее неприятия со стороны геополитических гигантов США и России. Турция вынуждена признать, что практически «все постсоветские тюркские страны не хотят быть зависимыми ни от кого и не ищут ни в одной стране образец для подражания». Относительный успех ей сопутствовал лишь в отношениях с Азербайджаном.

Но при более внимательном рассмотрении нетрудно заметить, что и в Баку турецкие «неоосманские мотивы» особого отклика не находят. В Азербайджане государственная идеология также носит на себе авторский оттенок. Ее разработкой занимался многолетний глава администраций (1995 — 2019 гг.) президентов Гейдара Алиева, и затем и И. Алиева, нынешний президент Национальной академии наук Рамиз Мехтиев.

В своих трудах, изданных в том числе в Москве, «О пользе познания истории в формировании национальной идеи» и «Национальная идея Азербайджана в эпоху глобальных трансформаций», он последовательно отстаивал идею «азербайджанствa». Именно с ней как основой национальной консолидации вернулся к власти в период тяжелейшего кризиса государственности в 90-е гг. Гейдар Алиев и активно выступает нынешний президент Ильхам Алиев. В основе этой концепции «независимость и суверенитет», сильное государство, а также «модернизационный путь развития» и «гармоничное взаимодействие с окружающим миром».

Мехтиева на пути «интеграции в мировое сообщество», прежде всего, волнует сохранение национально-культурной самобытности азербайджанского народа без «вестернизации или ориентализации». На возрождение архаичных и конфликтогенных теорий пантюркизма и панисламизма сформированная при участии Мехтиева национальная идеология страны никак не направлена.

В ней мало пересечений с визионерской неоосманской доктриной «Стратегической глубины», если есть вообще.

Кроме того, особенность внешней политики Азербайджана в том, что он подчеркнуто держится вне блоков и, сотрудничая с НАТО, особого рвения по скорейшему вступлению в состав альянса не проявляет. В то же время Турция, несмотря на все своеволие, членство в нем сомнению не подвергает. Баку позиционирует себя как одна из ведущих и наиболее активных стран Движения неприсоединения (ДН). И хотя это объединение достаточно рыхлое и далеки времена таких его лидеров, как Неру и Тито, но все-таки 120 членов ДН это определенная моральная сила, которая позволяет чувствовать себя далеко не потерянным в нынешнем мире. В региональной политике принцип, которому старается следовать Азербайджан, – это дипломатия, основанная исключительно на базе двусторонних отношений. Поэтому даже в периоды обострения между Турцией и Россией он поддерживает хорошие отношения с ними порознь и с правом выступает в роли посредника. Это позволяет ему иметь больший региональный вес, чем преимущественная зависимость лишь от одного из этих двух факторов.

В геоэкономическом отношении обе тюркские страны связывает все усложняющаяся сеть трубопроводов по доставке нефти и газа из Каспийского бассейна. Но ошибочно было бы полагать, что это односторонний рычаг давления в руках Турции.

В Европе, например, полагают и, возможно, не без оснований, что потребитель трубопроводного сырья попадает в большую зависимость, чем поставщик, тем более, что у Азербайджана всегда есть альтернативные маршруты через Грузию, Россию и Иран, а турецкий бюджет без транзитных платежей «пробьет» любое дно.

Более того, легко прогнозировать, что уже в ближайшее время Анкара, находясь в тяжелом экономическом положении, потребует от Баку определенной оплаты за оказанную военную помощь в виде скидок на энергоресурсы и т.д. Ее интересам также отвечает, чтобы Азербайджан оставался поставщиком сырья и потребителем турецкой готовой продукции. Подобный подход неизбежно вступит в противоречие с потребностями Азербайджана в возрождении освобожденных территорий, а на эти цели в предстоящие 5 лет планируется потратить $10 млрд, и модернизации национальной экономики.

В экономике Турции достиг критического порога классический «имперский перегрев» (по Полу Кеннеди), когда статусные расходы превышают доступные ресурсы. Разница с другими сверхдержавами, пережившими подобное состояние, – СССР в прошлом, США в настоящем, – только в том, что Турция «перегрелась», уже на пути к этому статусу, даже не достигнув его. Всего за последние три месяца турецкая лира потеряла 15% по отношению к ведущим мировым валютам, а с начала года — 25%. Резко упали показатели турецкого экспорта, ускорившись в условиях ковидной эпидемии (в первом полугодии на 26%). Авантюры в поисках «неоосманской мечты» в Сирии, Ливии, Ираке, Восточном Средиземноморье и на Кавказе в целом дорого обходятся.

Общий внешний долг Турции составляет $421 млрд, из которых $181 млрд должны быть выплачены в течение года. При этом на попытках удержать курс Центробанк страны за последние годы «сжег» $120 млрд. Сейчас валютные резервы страны насчитывают порядка $40 млрд. По мнению большинства западных аналитиков, финансовый крах Турции фактически неизбежен. В свое время Евросоюзом были предоставлены близкие по параметрам суммы для «спасения» Греции. Но Турция и не член ЕС, и со всеми успела поссориться, и греческое вето на гипотетическую помощь от Евросоюза ей гарантировано. Чтобы не погрузиться вместе с ней в «черную дыру» дефолта. Азарбайджан срочно нуждается в серьезной экономической диверсификации.

После прекращения карабахской войны заметно изменилась тональность азербайджанских телевидения и СМИ в целом. В дни, когда чаша весов в противостоянии Баку и Еревана еще колебалась, и нельзя было исключать вмешательства со стороны внерегиональных держав, они говорили о совместной борьбе Азербайджана и Турции. Огромных заслугах последней в отстаивании азербайджанского суверенитета. После 9 ноября заметен акцент в подчеркивании самостоятельной и даже единоличной победы Баку.

Но ведь и в самом деле, Израиль же не заявляет, что победа в войне была достигнута благодаря ему, хотя его поставки современных вооружений и технологий Азербайджану значительно превосходили турецкие и имели гораздо большее значение в формировании современного облика ВС страны.

Официально Анкара одобрила соглашение от 9 ноября, но подспудно проявляет явное разочарование. Там, видимо, рассчитывали примерить лавры победителя, прежде всего, к себе. Ведь пока Эрдоган вмешался во многие войны, но победы нигде не одержал. А, кроме того, кто-то, видимо, посчитал, что азербайджанская «малая матрешка» уже плотно вошла в состав – «большой» турецкой. Печать Турции, в частности, негодует, что переговоры о прекращении огня, состоявшиеся в Москве, «открыли нам не самую приятную картину. Россия, которая говорит, что «Карабах — это земля Азербайджана», внезапно взяла на себя роль «старшего брата». Действительно, а как же «отец родной» в Анкаре?

Парадокс в том, что последняя война, на плоды которой сильно рассчитывала Турция, в долгосрочной перспективе приведет не к укреплению общетюркской идентичности, а к уверенному росту азербайджанского национального самосознания. Только сейчас можно с уверенностью сказать, что нация «азери» полностью сложилась. Разумеется, это не значит, что Баку заплатит «черной неблагодарностью» Анкаре. Наверняка их сотрудничество и взаимная поддержка продолжатся. Но никакого растворения азербайджанцев в общем потоке не произойдет, а уж тем более их слепого следования в фарватере порою достаточно иррационального курса «новых османов».

Дмитрий Минин, Столетие