Дейтинг, романтика, травма: какими стали отношения в XXI веке

Социальные изменения последних лет заставили нас по-новому взглянуть на множество привычных явлений, в том числе, на понятие «любовь». Разбираемся, как повлияли на наши представления об этом чувстве дейтинг, соцсети и развенчание гендерных стереотипов

 

Традиционно, произнося слово «любовь», люди имеют в виду возвышенное романтическое чувство, воспетое в классической литературе и кинематографе. То самое, что подтолкнуло Ромео и Джульетту к гибели, а героев фильма «Интуиция» заставило на протяжении многих лет вспоминать о случайной встрече и искать друг друга. То, о котором мечтают в юности, дрожащими руками подписывая валентинку для самой красивой девочки в классе, и ради которого в зрелости регистрируются на сайте знакомств.

Однако в действительности любовь — сложное, комплексное явление, и состоит оно отнюдь не только из эмоций отдельно взятого человека. На наши представления о любви влияют исторический контекст, семейные традиции, поп-культура и даже география. «Прекраснейшее из чувств» никогда не существует в вакууме, поэтому смысл, который мы вкладываем в понятие «любовь», в разные эпохи тоже может быть разным.

За последние пару десятилетий мир стал иным. Жизнь уже практически невозможно представить без соцсетей, по планете прокатилась новая волна феминизма, в Россию наконец-то пришла мода на заботу о психологическом здоровье, да и насилие с любовью в нашей стране путают все реже. Выросло новое поколение молодежи — более открытой, толерантной, ориентированной на комфорт и безопасность.

С другой стороны, если еще совсем недавно попытка познакомиться с кем-то в баре была делом более или менее обычным, то теперь такой поступок считывается как странный и потенциально опасный. А из-за обилия вариантов отношений, в которые относительно свободно могут вступать люди, вопрос о том, что такое любовь, в 2020 году как будто стал особенно сложным.

Любовь с точки зрения эволюции и биохимии

По одной из версий, любовь как часть социального договора зародилась около 4 млн лет назад. К тому времени климат на планете поменялся, наши предки вышли из лесов в саванны и вынуждены были освоить прямохождение. Самкам, которые теперь носили детенышей на руках, потребовалось больше помощи от самцов. По мере того как древние обезьяны эволюционировали, постепенно превращаясь в людей, становилось понятно, что создание устойчивой семьи — самый надежный способ выжить и вырастить потомство.

Правда, длительный моногамный брак вряд ли можно считать идеалом, если оценивать его через призму полового отбора. Эволюционный психолог Джеффри Миллер в книге «Соблазняющий разум» предполагает, что в плейстоцене (эпоха четвертичного периода, с 2,588 миллиона лет назад до 11,7 тысяч лет назад) древние люди практиковали серийную моногамию: сначала заключали союз с одним партнером, потом по какой-то причине с ним расставались и искали нового. Аналогичного подхода и сегодня в целом придерживаются жители развитых стран. Но, из какой бы культуры человек ни происходил, влюбленность и любовь как биохимические процессы протекают в его организме одинаково.

Американский антрополог Хелен Фишер, которая изучает природу романтической межличностной аттракции, выделяет три стадии формирования чувства: вожделение, притяжение и привязанность. На первом этапе основную роль играют половые гормоны эстроген и тестостерон. На втором — нейромедиаторы норадреналин, серотонин и дофамин. В мозге последний участвует в так называемой системе поощрения: благодаря ему человек испытывает близкое к эйфории счастье, проводя время с возлюбленным или возлюбленной.

Наконец, за привязанность «отвечают» пептидные гормоны вазопрессин и окситоцин. Недавно, впрочем, выяснилось, что последний также может провоцировать зависть и подозрительность. Тем не менее если 10–15 лет назад большой популярностью пользовалось утверждение, будто любовь — всего лишь набор биохимических процессов, а значит, нечего с ней так носиться, то теперь в моду вошла как раз теория привязанности. Причем именно в контексте партнерских, а не детско-родительских отношений, к которым она изначально относилась.

В наши дни в интернете можно даже найти курсы, авторы которых учат пары строить гармоничные союзы и «развивать» привязанность. «И теория привязанности, и взгляд на любовь как на набор биохимических процессов — это всего лишь разные способы понимания природы человеческих отношений. Ни одним из них любовь, конечно, не исчерпывается, — считает клинический психолог Вероника Леонова. — Более того, "любовь" вообще не научный термин, а философское, экзистенциальное понятие. Перевести его на язык экспериментальной психологии крайне сложно».

По словам Вероники, даже если исследователь поместит в аппарат МРТ сначала влюбленного, а потом невлюбленного человека и убедится, что их мозг по-разному реагирует на те или иные стимулы, это все равно мало что объясняет. Современный уровень развития нейронаук на самом деле гораздо ниже, чем нам представляется, когда мы читаем в СМИ очередной сенсационный материал, где говорится, будто ученые раскрыли тайну природы отношений. И от момента, когда будет изобретена таблетка от несчастной любви, человечество все еще невероятно далеко.

Поиск божественного и материального

Если смотреть на любовь в исторической ретроспективе, то оказывается, что это явление заключает в себе множество противоречий. На протяжении веков возвышенная, чистая любовь в массовом сознании была идеалом, пределом мечтаний. В юношеских грезах, подпитываемых легендами о Тристане и Изольде (ну или о Лейли и Меджнуне), она представала единственным достойным поводом для женитьбы.

Однако еще недавно, в XIX веке, брак зачастую становился залогом выживания и нужен был в первую очередь для того, чтобы объединить хозяйства. Под «хозяйствами» могли подразумеваться как маленькие фермы, так и целые королевства. Романтика и страсть шли скорее в качестве приятного, но относительно редкого бонуса, а семейная жизнь для многих оборачивалась страшным разочарованием. Такими сюжетами полнится мировая литература: взять хотя бы «Госпожу Бовари» или «Анну Каренину».

Кроме того, огромную роль в формировании представлений о любви играла религия. В традиционном христианском понимании «хорошая» любовь и в наши дни предполагает официальный брак, который строится на верности, терпении, воспитании детей и общем движении к богу. «Плохая» подразумевает сексуальную свободу, равенство партнеров и готовность разорвать отношения, как только они перестают приносить удовлетворение.

«Юнгианский психоаналитик Джеймс Холлис написал замечательную книгу "Грезы об Эдеме. В поисках доброго волшебника", — рассказывает Вероника Леонова. — В ней он описывает любовь как замену религии в обществе. В начале XX века благодаря развитию научной мысли потребность человечества в боге ушла на второй план, но экзистенциальное одиночество никуда не делось. В итоге поиск возлюбленного как бы стал для людей альтернативой поиску божественного».

Такую роль любовь играла на протяжении последних 100 лет, однако сегодня мы проходим через период развенчания очередного бога. Раньше, если человек говорил, что любовь отнюдь не главное в жизни, его могли объявить чуть ли не еретиком. Теперь представления о морали меняются, развивается репродуктивная медицина, а Netflix, «Яндекс.Еда» и секс-чаты могут если не заменить партнера полностью, то, по крайней мере, взять на себя часть функций, которые раньше выполнял живой человек.

Появились дейтинг-приложения: они упрощают процесс поиска партнера и снижают ценность отношений. Зачем за кого-то держаться, если можно «насвайпать» еще десятерых? В то же время мир стал более терпимым и нацеленным на равноправие. Благодаря соцсетям мы получили возможность наблюдать за парами, которые отличаются от нас возрастом, происхождением, особенностями физиологии. Общество вдруг осознало, что любви хотят и пенсионеры, и люди с инвалидностью, и те, кто попал в трудную жизненную ситуацию.

Дейтинг: развенчание стереотипов и путь к себе

В начале этого года фоторедактор Лиза Васильева развелась с мужем. Дочь, которой сейчас пять лет, осталась жить с ней. Несколько месяцев Лиза горевала, а потом решила зарегистрироваться в приложениях для знакомств и начать ходить на свидания. О своем опыте она рассказывает в Telegram-канале Mom needs a date, который ведет вместе с подругой: та тоже живет одна с ребенком.

«Я хотела, чтобы этот канал стал для одиноких родителей безопасным местом, где можно поделиться переживаниями, получить поддержку, — рассказывает Лиза. — Вместе с тем у меня была потребность развенчать мифы о матерях-одиночках — о том, что они обязательно ищут нового мужа, что от мужчины им нужны только материальные ресурсы. Конечно, я была бы рада встретить человека, с которым мне будет комфортно и мы сможем впоследствии создать гармоничные партнерские отношения или даже семью. Но для меня не менее важно влюбиться: я живая и хочу испытывать чувства».

История Лизы показательна еще и в том смысле, что на представления о любви влияет распределение в обществе гендерных ролей. Образ идеальной пары, в которой мужчина добивается расположения избранницы всеми возможными путями, а она долго сопротивляется, чтобы в конце концов сдаться, явно устаревает. Сегодня женщина может самостоятельно, проактивно искать подходящего партнера, назначать свидания — и вызывать куда меньше осуждения, чем еще несколько десятилетий назад.

«Мир современного дейтинга очень лукавый, — делится Лиза. — Поскольку знакомства происходят в диджитал-пространстве и дело порой не доходит до личной встречи, считается нормальным не отвечать на сообщения, удалить в одностороннем порядке вашу пару, даже нагрубить. Можно подумать, что, если ты общаешься с кем-то в мессенджере, отвечать за свои слова необязательно». Из всех приложений, которыми Лиза пользовалась, самым честным и продвинутым ей показался сервис Feeld, нацеленный на поиск сексуальных партнеров. Правда, приходя туда с запросом на моногамные отношения, чувствуешь себя белой вороной среди полиаморов и завсегдатаев kinky-вечеринок.

Открытый разговор о многообразии сексуальных и любовных практик — еще одна важная особенность взгляда на отношения в XXI веке. В последние годы в зоне видимости оказались, с одной стороны, полиаморы, практикующие согласованную немоногамию, с другой — аромантики, утверждающие, что не способны испытывать нежную привязанность. Выяснилось, что даже на свидания, которые традиционно ассоциируются с потребностью найти любовь, можно ходить с разными целями.

Даше 27 лет. После окончания школы она успела пожить в Финляндии, Нидерландах, а теперь обосновалась в Берлине. Последний раз серьезные отношения были у нее полтора года назад, расставание с партнером далось непросто, поэтому тему любви девушка решила на время отодвинуть на второй план, а пока — разобраться, кто она на самом деле, вместо того чтобы отражаться в другом человеке. Одним из путей к себе, как ни парадоксально, стали для нее именно свидания: встречаясь с новыми людьми, Даша учится лучше осознавать собственные чувства и предпочтения.

«Это очень интересный опыт, и у меня есть ощущение, что свидания в целом уже вовсе необязательно воспринимаются как первый шаг к романтическим отношениям, — считает Даша. — Например, как-то раз мне написал мужчина, предложил встретиться и попить вина, но сразу предупредил, что женат. Ну, женат так женат. Я подумала, что, возможно, он таким образом хочет придать нашей встрече остроты. В итоге, мы с ним отлично провели время, просто два часа проболтав о литературе».

Сентиментальная поп-культура

Разнообразие типов отношений неизбежно находит отражение и в культуре. Образы конвенционально привлекательных гетеросексуалов, которые, преодолевая препятствия, идут к свадьбе с белым платьем и тысячей гостей, становятся все менее универсальными — достаточно посмотреть на недавние сериальные хиты. Едва ли не самая сильная романтическая линия в крайм-драме «Как избежать наказания за убийство» связана с гей-парой, а в «Эйфории» отношениям между Ру и Джулс вообще сложно дать однозначное определение.

Ведущийся с экрана разговор о любви сегодня куда более прямолинеен и даже прагматичен, чем несколько десятилетий назад. Снятая в 1990-е годы «Бухта Доусона», которую тогда вообще-то обвиняли в излишней откровенности, переполнена утрированной, пафосной романтикой. В наши дни «Сексуальное просвещение», наоборот, делает упор на реалистичные отношения: в них есть место неловкому, нелепому, смешному. Но означает ли это, что мечта о любви возвышенной и вечной в принципе уходит из культуры? Вовсе нет.

По словам критика Игоря Кириенкова, рассуждая о том, что происходит с эмоциональной сферой в современном мире, публицисты любят прибегать к технологическим метафорам и образам. «Но это, конечно, инерция мысли, что-то из риторики писателей середины XX века, которые в своих книгах предсказывали овеществление, автоматизацию любви, — полагает Игорь. — В действительности поп-культура — и популярная литература как слегка анахроничный, но все еще авторитетный ее аспект — по-прежнему страшно сентиментальна, если не сказать слезлива».

Мы проглатываем ком в горле, дочитав «Свободу» Джонатана Франзена — роман о том, как муж с женой разошлись, пожили с другими партнерами, а потом встретились снова. Бережем в памяти страницы «Щегла» Донны Тартт, посвященные пылким отношениям Тео и Пиппы. Наконец, один из самых громких романов последних лет, «Нормальные люди» Салли Руни, можно без большой натяжки назвать мучительной мелодрамой о любви двух подростков, которым, видимо, не суждено быть вместе.

«Я перечисляю эти книги почти наобум, но и в таком, хаотическом выборе просматривается логика, — продолжает Кириенков. — Все они в той или иной степени обращаются к укорененным в культуре моделям: толстовской, диккенсовской, остинской. Моделям, которые — справедливо или нет, другой вопрос — сегодня принято критиковать. Почему мы должны жить, оглядываясь на гетеронормативную парадигму XIX века? От того сейчас идет выработка каких-то альтернативных структур чувствования».

Одна из больших трудностей в построении отношений сегодня в том и заключается, что сама по себе потребность человечества в романтической любви никуда не делась. Инстинкт размножения, прикрытый чувствами, которые мы называем любовью, страстью или влечением, заложен в нас слишком глубоко. Но 2020 год требует от нас большей продвинутости. И тот, кто честно признается, что ищет ту самую, единственную — ну или единственного, — рискует столкнуться с насмешками.

Наталия Макуни — поэт-песенник. Песни о любви ей заказывают нередко, и, по ее мнению, писать о том, во что не веришь, невозможно. «Для меня любовь — это выход за границы собственного "я", попытка понять другого человека, — говорит Наталия. — Предельная степень духовного родства, доверия и свободы. И тысяча повседневных мелочей. Когда прячешь в кармане его любимую конфету, чтобы неожиданно ее подсунуть. Когда флиртуешь со своим мужем и в 70 лет. Когда, не спрашивая, знаешь, какой подарок купить».

Наталия очень серьезно относится к браку: разводов в ее семье не было. Родители до смерти папы были вместе 34 года, дедушки и бабушки с обеих сторон лишь немного не дожили до золотой свадьбы. Ее взгляды неоднократно называли старомодными, и в юности они нередко отпугивали кавалеров. Но теперь она точно знает: только отсеивая «не своих», можно найти нужного человека и счастье на долгие годы. Дипломная работа Наталии в университете тоже была посвящена любви — точнее, ее потребительскому образу в женских журналах.

«Тогда я эти журналы разгромила со всем идеализмом юности, а в качестве эталона привела книгу Эриха Фромма "Искусство любить", — вспоминает Макуни. — Я до сих пор согласна с ее главным тезисом: все мы хотим любви, но не умеем любить сами. На мой взгляд, люди в наши дни разучились бороться за отношения и идти на компромиссы. А интернет-коучи только подпитывают взаимное отчуждение, окутывая его флером красивых терминов вроде «осознанности» и «самодостаточности». Но, к сожалению, любовь не приложение для смартфона. Любовь невозможно скачать и инсталлировать в душу. Ее можно только вырастить самостоятельно».

От травмы — к здоровым отношениям

Трудно при этом не заметить, что исторически и в культуре, и в повседневной жизни в России любовь предстает явлением куда более драматичным, чем, например, в Европе. Любить по-русски — значит, на разрыв. Любить по-русски — значит, терпеть, ждать и прилагать нечеловеческие усилия, чтобы сохранить отношения. «У группы "Кровосток" есть строчка: "Немцы делают вещи, мы — e…шим трагизм". Это, конечно, не означает, что в Германии люди не умеют любить, — рассказывает Даша из Берлина. — Но если в русской культуре поощряется готовность отдать ради любимого последнюю рубашку, то здесь скорее придерживаются правила: предпоследнюю рубашку, в принципе, можно и отдать, но последнюю все-таки лучше оставить себе».

По словам Даши, в Европе нет культа самопожертвования, результатом которого часто становятся завышенные ожидания от других людей. Так происходит не потому, что европейская культура якобы хорошая, а российская якобы плохая. История нашей страны на протяжении одного только XX столетия состояла из череды социальных катастроф. Зато в Европе жизнь более благополучная, и в государствах с устойчивой экономикой у людей были ресурсы на то, чтобы выработать энергосберегающий подход к отношениям.

Однако в последние годы ситуация начала меняться и в России. Сегодня для молодых людей из крупных городов ценностью обладает уже не столько чувство само по себе, сколько возможность создать гармоничный союз, основанный на заботе, поддержке и уважении. Фокус в отношениях сместился с объекта на субъект. Благодарить за это нужно то ли популяризацию психотерапии, то ли соцсети, подарившие нам новый, открытый мир, то ли Ру Пола, который сказал: «Если ты не любишь себя, как ты можешь полюбить кого-то другого?»

Да, в типах современных отношений можно с легкостью запутаться, дейтинг-сервисы делают подход к поиску партнера более прагматичным, а Instagram-блогеры все еще пытаются продать нам пасторальную картинку патриархальной семьи и намекают: тот, у кого нет пары, неудачник. Но, несмотря на все это, есть надежда, что представители так называемого поколения Z, родившиеся после 1997 года, будут терпеть побои и жертвовать собственным благополучием ради химеры под названием «великая, самоотверженная любовь» реже, чем их родители. Во всяком случае, так было до недавнего времени.

«Теория передачи травмы, к которой часто апеллирует Людмила Петрановская, актуальна не только в случае с войной или другими глобальными потрясениями. Ее вполне можно применить к любви. Точнее — к тому, как люди на практике реализуют свое понимание этого явления, — считает психолог Вероника Леонова. — В этом смысле современная молодежь должна была стать первым поколением, которому действительно повезло. Сегодняшние школьники и студенты росли в относительно стабильном мире, и это позволяло думать, что они в целом будут строить более здоровые отношения. Правда, потом произошла пандемия, и как она изменит наши взгляды на любовь, большой вопрос».

#стильжизни