Кабардино-Балкария: Эльбрус, голубые ели и знаменитые скакуны

По последним данным, лишь 1% россиян планирует провести новогодние каникулы за границей. Большинство останется дома, ведь вирус еще лютует. И вот тоже один из важных итогов года. Когда путешествовать за границу стало опасно, нас там если и будут лечить, то без удовольствия, многие россияне открыли для себя новое направление для отдыха и путешествий – свою удивительную и прекрасную страну Россию. Немалую роль в расцвете внутреннего туризма сыграла программа правительства по возврату 20% средств, потраченных на туры по стране. В следующем году программа кэшбека будет продолжена. Что может предложить требовательному путешественнику северо-кавказская республика Кабардино-Балкария?



С горном, металлом и наковальней кузнец Хамзат Бачиев даже не разговаривает – проживает каждый эпизод своей жизни. День за днем. Удар за ударом. Как с близким человеком, который принимает тепло его рук и отдает свое. В своей сложенной из камней кузне он превращает раскаленную сталь в холодные клинки Его кавказские ножи – бичаки – не для боя, но режут, как бритва. Они все на продажу, но не всякому дано их купить у того, кто металлу доверяет больше, чем себе.



"Бывают такие завистливые люди. Они, может, не знают сами этого, но не работает. Не подчиняется металл, не хочет для этого человека", – говорит Хамзат.



Это его и секрет, и технология мастера, который полвека уже у пылающего горна возвращает древнему ремеслу этой земли его главную суть.



Механически ковать научиться можно. Освоить технологию, отработать удар. Но настоящий мастер должен чувствовать металл. Только так получиться не безделушка, а произведение кузнечного искусства.



Там, где кинжал не для поединка и снаряды не для сражений – противолавинная артиллерия Приэльбрусья со дня на день ждет команды "Огонь!" Сезон обстрела горных склонов придет вместе с настоящим снегом. А с ним и лавины – вечное поля боя для тех, у кого рабочее место – Эльбрус. К его вершине им – каждое утро в полном снаряжении, да еще с санями "Акья" – незаменимое горное средство эвакуации. И тяжелая ноша ,если пострадавший весит, как два спасателя.



С вершины до подножья переломанного альпиниста или лыжника она спустит за минуты. Быстрей любой канатки и даже вертолета – ему не к каждому склону подлететь. А мощные гусеницы ратраков пока буксуют выше 4,5 тысячи, продавливая слабый еще снег до ледяных полей.



Даже рожденные в этих горах спасатели поднимаются на вершины изо дня в день, чтобы тренировать организм, чтобы кислородный голод не заставил остановиться.



Сюда стремятся за красотой, где пики выше облаков. Но уже на 4 тысячах дышать очень тяжело. Сердце, кажется, разгоняется до ста двадцати ударов. Если еще выше, запросто можно заработать горную болезнь. Случается, что и погибают: те, у кого жажда высоты беспредельна, а опыта ноль. Но остановить неготовых к таким высотам невозможно. Не прежние времена, когда к этой вершине подпускали только альпинистов-разрядников. А подниматься быстрее, чем за 9 дней, с паузами на адаптацию, не позволяли вообще никому. Теперь на Эльбрус – кто угодно и хоть бегом.



Вряд ли многие из тех, кто едут за тысячи километров, чтобы коснуться снега у вершин, догадываются о том, что у них почти под ногами. Дорога, петляющая между гор, проносит мимо едва приметной штольни с красной буквой "М" над воротами – память о строителях метро, прорубивших этот тоннель. Каждое утро гора "глотает" пару стареньких заполненных пассажирами вагонов электровоза. Он тянет их до огромных рукотворных пещер, где почти полвека продолжается невидимый ниоткуда снаружи процесс.



Три с половиной километра. 20 минут сквозь гору. И весь рабочий день – без мобильной связи. Сигналу базальт, сланец и гранит не пробить. Лаборатории горы Андерчи с советских времен – символ беззаветного служения науке тех, кто добровольно отправился в эти штольни за той, что невозможно ни увидеть, ни ощутить, почти невесомой, летящей из дальнего космоса частицей – нейтрино. Призрак, открывающий доступ к тайнам Вселенной. Ради этих тайн они спрятали себя под двумя километрами горной породы чтобы этой крышей отсечь лишнее, космические лучи. Ненужных частиц и радиации здесь так боятся, что по полам, уложенным прямо на гранит, – только в тапочках. Слишком многое можно принести с поверхности на подошвах ботинок.



Главное достояние этой подземной страны – телескопы, совсем не похожие на те, что смотрят в звездное небо с гор. Но эти тысячи датчиков видят то, что оптике не под силу. Взрывы сверхновых звезд и черные дыры галактик. А в соседних проходах, где сейсмометры слушают, как дышит Эльбрус, 100-процентная влажность и разогретое нутро горы не позволяют находиться и 15 минут. Наука давно прописалась в этих местах, где горы и воздух творят мало где еще возможные чудеса.



Иван Ковтуненко – легенда республики. Первый советский ученый, кто сумел вырастить за пределами Канады голубые ели. В Нальчике. И не в оранжерее, а на открытом воздухе, плантациях, где и сейчас их тысячи. Есть несколько версий того, как Нальчик стал родиной советской голубой ели. Самая красивая и загадочная: обнаружили как-то на станции никем не востребованный вагон с канадскими саженцами. То ли шел в Ленинград, то ли кто-то из местных привез из-за океана. Заниматься ими партия поручила селекционеру Ивану Кавтуненко. Промучившись несколько лет, он все-таки нашел способ вырастить североамериканскую елку в этих горах.



С чем мучиться никогда не приходилось, так это с яблоками. Красно-зеленый символ Кабардино-Балкарии. Золотая жила республики, что наполняет почти пятую часть российского рынка. Теперь и зимой. Как только заработали хранилища, где принимать это золото позволено только воде.



Контейнер вместе с яблоками погружается в воду, яблоки всплывают и медленно по течению идут на сортировку. Так получается избежать повреждений. Река доносит их до конвейера в том же состоянии, что и приняла. В каком именно, выяснит аппарат, чем-то напоминающий аэропортовский сканер. Фотографируя, измеряя, изучая со всех сторон, он не пустит брак ни на сантиметр дальше. А тех, которые допуск получили, подхватывают щупальца других механизмов.



Каждое из миллиона яблок, что обрабатывают здесь за день, получает уникальный электронный маркер. Его уже ни с каким другим не перепутать. А мягкие силиконовые лапки переносят плоды так аккуратно, словно это человеческие пальцы. Единственное, что с этого момента может погубить собранный урожай, – кислород. Его откачивают из холодильников и отправляют яблоки на "зимнюю спячку".



Без них здесь невозможно представить ни горы, ни поля, ни историю. Они создали целую индустрию, а ради них – отдельный вид шорного ремесла, больше похожий на искусство. Где из каких-то других времен – каждая деталь. Даже нитка, которую положено нарезать исключительно из козьей шкуры.



Седло кабардинского скакуна уникально, как и сама порода. Придуманное сотни лет назад именно для этой лошади. И вместе с ней должно выдержать и ливень, и снег, и поход на тысячу верст. Его главная конструктивная особенность – мягкая подушка, набитая шестью оленя или тура.



Кабардинская порода. Российская империя на нее сделала ставку, формируя в этих местах кавалерию. Для рожденной в горах крутые склоны и ущелья, как для других равнина. А сотня километров в день, будь груз или всадник хоть под 150 килограммов, – обычная работа, за которую она не потребует даже теплой конюшни. В советские времена еще и источник валюты для государства. На старейшем Малкинском конезаводе был даже свой экспортный отдел, продававший в Европу по два десятка лошадей в год. Порода едва не сгинула в 90-е, когда поголовье растащили по деревням и селам. Но выжила, и теперь ее табуны снова черными мазками "раскрашивают" снега Приэльбрусья.



1200 метров над уровнем моря. Для кабардинской лошади это идеальные условия. Не слишком холодно, и трава есть под снегом. В мае табун вслед за прохладой двинется дальше в горы. А в августе поднимется уже на три с половиной километра. Так они и кочуют. От сезона к сезону. То вверх, то вниз. Всю жизнь.



Каменщик Байрамук Ногеров создает красоту ударами молотка. В его руках бесформенные камни удивительным образом превращаются в элементы картин, мозаику из расколотых булыжников. Не спиленных, не шлифованных – просто подобранных у дороги. Точнее, если верить мастеру, "попросившихся в дом". Среди сложенных из камней башен, стен и улиц, где когда-то кипела жизнь, его искусство должно было появиться. Каменная древность здесь словно отпечатана в тумане, поднимающемся от реки. Сюда идут за красотой, историей и вдохновением. В горы, где рождается музыка.