Вместо "86%" — "запотевшее забрало"

https://64.media.tumblr.com/8ac241389ce7c6d42bfca1930eb686f5/tumblr_ps0bh9o1vm1qf42k7o1_1280.jpg

Наблюдая за тем, как реагируют на происходящее люди из разных слоев, чаще всего можно услышать утверждения, за которыми стоит переживание последних событий как некоего поворотного пункта.
Одни говорят, что власть перепугалась, другие – что она допускает ошибку за ошибкой, третьи видят очередной этап закручивания гаек.
Мое мнение состоит в том, что эти утверждения не совсем верны, хотя ощущение больших перемен — безошибочное. Потому что мы становимся свидетелями трансформации режима, такой трансформации, которой раньше он не переживал, и происходит это прямо сейчас, на наших глазах.

Чтобы это продемонстрировать, нужно правильно описать то, чем был режим ранее, какие причины и свойства сопутствуют метаморфозе, а также попытаться представить его новое стабильное состояние.
Думаю, ни для кого не секрет, что систему взаимоотношений власти и общества, существовавшую в России вплоть до недавнего времени, можно описать довольно специфическим термином: плебисцитарная демократия. Это не есть что–то доморощенное и исключительное, история знает десятки, если не сотни подобных режимов разной степени блеска и брезгливости, от Наполеона III до Чавеса. Коротко описать его суть можно как смесь харизматического лидерства и рутинной бюрократии. Есть некий "национальный лидер", который получает "прямой мандат" от народного большинства и благодаря народной поддержке имеет "моральное право" творить все, что заблагорассудится — он, якобы, выражает совокупную и невербализованную "волю народа". При этом, в отличие от тоталитарных революционных режимов, эта воля воплощается в жизнь при помощи заурядной бюрократической и парламентской машины, то есть, с имитацией современных демократических институтов. Такие режимы, в целом, устойчивы и могут путем регулярных честных или манипулятивных плебисцитов — в зависимости от личной харизмы "лидера" и располагаемых ресурсов — существовать достаточно долго — пока "лидер" жив и действительно пользуется в народе заметной популярностью.
В наших палестинах это примерно так и работало в виде мемов про 86%, обязательной победы в первом туре, разных "Селигеров" и прочих способов возвыситься за счет публичного лизания задницы, а также наших маленьких "друзей" из Лахты, имитировавших общественные настроения в интернете.

Можно спорить о том, когда в этом царстве "стабильности" начались тектонические сдвиги. Я бы сказал, что совсем уж заметными невооруженным глазом они стали где–то с декабря, после выхода расследования об отравителях и ответа в виде принятия перед самым новым годом целого пакета новых ужесточающих законов. Хотя совершенно справедливо не считать этот процесс трансформации дискретным, вспомнить протесты в Беларуси и многое другое. То есть, перенести этот "поворотный пункт" сильно назад, вплоть до пенсионной реформы, после которой рейтинг власти и Путина лично начал необратимо снижаться.
Чем характеризуется эта трансформация? Тем, что власть перестает имитировать "народный мандат", причем, делает это осознанно и явно. Это не "ошибка" и не паника, а осознанное и добровольное решение. Последней, наверное, попыткой сохранить старую конструкцию (с еще сурковским фундаментом) был пресловутый плебисцит на пеньках. Результат (не в смысле нарисованных голосов, а в смысле общественного восприятия) оказался настолько убогим, что сами власти поспешили снять его с медийной повестки, хотя пиарили перед тем несколько месяцев.
Но это далеко не единственное подтверждение тому, что власти перестают апеллировать к "всенародной поддержке".
Здесь и совершенно явственный отказ хоть как–то поддержать население и мелкий бизнес в условиях пандемии — в прежние времена если не оказали бы хоть символическую помощь, то уж сложили бы об этом легенды.
Здесь и показательный отказ замечать протесты в Хабаровске. Я, вот, еще помню, как после протестов десятилетней давности бюджетников и студентов сгоняли на "путинги", где "харизматичный вождь" плакал при виде того, как много людей вышли его поддержать. А по телевизору показывали "настоящих мужиков" с Уралвагонзавода, обещавших намять бока зажравшимся московским "креаклам". Нынче ничего такого не видать. Даже Лукашенко пытался что–то такое организовать, но провалился, и у нас не стали даже пробовать.
Здесь и совершенно показательные, наплевательски–безыскусные попытки не то оправдаться, не то отрицать все последние обвинения: "хотели бы убить — довели бы до конца" вместо того, чтобы хоть возмутиться самой сутью обвинений, не говоря уже о том, чтобы придумать правдоподобную версию. Аквадискотека спустя пару дней невнятного молчания, оказывается, принадлежит не детскому дому для отпрысков бойцов омона, павших от стаканчика, и даже не санаторию ФСО, а Ротенбергу (хотя каждая бабка знает, кому принадлежит сам Ротенберг). Даже на "политиксе" люди задают вопросы.
Что еще показательнее — медийная активность оппозиции не вызвала ответной медийной активизации провластных структур. Что–то делается, но по инерции, в силу привычки, без единого центра принятия решений и без выделения дополнительных ресурсов. Пригожинские не начинают работать сверхурочно, нет никаких "дочерей офицеров", для которых все неоднозначно в протестах. Тупо угрожают родителям — за школьников, а студентам — отчислением. Нет никаких методичек и по судилищу под портретом Ягоды, при том, что даже предвзятым, но не проплаченным людям не зайдет история про несчастного участкового, который не знал, где же находится "Берлинский пациент", прославившийся на всю страну. Нет даже традиционных клоунов за мелкий прайс в виде звезд шоу–бизнеса, которые бы выступили "инфлюэнсерами", если не брать в расчет Киркорова со Слепаковым, руководствовавшихся, по–видимому, собственной инициативой. Наоборот, многие из них даже продемонстрировали обратное словом или делом.
Короче говоря, прежняя модель плебисцитарной демократии утратила ремонтопригодность. Для нас это неожиданно и непривычно. А вот они смирились и признали это довольно быстро, надо сказать (полагаю, действия самого Навального и его сторонников в значительной степени ускорили переходный процесс).

А раз "путинского большинства" больше нет, то из доступных средств управления остается только "запотевшее забрало".
И обилие "космонавтов" на улицах — это не признак испуга ни разу. Это явный сигнал о том, что никто больше и не пытается изображать "большинство" и соблюдать прежние негласные правила общественного договора. Вполне можно быть и президентом ОМОНа — соседи не дадут соврать.

У таких режимов тоже есть научное обозначение, и имя ему — террор.
То есть, использование неизбирательных наказаний для создания атмосферы страха и парализации общественного сопротивления. Именно поэтому мы видим столько сообщений о том, как задерживают не только активистов или протестующих, но и случайных людей, а иногда (как в Питере) — и на следующий день, просто так. Посадки рядовых обывателей по статьям, предназначенным для "политических" встречались и раньше, спору нет. Но теперь стоит ждать нового размаха, потому что у товарища майора выросли лимиты на экстремистов.
Соответственно, человек, именующий себя президентом — больше не смешной "бункерный дед" и даже не "хуйло", а самый настоящий террорист. И многим из нас в скором будущем предстоит в этом убедиться, надеюсь, не на личном опыте.

Режимы, практикующие политический террор в отношении собственных граждан, заметно отличаются от "плебисцитарной демократии". Они менее стабильны, их жестокость проявляется всплесками, но вместе с тем, устойчивы, и при достаточной безбашенности главаря, лояльности силового аппарата и отсутствии внешних угроз — могут существовать десятилетиями.
У таких режимов есть сильные и слабые места, а также отличительные особенности. Многие из этих свойств отличаются от того, к чему мы все привыкли.
Во–первых, в условиях отказа от "народного мандата" теряется практическая ценность его имитации. Пропаганда вряд ли куда денется, пока она является объектом коррупционных доходов людей на самом верху. Но на низовом уровне она лишняя обуза, тем более, в той среде, которая к этому уже не восприимчива. Так что, вполне возможно, что егоркам с ворчучелами скоро придется искать новую работу, а повар перекинет финансирование с 15–рублевых кнопкодавов на прилепинцев с арматурой.
Во–вторых, в современных условиях подавление инакомыслия будет происходить в режиме эксперимента. Непросто проводить террор и подавлять зачатки гражданского общества, когда есть неподконтрольные сегменты в интернете. Если троллей уже не хватает для подавления любого несогласия числом, и их уже запросто научились фильтровать, то следующим шагом стало введение возможности наказать любого пишущего что–либо и ограничения по ведению любой контрпропаганды (просветительской деятельности). Конечно, тут будет где развернуться цензорам и силовикам, будет много случайных жертв. Но если и это не поможет — то всех будет ждать выхолащивание сетевых сервисов до состояния пресловутого Чебурнета, вероятность этого, думаю, будет расти с течением времени.
Во–третьих, что бы ни говорили разные советчики, такие режимы абсолютно не боятся радикализации протеста и его перехода в немирную фазу. Если мирно выразить протест были готовы, ну — сто тысяч, то покидаться брусчаткой — две три, да хоть десять — их показательно раздавят без капли сомнения и сожаления. Если это сподвигнет еще десять тысяч — раздавят и их.
Может быть, кто–то читал "Пятую печать" Ференца Шанты или смотрел одноименный фильм по книге. Это, в общем–то, наиболее глубокое художественное исследование природы властного террора. Можно сказать, хрестоматия. Так вот, там есть замечательный диалог между молодым и пожилым нилашистами о том, что считать пустяком, а что — представляет угрозу такой власти. Очень рекомендую.
Наоборот, любая агрессия консолидирует верхушку и аппарат насилия с той частью номенклатуры и олигархии, которые не являются бенефициарами террора.
Если честно, я вообще не помню ни одного опиравшегося на террор режима, который бы пал под натиском боевитых протестантов. Мирных, впрочем, тоже. Обычно они рушились или под влиянием извне (в виде прямой интервенции или скоординированной политической изоляции и удушения) или вследствие раскола правящей верхушки (вот как раз в условиях плебисцитарной демократии такое почти невозможно, а в условиях относительно умеренного террора — вполне). Соответственно, на эти два признака и необходимо внимательно смотреть.

Написал Alberich_der_Zwerg на politota.d3.ru / комментировать