Хозяйственный расцвет-2021, который может провалиться

Рапорты об экономическом ренессансе идут не только из Москвы, но и со всех концов мира. Неясно одно: как избавиться от привычек прошлого года.

Меры, предпринятые для смягчения последствий пандемии, способны вызвать новый кризис.© CC0

 

Наша госстатистика полна оптимизма. Успехам декабрьского и январского восстановления дивятся даже профильные министры-экономисты, чья профессиональная задача эти успехи пропагандировать. Даже прошлогодний спад ВВП оказался, если верить новейшим отчетам, заметно скромнее, чем ждали, — всего на 3,1%.

И такое не у нас одних. Экономической бодростью охвачена вся планета. В январском докладе Всемирного банка отмечается, что общий спад-2020 (-4,3%) будет почти перекрыт ожидаемым подъемом-2021 (+4,0%).

В том числе в США, где после прошлогоднего снижения ВВП на 3,6% прогнозируют рост на 3,5%. Китай, экономика которого и в 2020-м смогла вырасти (на 2,0%), в 2021-м осуществит большой скачок (на 7,9%). А Индонезия, грозящая отобрать у нашей державы пятое место в мире, за которое мы столько лет боремся с Германией, вырастет на 4,4% после спада на 2,2%. И только страны еврозоны в который раз покажут свою нерасторопность и поднимутся только на 3,6% после снижения на 7,4%.

Надо добавить, что о России Всемирный банк отзывается хуже, чем Росстат, и в том же докладе приписывает нашей экономике снижение на 4,0% в 2020-м, обещая подъем на 2,6% в 2021-м. Но не будем втягиваться в полемику с иностранными финансистами. В конце концов и они, и отечественные специалисты едины в том, что 2021-й обещает буквально всем неплохие экономические плоды.

Возможно, так и будет. Но полной уверенности нет. В мировой экономике время от времени происходят циклические кризисы. Предыдущий случился в 2008-м, и накануне пандемии много толковали, что до следующего уже недалеко. Ковидный 2020-й стал годом спада, но совершенно не очевидно, что он послужил заменой циклическому кризису.

Именно об этом сейчас и поговорим. Но сначала вспомним, что российская экономика как зависела, так и зависит от продажи нефти и газа, и что нефтяные цены всегда падают, когда в мире дела идут плохо.

В 1997-м баррель стоил $19,1 (больше $40 в нынешних ценах) — и впервые за 1990-е в России был зафиксирован рост экономики. Затем ударил так называемый азиатский кризис, нефть в 1998-м подешевела до $12,7 — и у нас случился дефолт. В 2000-м российская экономика выросла на рекордные 10% на фоне нефтяной цены в $28,3. И тут в США обвалился рынок высокотехнологичных компаний — лопнул «пузырь доткомов». Нефтяная цена в 2001-м съехала до $24,4, а рост российского ВВП уменьшился вдвое — до 5%. Ну а более поздние зигзаги у всех и так на памяти.

Сейчас баррель Urals продается примерно за $60 (в прошедшем году в среднем за $42), и именно в этом секрет нынешнего нашего расцвета, вполне понятный начальственным мудрецам, даже если они не упоминают о нем вслух. И о возможности циклического западного кризиса надо говорить с полным пониманием того, что если он вдруг грянет, домашний наш расцвет будет перечеркнут.

Вопрос — грянет ли?

При капитализме старого образца, от которого западный мир, кажется, отходит, кризис был временем исправления кредитных и инвестиционных ошибок, допущенных на стадии бума. Неэффективные предприятия, влезшие в долги и неудачливые на рынке, шли ко дну и тянули за собой своих недальновидных финансовых и производственных партнеров. А предприятия сильные и успешные шли вверх, поднимая целые производственные цепочки.

Этот сценарий подразумевал, что центробанки не спасают прогоревших. А массы инвесторов, включая и биржевых спекулянтов, разделяются на грамотных, которые богатеют на своей способности вложиться в удачные проекты и топить неудачные; и на непрофессиональных, бросающих деньги на что попало, разоряющихся и выдавливаемых с рынка.

Похоже ли это на то, что происходит на Западе сейчас? Нисколько.

Коэффициент Р/Е (который показывает, во сколько раз рыночная цена предприятия больше, чем его прибыль) для фирм S&P 500 поднялся примерно до 35, указывая, что цены на акции сильно раздуты и, если судить по старым меркам, пузыри вот-вот начнут лопаться. Особенно близки к этому, по оценкам тамошних знатоков, американские высокотехнологичные компании. Коэффициент Р/Е для Tesla (около 200) вообще поражает воображение. Орды покупателей акций детища Илона Маска не обращают внимания на то, что они фактически бесприбыльны.

Непрофессиональные приобретатели акций объединяются в шумные сетевые сообщества с похожими на себя вождями-любителями, которые уверяют их, что котировки могут и должны всегда расти; что вкладываться надо в прогрессивные зеленые проекты, руководимые харизматическими миллиардерами, не вылезающими с экранов; и что ненавистные биржевые акулы старого образца должны быть разорены коллективными атаками народных инвесторов.

Самой скандальной из которых стала массовая скупка акций неудачливой сети GameStop, торгующей компьютерными играми. «Биржевые акулы», догадываясь, что ей предстоит разориться, играли против нее на понижение — и потеряли крупные деньги, когда массы народных спекулянтов вздули цены на ее акции в десятки раз. Ненадолго, конечно. И с большой прибылью для других «биржевых акул», которые из тени науськали толпу инвесторов-непрофи на своих конкурентов.

Сейчас в Америке разбираются, как такой нелепости больше не допустить. Но ведь все, что происходит нынче с тамошними финансами, — одна большая нелепость.

Демократизация и интернетизация торговли акциями привели к тому, что на первый план вышли бесчисленные, агрессивные и непрофессиональные мелкие спекулянты. Скупая акции, т. е. инвестируя в конкретные предприятия, они руководствуются модой, разрекламированностью хозяев фирм, ненавистью к биржевикам старого образца и вообще чем угодно, кроме соображений эффективности вложений. Слагающаяся из их действий инвестиционная политика поэтому неадекватна, бьет по успешным проектам, удерживает на плаву безуспешные и, рассуждая формально, во-первых, приближает циклический крах, а во-вторых, обещает сделать его особо глубоким.

Но с другой стороны, центробанки ведут себя совсем не так, как еще пару десятков лет назад. Никаких внутренних запретов на спасение прогоревших предприятий у них больше нет. Вполне возможно, что их ответом на рост числа неплатежеспособных фирм станет изготовление триллионов долларов и евро с последующей раздачей всем тонущим. Банкротство исчезнет как явление. Экономики взамен живых предприятий станут наполняться этакими хозяйственными белыми ходоками, стагнация станет нормой, а во что превратятся деньги, можно только гадать.

Это, конечно, наихудший сценарий из всех. Но его вероятность после эпидемического 2020-го явно выросла. Грандиозные денежные раздачи предприятиям и частным лицам на фоне замораживания экономик резко ускорили все перечисленные процессы, и без того уже назревшие.

Появление на руках у людей денег, которые из-за антиковидных ограничений некуда деть, кроме как пустить в спекулятивные игры; остановка и удержание на плаву множества предприятий, как успешных, так и неуспешных; взлет биржевых котировок на фоне хозяйственного спада — во всем этом вполне можно было бы видеть неизбежное зло и понятные издержки борьбы с невиданной эпидемией.

Но только если бы власти богатых стран принялись сейчас целенаправленно сворачивать эти меры и всеми силами взялись за ликвидацию их последствий. А этого нет. Ждут, что само рассосется.

Значит, 2021 год — и для Запада, и для зависящей от него России — может оказаться совсем не таким экономически безмятежным, каким он выглядит на старте.

Сергей Шелин