Почему Хрущев победил на ХХ съезде? Колонка Сергея Малинковича

В эти дни исполняется 65 лет ХХ съезду Коммунистической партии Советского Союза — важнейшему событию в истории нашей страны и в каком-то смысле всего мира.

В эти дни исполняется 65 лет ХХ съезду Коммунистической партии Советского Союза — важнейшему событию в истории нашей страны и в каком-то смысле всего мира. Ведь в 1956 году Советский Союз во многом определял мировую политику, вел за собой по пути социализма многие народы. И всю эту идиллию обрушил знаменитый доклад Хрущева «О культе личности и его последствиях». Немало сказано в последние годы о легковесности этого документа, его тенденциозности, субъективном характере. Все это верно, и я, как коммунист, считаю этот доклад глубоко несправедливым по отношению к личности и делам И. В. Сталина. Но почему доклад Хрущева не встретил сопротивления? Почему он был — хотя и не без труда — принят, «переварен» обществом, принят партией и государственным аппаратом? Было ли вообще что-то положительное в результатах ХХ съезда КПСС? На эти вопросы нет простых ответов.

Бурные события 1953 года — смерть многолетнего, пользовавшегося абсолютным авторитетом в партии и народе и абсолютной же властью И. В. Сталина, арест и смерть Л. П. Берии, возбуждение и быстрое прекращение скандального «дела врачей», реабилитация весной 1954 года осужденных и казненных партийных работников по т. н. «Ленинградскому делу» — оказали сильнейшее влияние на советское общество. Необходимо помнить: оно не было обществом информационным. Люди, помимо хорошо налаженной официальной информации и пропаганды, жили слухами. В ЦК партии, в советские органы повалили тысячи писем. Кстати, стоит отметить, что граждане СССР были убеждены — и не без оснований — в действенности жалоб, обращений, писем трудящихся, писем в газеты, своим депутатам, в которых излагали жалобы на неправомерные действия отдельных чиновников и целых институтов власти, на несправедливые приговоры и т. п.

Такого рода жалобы в массовом порядке поступали в вышеназванные инстанции после бурных и тревожных событий 1953-1954 годов. Их писали, проще говоря, обиженные люди, и было их, надо признать, немало. Война и ее последствия, труднейшие условия, в которых пришлось восстанавливать народное хозяйство (во время, когда Запад прямо угрожал нам атомным оружием), противоречивые, драматичные предвоенные годы породили, повторюсь, немало несправедливости. В целом страна семимильными шагами двигалась вперед в 30-40-е годы, и сегодня явный прогресс СССР в то время никем не может быть оспорен; но были частные трагедии, судьбы, поломанные на вершинах коллективизации, индустриализации, внутрипартийной борьбы и злоупотреблений. И хотя И. В. Сталин и советское руководство не раз пыталось выправить ситуацию, о чем свидетельствуют как раз и масштабные репрессии в органах госбезопасности, и частичная реабилитация (до 300 тысяч освобожденных из лагерей) времен наркома Берии, и возвращение в армию уволенных и репрессированных офицеров, все перегибы ликвидировать не удалось, а в условиях сначала приближающейся войны, а затем напряженных и чреватых столкновением с США послевоенных лет было и попросту невозможно. И вот эти накопившиеся в стране обиженные люди почувствовали, что можно вновь поставить вопрос о своей действительно горькой судьбе. В 1949–1952 годах только в Ленинграде и области в ходе одноименного «дела» было освобождено от работы, исключено из ВКП (б) свыше двух тысяч человек. У них и у жертв прежних кампаний, подобных «Ленинградскому делу», немало было родственников, друзей, знакомых в партийных и государственных органах, и эти последние все время, как только это было возможно, старались затрагивать проблему несправедливо осужденных, пораженных в правах. Вот примечательное письмо предсовмина Г. М. Маленкову от главы фракции большевиков времен царской Государственной думы знаменитого Г. И. Петровского:

«Ввиду обнаруженных предательских и провокаторских дел для партии и Родины, наделанных Берия, почти то же делалось и Ежовым в свое время, требуется особо строго правосудие и контроль над работой НКВД и МВД. Очевидно, эти временщики слишком большую власть имели и перегибали во всех областях управления. Они немало загубили честных коммунистов, дерзнувших где­-нибудь критикнуть этих сатрапов, за что превращались в «лагерную пыль». Поэтому следует пересмотреть дела членов партии, репрессированных органами МВД и НКВД за время управления Берия и Ежовым. Для этого создать … авторитетную комиссию и дать ей право самостоятельно разбирать каждое дело и заявление членов партии и докладывать Президиуму ЦК КПСС».

Стоит ли добавлять, что родные Петровского были репрессированы, а сам он в конце 30-х подвергся гонениям, хотя и не был осужден. Письмо Петровского весьма типично для корреспонденции, поступавшей в те дни со всех концов страны руководству СССР. Вот почему решение о создании т. н. комиссии Поспелова, связанной с проверкой дел осужденных по 58-й статье, принятое 31 декабря 1955 года, не вызвало серьезного противодействия ни у кого в Президиуме ЦК КПСС. Немаловажным был и фактор острой борьбы между Хрущевым и Маленковым за лидерство в стране и партии. Между прочим, на Западе после ареста Берии большинство экспертов считали именно Маленкова, а не Хрущева фактическим главой государства. Маленков занял и должность, и кабинет Сталина после смерти последнего. Далекие от нюансов дворцовых интриг в Кремле вьетнамские коммунисты выпустили в 1954 году почтовую марку, где с Хо Ши Мином и Мао Цзэдуном соседствовал именно Маленков. Но, как известно, Григорий Максимилианович сократил партаппарату зарплату и льготы, чем фактически предопределил победу Хрущева. Но не только этим. Именно на Маленкова — и не без оснований — Хрущеву удалось возложить ответственность за «Ленинградское дело» (а разгром партактива второго города страны смертельно напугал партийный аппарат СССР) и за репрессии в отношении военных после войны. Стремясь создать впечатление о персональной ответственности своего соперника, Маленкова, за несправедливые приговоры, Хрущев был заинтересован в максимальном внимании к фактам несправедливых судебных приговоров, к тому, чтобы эта проблема рассматривалась как системная, а не локальная. И все же, как показано выше, проблема несправедливых приговоров, необоснованных репрессий в стране действительно была и накапливалась годами. Таким образом, для работы комиссии (впоследствии ее назовут по фамилии секретаря ЦК «комиссией Поспелова») действительно были.

Комиссия Поспелова провела большую и полезную работу. Самое важное в ней то, что были названы цифры, которые единственно могут считаться объективными при оценке объема репрессий в ленинско-сталинскую эпоху после окончания гражданской войны, т. е. когда насилие применяла уже только победившая сторона. Согласно выводам комиссии Поспелова от 11 декабря 1953 года, всего было арестовано за 1921–1938 годы 4 835 937 человек (за контрреволюцию — 3 341 989, другие преступления — 1 493 948), из них осуждено 2 944 879, из них к высшей мере наказания приговорены 745 220. При этом в 1939–1953 годах осуждено за контрреволюцию 1 115 247, из них к высшей мере приговорены 54 235 (из них 23 278 — в 1942 году). Вероятно, эти цифры не на 100 процентов точны, но очень близки к исторической истине. Нет и никогда не было никаких десятков миллионов расстрелянных, замученных. Речь идет о временах, когда действительные, а не мнимые враги нового строя оказывались жертвами карательной машины — проигравшая в гражданской войне сторона еще не раз пыталась повернуть время вспять; большой объем репрессий прямо касался изменников Родины, власовцев, бандеровцев, коллаборационистов разного рода. Сегодня общепризнано, что их число в 1941–1945 годах было немалым. Исключив все вышеперечисленные случаи, мы, как и ЦК КПСС, остаемся наедине с действительно незаконно или не вполне законно осужденными людьми. Восстановлением справедливости в отношении них и следовало заниматься! Это в большой степени и было сделано в 1954–1956 годах.

Но именно Хрущев решил использовать этот чисто правовой юридический вопрос для глобальных политических потрясений. Уже как бы подводя итог работе комиссии Поспелова в преддверии открытия ХХ съезда КПСС, Хрущев предложил дать политическую оценку деятельности И. В. Сталина, возложить персонально на него ответственность за вышеуказанные злоупотребления карательных и судебных органов. Хрущев действовал, расчетливо используя понятные эмоции осужденных на длительные сроки (и вероятно, без серьезных оснований) старых большевиков. Проведшие в лагерях по 15 лет О. Г. Шатуновская, А. В. Снегов, партийцы с дореволюционным партстажем, стали по инициативе Хрущева влиятельными членами реабилитационного политико-правового процесса. Естественно, они были обижены и озлоблены в отношении И. В. Сталина и его соратников, и ни о каком объективном отношении с их стороны нельзя было и говорить. Против предложения Хрущева возложить персонально на Сталина ответственность за непростую в судебно-правовом отношении ситуацию 30-50-х годов выступили члены Президиума ЦК КПСС Молотов, Ворошилов, Каганович. Однако Маленков, Булганин из старой гвардии и более молодые члены (Суслов, Первухин, Сабуров) Президиума поддержали Никиту Сергеевича. По-видимому, Маленков более всего опасался, что в противном случае вину за злоупотребления повесят на него как на единственного оставшегося в живых члена альянса Берия — Маленков, всемогущего в последние годы сталинской эпохи. Что касается поддержки более молодых членов руководства, то они были и обязаны Хрущеву своим членством в высшем партийном органе и также (хотя Суслов много работал со Сталиным) видели уже по-своему правильную методику партийно-государственного управления, которая расходилась с жесткими и порой немного упрощенными решениями и практикой сурового сталинского времени. В любом случае взвешенное решение должны были принимать зрелые руководители — наследники Сталина. Но Хрущев усыпил бдительность противников доклада, успокоил сомневающихся тем, что, мол, ответственность за нарушения социалистической законности «будет возложена на Берию». И действительно, в докладе он, как и обещал, тщательно обошел стороной и собственное участие в организации репрессий, и участие коллег по Президиуму ЦК. Но не на Берию, а на Сталина была возложена вся ответственность за ошибки и преступления, неизбежные в трудный исторический период 30-50-х годов, при полном молчании делегатов съезда, членов вновь избранного Пленума ЦК, при сломленном без особого труда сопротивлении прежнего Президиума. И это есть самая главная тайна ХХ съезда КПСС, поскольку разобранные выше причины выступления Хрущева — превращения им объективно необходимого расследования фактов необоснованных репрессий в театрализованный политический приговор Сталину — сегодня очевидны.

Но почему против утверждения доклада «О культе личности и его последствиях» голосовал только Каганович? Почему никто не потребовал слова на съезде? Почему делегаты съезда или члены вновь избранного Пленума ЦК — коль скоро, как сейчас говорят многие, они не были согласны с такой оценкой Сталина — не подняли вопрос о немедленной смене руководителя партии, о том, что вообще здесь происходит? Как отмечает в своих работах публицист Ю. Белов, сам Сталин и его время приучили партию к беспрекословной дисциплине, к показному единодушию, к отсутствию публичных дискуссий (хотя в узком кругу Сталин любил поспорить и допускал возражения себе). Давно прошли те ленинские и постленинские времена, когда на съездах, пленумах и конференциях кипели споры, ломались копья, но все их участники — при любом исходе дискуссии — оставались живы и невредимы. И хотя В. И. Ленин сам настаивал на ужесточении партийной дисциплины внутри партии, это было не равно подавлению всех и всяческих обсуждений. Партийный аппарат решительно поддержал Хрущева, так как устал и от высокой требовательности к нему, и от угроз личной безопасности, и от всевластия силовых структур (точно так же как армия была недовольна влиянием спецслужб). В последние годы принято упрекать в этом партийный аппарат: предали, мол, Сталина, сытой жизни захотели. В этом есть большая доля истины, но все же это был тот самый партактив, который прошел Великую Отечественную, вынес на своих плечах десятилетие послевоенного восстановления страны. Огульно охаивать этих людей не стоит.

ХХ съезд КПСС несправедливо связывать только с недоброй памяти докладом Хрущева. За 12 дней съезда партии, как справедливо указывает историк Алексей Волынец, были приняты важнейшие решения — например, в области развития нефтегазового комплекса, который сегодня играет определяющую роль в бюджете РФ. Был сделан важный вывод о возможности в мире различных, в том числе мирных, путей к социализму, что позволило расширить внешнеполитическую базу поддержки СССР. Автоматизация производства, стратегия освоения космоса — все это тоже ХХ съезд КПСС; большинство его заседаний было посвящено повседневному развитию страны и экономики. Не стоит отрицать и то, что стремление к гуманизации советского социализма оказало огромное влияние на творческую энергию интеллигенции, на процессы в области культуры, международных отношений, на моральный климат в стране и соцлагере. Однако ущерб, нанесенный непродуманным и во многом лживым докладом Хрущева стране, партии, социалистическому лагерю, мировому коммунистическому движению, был неизмеримо больше позитивных последствий новаций! Смещение Хрущева, заигравшегося в политические игры для нейтрализации своих соперников и придания себе исторической роли в истории партии, должно было произойти гораздо раньше 1964 года, как минимум на следующем, ХХI съезде КПСС, в 1959 году. Тогда Хрущев справедливо занял бы место временной, промежуточной фигуры на политическом олимпе страны и многих невосполнимых утрат (раскола с Китаем, изгнания Жукова, Карибского кризиса, выноса тела Сталина из мавзолея) можно было бы избежать. Но страх вступить в спор с главой партии и правительства, нерешительность и беспринципность многих не позволили, как и в 1956 году, поставить вопрос таким образом. Расплачиваться за это приходится до сих пор.