Как основатель Evernote Степан Пачиков организовал IT-стартап в СССР. Глава из книги «Пионеры Кремниевой долины»

КонтентИсторики до сих пор спорят о том, какую цель на самом деле преследовала советская власть, разрешив людям открывать кооперативы и заниматься коммерческой деятельностью

Основатель сервиса Evernote Степан Пачиков стал технологическим предпринимателем еще в конце 1980-х, когда никакого предпринимательства официально не существовало. Как ему это удалось, рассказывается в книге «Пионеры Кремниевой долины» Максима Котина (вышла в издательстве «Манн, Иванов и Фербер»). Публикуем отрывок. 

Историки до сих пор спорят о том, какую цель на самом деле преследовала советская власть, разрешив людям открывать кооперативы и заниматься коммерческой деятельностью. Сложно поверить, что она начала сознательный демонтаж плановой экономики, на словах сохраняя верность социалистическому курсу. Возможно, просто пыталась выправить уродливую бытовую жизнь советского человека, отдав на откуп частникам мелкие, незначительные для государства услуги: рестораны, такси и прачечные.

Но как можно было не видеть, что новые законы противоречили самим основам официальной идеологии? Ведь она считала частную собственность причиной всех земных бед, а «эксплуатацию трудящихся» теми, кто этой собственностью обладал, — главным грехом враждебного капитализма.

Впрочем, поначалу кооператорам запрещалось нанимать сотрудников — дозволялось только делить доход между участниками кооператива. А значит, авторы новаций могли сказать, что кооператоры никого не эксплуатировали.

Однако было ясно, что это ограничение — пустая формальность. Обойти его не составляло труда. Видимо, поэтому уже в мае 1988 года — меньше чем через год после легализации частной инициативы — кооперативам официально разрешили использовать наемный труд.

Законодатели к тому же «проглядели» серьезную угрозу для сложившейся системы: появление кооперативов вело к потере контроля над всей плановой экономикой — и над деньгами государства.

Прежде директор госпредприятия не мог потратить лишние рубли на счету на премии или просто даже зарплаты сотрудникам. Деньги для расчетов между организациями являлись по сути отдельной валютой. Их нельзя было ни зачислить на счет работника, ни тем более выдать ему наличными.

Кроме того, в плановой экономике деньги играли второстепенную роль и имели довольно эфемерную ценность. Даже обладая лишними средствами на счету, предприятие не могло закупить нужную ему технику — например, несколько грузовиков, потому что у производителя грузовиков такой сделки в планах не значилось.

Но все изменилось. Теперь кооператор мог заключить договор с госпредприятием, оказать услуги и получить оплату за них на свой счет, а потом выдать участникам кооператива заработанные деньги кэшем.

Тем самым кооперативы открыли для советских людей невиданные прежде возможности по организации масштабных и при этом весьма элементарных коррупционных схем. Зачастую часть наличных, полученных кооператорами от госпредприятия за услуги или товары, просто возвращалась его директору в конверте или в чемодане.

Даже те кооператоры, которые стремились работать честно, оказывались волей-неволей вовлечены в нелегальные схемы.

Чтобы наладить даже небольшое кустарное производство, предпринимателям требовалось сырье — но при плановой экономике не существовало открытого рынка, на котором можно было бы его приобрести. Приходилось его «доставать» — зачастую опять же незаконными способами.

В этой мутной воде в кооперативное течение оказались вовлечены люди, преследовавшие самые разные цели. Многие гнались за наживой и не сильно задумывались о средствах достижения цели. Но некоторые увидели в новых противоречивых законах возможность создать настоящий бизнес по западному образцу — насколько вообще было возможно его представить себе людям, рожденным в СССР.

Одним из таких людей оказался <…> основатель детского клуба «Компьютер» Степан Пачиков.

Читая западные IT-журналы и штудируя спецификации новейших компьютеров, Степан Пачиков волей-неволей познакомился с историей западного инновационного бизнеса.

Конечно, для ученого, который никогда не был в Америке, основатель Microsoft Билл Гейтс или создатель Lotus Митч Капор должны были казаться такими же мифическими персонажами, как Шерлок Холмс или Индиана Джонс. Однако результат работы Гейтса или Капора можно было купить и использовать — даже в советской Москве. А значит, они не могли не быть реальными.

Где-то там, за пограничными кордонами, за океаном, в тысячах миль к западу от советской Москвы, все эти истории о стартапах и революционных компьютерных технологиях, о которых Степан читал в журналах, продираясь через джунгли незнакомых английских слов, происходили на самом деле. Каждый человек с головой на плечах мог у себя в гараже придумать революционный продукт, создать собственную фирму, построить большой бизнес и изменить жизнь людей к лучшему, а еще по ходу дела заработать пару-другую миллионов.

Эта концепция не выглядела для Пачикова совсем уж фантастической — в отличие от большинства советских граждан.

В августе 1988 года руководитель клуба «Компьютер» через статью, опубликованную в газете, призвал руководство страны отказаться от попыток наладить производство своих компьютеров. Он убеждал, что поезд ушел — нагнать Запад уже не получится. Целесообразнее сосредоточиться на разработке программного обеспечения. Это будет куда лучшим применением математических талантов советских ученых.

Кооперативное движение давало возможность внести свой посильный вклад в реализацию замысла, не дожидаясь решений на верхах.

И первым делом он, конечно, обратился к автору русификатора [компьютеров IBM] — самой популярной компьютерной программы, созданной в СССР. Степан предложил Антону Чижову объединить усилия. Открыть свой кооператив. Продавать драйвер самостоятельно — вместо того чтобы обращаться к таким дельцам, как [кооператор Артем] Тарасов.

Вдвоем Пачиков и Чижов могли бы собрать других программистов, уже создавших популярные продукты, заняться разработкой нового революционного софта и со временем построить первый софтверный кооператив. А там, чем черт не шутит, выйти как-нибудь на мировой рынок. Почему нет?

Еще несколько лет назад эти дерзкие мечты граничили бы с полным безумием. Но теперь, после объявления курса на либерализацию строгих советских законов под флагом перестройки, дела приняли совсем другой оборот.

Если раньше за хранение книги «Архипелаг ГУЛАГ» отправляли в тюрьму, то теперь карты сталинских лагерей печатали в газетах.

Если раньше религиозность осуждали, то теперь тысячелетие Крещения Руси отмечали на государственном уровне, а Библию издавали стотысячным тиражом.

Если раньше делали вид, что секса не существует, то теперь в кинотеатрах крутили советские фильмы с постельными сценами, а комсомол — официальная молодежная организация коммунистов, с участия в которой для многих в СССР начинался путь партийной карьеры, — организовывал конкурсы красоты, где девушки расхаживали по сцене в купальниках.

Если раньше неофициальных художников и музыкантов преследовали как тунеядцев и отправляли в психиатрические лечебницы, то теперь рок-звезды собирали стадионы, а советский авангард за десятки тысяч фунтов продавали на Sotheby’s — и не за границей, а прямо в Москве.

Жизнь менялась так быстро, что уже все казалось возможным.

Правда, многие люди в СССР считали, памятуя об оттепели 1960-х, что все эти перестроечные вольности скоро закончатся, а самые активные адепты этой самой перестройки окажутся за решеткой. Но Пачиков был готов рискнуть и поставить на то, что в этот раз перемены — навсегда.

<…>

Двойственная природа частного предприятия в стране, отрицавшей частную собственность, создавала в 1988 году немало препятствий на пути первых кооператоров.

Например, Артему Тарасову, чтобы зарегистрировать свою «Технику» годом ранее, пришлось брать чиновника Моссовета буквально измором.

<…>

Чтобы избежать подобных развлечений, начинающие советские предприниматели нередко предпочитали присоединиться к уже работающему кооперативу. Пачиков и Чижов решили пойти тем же путем.

Тут Степану помогла тусовка, сложившаяся вокруг клуба. Эдуард Миньковский, один из участников «Компьютера», познакомил его со своим дядей, учредителем строительного кооператива «Контур».

Пачиков убедил кооператора взять их под свое крыло — и дать открыть при «Контуре» более-менее автономное подразделение для развития компьютерных проектов. Назвали его «Микроконтур». Была тут и аллюзия на микрокомпьютеры (так назывались тогда персональные ЭВМ), и скрытая самоирония: замыслы у микрокооператива уже с ходу были хоть и смутные, но вполне грандиозные.

Предприятие начало работу 3 октября 1988 года. Первым официально устроенным сотрудником «Микроконтура» стал Георгий Пачиков, младший брат Степана.

На заре кооперативного движения он трудился программистом во МХАТе, одном из ведущих столичных театров. Георгий отвечал там за работу сценического оборудования, но по большей части просто валял дурака, наслаждаясь артистической атмосферой.

Зато он активно помогал в организации компьютерного клуба. Когда Степан попросил подсобить и с кооперативом, Георгий долго раздумывать не стал.

Сначала коллектив «Микроконтура» сидел в помещении «Компьютера» на Рождественском бульваре. Но вскоре стало ясно, что фирма мешает клубной деятельности. Для кооператива сняли отдельное помещение на Петровском бульваре — в десяти минутах ходьбы.

Мало кто верил тогда, что на продаже компьютерных программ можно что-то заработать, — ведь никто в стране не понимал, зачем за них платить, если можно просто скопировать с диска на диск. В государстве, в котором все было общим, интеллектуальная собственность считалась буржуазным излишеством. Авторское право, сложившееся в странах потенциального противника, в СССР не признавали на государственном уровне, копируя все западные наработки, какие только было возможно, — от песен и воспроизводящих их магнитофонов до автомобилей.

Впрочем, сложившаяся в стране система отношений с авторским правом для создателей первых советских программ для персональных компьютеров давала и свои преимущества. И «Альфу», и «Бету» — обе версии своего драйвера, названные по буквам греческого алфавита, — Антон Чижов создавал на работе, в Вычислительном центре Академии наук, на компьютерах, принадлежащих государству.

Если бы дело происходило в XXI веке — или хотя бы в капиталистической стране, — его работодатель считал бы русификатор своей собственностью и претендовал бы на все полученные программистом деньги.

Однако Вычислительный центр работал по законам социалистической плановой экономики. Никаких дополнительных доходов от продажи русификатора в его планах не значилось. Как объяснить происхождение прибыли от продажи софта на языке советской экономической науки? Никто этого не знал. Поэтому непосредственное начальство Чижова, зная о том, что он зарабатывает на драйвере, предпочитало закрывать глаза на его «нетрудовые» доходы.

Впрочем, Пачиков понимал, что на одном творении Чижова далеко не уедешь. И он сразу стал собирать под крышей «Микроконтура» других программистов.

На первом этапе у кооператива не было ничего, чем должна была обладать торговая компания: ни налаженных каналов продаж, ни обученных сейлзов, ни внятной коммерческой стратегии.

Но у «Микроконтура» была печать, возможность заключать договоры с другими организациями, получать деньги на свой расчетный счет, а потом выплачивать авторам гонорары. А тогда уже этого было достаточно, чтобы привлечь создателей лучших программ.

К тому же большинство выдающихся советских программистов работали под одной крышей с Антоном Чижовым — в Вычислительном центре, старейшем компьютерном учреждении в структуре Академии наук, которое еще с 1955 года собирало специалистов по изучению и использованию ЭВМ для решения научных задач.

В начале 1980-х, когда на Западе появились персональные компьютеры, именно в Вычислительном центре открыли лабораторию по исследованию новой техники под руководством Виктора Брябрина. Все известные в СССР программисты, работавшие с домашними компьютерами, трудились либо в этой лаборатории, либо где-то по соседству. В том числе, например, Алексей Пажитнов, автор «Тетриса» — одной из самых популярных компьютерных игр своего времени.

Для сотрудников Вычислительного центра Степан Пачиков, в отличие от Артема Тарасова, был своим человеком: компьютерным энтузиастом, экспертом, ученым, организатором известных на всю Москву семинаров в клубе «Компьютер».

Помогало и то, что партнеры не жадничали, предлагая программистам крайне выгодные условия. А Степан, продавая софт, был готов оставлять себе весьма скромную комиссию в пятнадцать процентов, отдавая остальное создателю продукта.

Это была вполне практичная, меркантильная щедрость. Основатель «Микроконтура» не планировал сразу становиться миллионером — он хотел превратить свой кооператив в преуспевающую софтверную фирму. А для этого ему требовались лучшие разработчики. Чтобы привлечь их в «Микроконтур», Степан был готов пожертвовать сиюминутными заработками.

Стратегия вполне оправдала себя и тактически: программисты нередко приходили со своими покупателями. От кооператива требовалось просто провести деньги.

Благодаря такой лояльной политике вскоре «Микроконтур» Пачикова стал продавать все основные продукты, которые позволяли полноценно работать на компьютерах IBM с текстовыми документами на русском языке.

Евгений Веселов, еще один сотрудник Вычислительного центра Академии наук, отдал «Микроконтуру» на распространение свой текстовый редактор «Лексикон». А Андрей Скалдин — комплект русских шрифтов, которые адекватно отображались при печати на принтерах.

Вопреки предсказаниям скептиков, Пачикову удалось кое-как наладить реализацию софта, не прибегая к сомнительным схемам с перепродажей компьютеров и установкой программного обеспечения в довесок к ним. Разумеется, за российские программы, которые вполне можно было бы и скопировать даром, платили не индивидуальные пользователи, а организации — отчасти потому, что деньги девать им все равно было некуда. Заключать контракты помогало и то, что в кооперативе работали сплошь сотрудники Академии наук. Это добавляло предприятию веса.

Конечно, доходы «Микроконтура» не шли ни в какое сравнение с оборотами Артема Тарасова, который вскоре стал первым официальным советским миллионером. Но прибыли вполне хватало, чтобы держать фирму на плаву и приступить к реализации более амбициозных замыслов.

Степану Пачикову, конечно же, не хотелось ограничиваться распространением чужого софта — он мечтал придумывать и делать свои программы и не заниматься адаптацией западных разработок, а создавать действительно прорывные, инновационные решения. Чтобы менять к лучшему жизнь миллионов и в меру сил двигать вперед научно-технический прогресс. На меньшее ученый, воспитанный физиками-лириками Новосибирского Академгородка, тратить свою жизнь был не согласен.

Однако ни сам Степан, ни другие участники «Микроконтура» пока не представляли, за что можно было бы взяться и что могло бы, с одной стороны, приносить пользу людям, а с другой — обеспечивать хороший доход авторам софта. Однако они прекрасно знали, что в советских научно-исследовательских институтах работали сотни головастых ученых, которые часто не могли реализовать свои идеи из-за косной советской бюрократии.

Многие из них изнывали от тоски в своих НИИ, не понимая, что мир изменился. То, что немыслимо сделать в государственном учреждении, можно реализовать под крышей частного предприятия. К тому же далеко не все были на «ты» с компьютером — и не все до сих пор осознавали, какие возможности открывают перед человечеством домашние вычислительные машины.

Чтобы совершить прорыв, основателям «Микроконтура» следовало просто отыскать этих гениев — и раскрыть им глаза. К счастью, Степан Пачиков уже знал, где их найти.