Загадка Дзержинского: почему он до сих пор так важен для нас?

МОСКВА (ИА Реалист). На портале «Активный гражданин» мэр Москвы прервал голосование по выбору памятника на Лубянской площади. Согласно первым данным опроса, большинство москвичей выступали за открытие памятника Александру Невскому. Казалось бы, на этом текст можно было закончить: Феликс Дзержинский не стал фаворитом москвичей. Но все не так просто. Дело в том, что предметом голосования был именно Дзержинский. В феврале несколько писателей и блогеров, в том числе Захар Прилепин, Дмитрий Пучков (Гоблин), Леся Рябцева и Александр Проханов обратились в мэрию Москвы с просьбой вернуть на Лубянку памятник Дзержинскому. По их мнению, монумент имеет историко-культурное значение. То есть обсуждалось возвращение Феликса Эдмундовича, а Невского поставили ему спарринг-партнером. Фанатик в стратегии и прагматик в тактике Кому и зачем сегодня так нужен Дзержинский? Режим, который он защищал, моральные нормы, которым он присягал, даже страна, в которой он жил, перестала существовать тридцать лет назад. В этих условиях как его восхваление, так и порицание не должно иметь серьезного значения для современной жизни. Но получается наоборот. Фигура Дзержинского остается в фокусе общественного внимания. Почему? Может быть, причина в его личности и биографии. Внешне эта личность кажется скопищем противоречий. Выходец из мелкопоместной польской семьи, мечтавший стать ксендзом, а ставший революционером. Человек, проживший всю жизнь в ссылках и побегах, ставший одним из самых эффективных советских администраторов, глава спецслужбы — отец «красного террора», запретивший в своей организации пытки. Человек, который поддерживал Льва Троцкого, а потом боролся против него. Глава Высшего совета народного хозяйства (ВСНХ), выступавший в защиту мелкого частного крестьянского хозяйства. Кандидат в члены Политбюро, выступивший в свой последний день против партийной диктатуры. Но если разобраться, то никаких особых противоречий в этом нет. Вера в Бога — вера в величие добра и неизбежность справедливости. Активный человек с такой верой, который не собирается ждать у моря погоды, а считает нужным поучаствовать в реализации божественного промысла, в конце ХIХ века практически обречен становится революционером. Недаром Федор Достоевский видел будущее своего героя Алеши Карамазова (живущего в монастыре) в революции. Череда арестов и побегов — тоже результат активного революционного фанатизма. Но фанатизм этот прекрасно сосуществовал с огромным здравым смыслом. Получился слуга идеи, который не идет напролом, а использует реальные возможности для достижения результата — фанатик в стратегии и прагматик в тактике. Такие люди в политике редко, но встречаются, и обычно становятся великими политиками. Яркий пример такого политика Франклин Рузвельт — человек идеи, пользующейся любыми возможностями для ее достижения. Именно из-за этого прагматизма Дзержинский запретил пытки. С его точки зрения, пытки не только аморальны, но и бесполезны. Под пыткой человек подтвердит что угодно, но где гарантия, что это окажется правдой? Отношение к пыткам — пример отношения Дзержинского ко всем проблемам. Например, отношения к Льву Троцкому. Феликс Эдмундович, как верующий в революцию человек, сочувствовал крайне левым идеям перманентной мировой революции, но как прагматик понял невыполнимость задачи, поэтому боролся с левыми и с Троицким, и со своим сотрудником Зиновьевым. Уникальный государственный деятель Часто упоминаемый эпизод из жизни Дзержинского связан с его руководством ВСНХ, где он проявил себя как правый коммунист, защищая идеи Николая Бухарина об экономической свободе крестьян. Как прагматик, он не видел другого пути. Более того, огосударствление экономики может привести только к одному — возникновению бонапартистской диктатуры в «красных революционных перьях», об этом он говорил на пленуме ЦК в свой последний день. И даже та скромная позиция в партийной иерархии, которую он занимал, естественно вытекает из его фанатичного прагматизма или прагматичного фанатизма. Для левых фанатиков он был слишком прагматичен, а для сталинских прагматиков слишком предан идее, что помешает ему быть преданным команде. В результате, занимая государственный пост председателя ВСНХ, в партии он оставался кандидатом в Политбюро, хотя все председатели ВСНХ до и после него были членами Политбюро, что естественно. Если учесть, что председатель Высшего совета народного хозяйства считался вторым человеком в Совнаркоме. Дзержинский был цельным человеком и уникальным государственным деятелем. В нем идейный фанатизм сочетался с прагматизмом. Таким людям обычно удается многого достигнуть. Поэтому его многие ждут и ищут. Свой идеал находят в нем и левые, и консерваторы-государственники. Для всех них он, как и Петр Столыпин, символизирует счастье, которое не случилось. И уже этим он им всем дорог и важен. Сакральный образ: атрибуты божественной власти Но значение образа «железного Феликса» не сводится только к его фигуре как таковой. Изначально он имел сакральный авторитет. Дело в том, что у Бога есть два непременных атрибута: способность даровать жизнь и способность ее отнимать по собственной воле или капризу. ВЧК обладала правом несудебных расправ: следователь сам определял вину подследственного и меру наказания. В результате ЧК и ее председатель обладали вторым атрибутом божественности: способностью отнимать жизнь. Поэтому Дзержинский воспринимался обществом как полубог или полудьявол. Он виделся обществом как одна из главных фигур советской власти, хотя по сути не был, до перехода в ВСНХ, даже десятым в иерархии. И такая сакральная позиция помогала Дзержинскому в практической деятельности: используя возможности транспортной ЧК, он смог навести порядок на железной дороге. Да и другие проблемы решались похожим (чрезвычайным) образом. В 1924 году по его инициативе вместо Главметалла ВСНХ РСФСР была создана комиссия МеталлЧК, которую он же и возглавил. И, конечно, из-за этой сакральной позиции Феликс Эдмундович оставался символом советской власти на протяжении всей ее истории. Правда, каждая эпоха создавала своего Дзержинского: беспощадный борец в эпоху Иосифа Сталина, защитник законности и ленинских норм при Никите Хрущева, прагматичный и одновременно гуманный руководитель в эпоху Леонида Брежнева. Поэтому естественно, что и последние тридцать лет именно Дзержинский наравне с Лениным, Троцким и Сталиным были символами советской эпохи. Причем, как и ранее, символ этот в разные периоды постсоветской эпохи и у разных политических групп был разный, но он всегда был. В конечном счете, Дзержинский стал символом всех сторон советского времени. Естественно, что такой интегральный символ потребовался всем. Одним нужно встать вровень с великим революционером, другим — с великим создателем, заложившим основу советской экономики. И те, и другие надеются получить часть его сакрального величия. Третьи пытаются вернуть сакральный ужас и напомнить о преступлениях советской эпохи, чтобы оправдать сильно подмоченный авторитет российского либерала. Да, вам при нас стало хуже жить, но мы спасли вас от советского ужаса. И, наконец, четвертые — это политические пигмеи, которым надо постоять рядом с чем-то великим, чтобы их заметили. И всем нужен яркий образ Дзержинского. Интересно, что политические образы ищут не в настоящем, а в прошлом. Обычно так происходит тогда, когда стоит задача переформатировать идеологию настоящего, опираясь на прошлое. Так было в 1941 году, когда идеи революции заменили идеями государства, которое есть продолжение Российской империи. Интересно, что и зачем теперь собираются переформатировать. Или, может быть, эпохе, в которой деньги — единственная ценность, недостаточно героев и их приходится занимать у прошлого? Тогда Дзержинский — это не символ прошлого, а символ сегодняшнего дня? Похоже на то. Честно говоря, это не худший вариант, особенно на фоне Бориса Березовского. По крайне мере, служил не только себе, но и стране. Но то, что героического символа сегодня в России нет, это само по себе и есть символ. Дмитрий Журавлев — директор Института региональных проблем, специально для ИА Реалист