«Колпашева — деревня против Томска, а Томск — деревня против Ленинграда»
Томск 1929 года глазами остяцких школьников
«Колпашева — деревня против Томска, а Томск — деревня против Ленинграда»
Короткие тексты + картинки. Где были, что видели, что при этом чувствовали. Сторисы... образца 1929-го. В Томском краеведческом музее хранится газета, написанная на оберточной бумаге остяцкими школьниками. По окончании 1928/29 учебного года дети из Широковской школы-интерната имени Якова Свердлова отправились в Томск на экскурсию. Предлагаем взглянуть на областной центр столетней давности глазами юных остяков.
«История
одной вещи» — совместный проект с
Томским краеведческим музеем
«Газета учеников остяцкой школы-интерната им. Я. М. Свердлова по реке Кети Нарымского края “Наше зеркало”, № Экскурсии» склеена из пары десятков листков тонкой бумаги формата А4. Помимо заголовка в шапку вынесен коллаж: слева — местная пресса («Остяцкая гОзета», «Справочник остяка» и прочее), справа — здания, которые вполне могли попасть в поле зрения детей во время путешествия в Томск. Во всяком случае, труба на переднем плане очень напоминает один из ракурсов то ли винной монополии, то ли спичфабрики «Сибирь».
«“Наше зеркало”. Значение этого названия газеты объясняется тем, что печать, газета, журнал отражает все, что у нас в СССР, а также в буржуазных, т.е. в капиталистических странах делается. Это, конечно, только печать может служить зеркалом в Стране Советов, где отмечают с полной откровенностью положительные и отрицательные стороны. В странах капитализма печать есть угнетение, обман трудящихся, и наша газета стенная отражает только правду, что мы видели на экскурсии и слышали. Учитель Г».
Передовицу юнкоры писали дважды. На обороте газеты сохранился вариант под зачеркнутым названием «Вперед». Он во многом повторяет текст «Задач конца учебного года», в которых школьники делятся своим целеполаганием. Но — местами любопытнее. Его можно прочитать на картинках сверху. А мы приводим расшифровку «утвержденного редактором» варианта.
«Закончив учебный 28/29 год, ученики школы широковского интерната, получившие знания в школе и очередь поездки на экскурсию для закрепления и углубления полученных знаний, на пароходе «Мельник» уехали в Томск. Мы, ученики интерната, поставили себе задачу узнать жизнь города и рабочего в особенности, так как рабочий есть главная сила стрАительтства социализма и проводник ленинских заветов. А Ленин В.И. говорил, чтобы из страны земледельческой сделать страну прамышленую, и также о культурной революции, о барбе с бюрократизмом, волокитой и социалестическом соревновании. А поэтому мы поставили задачу побывать на фабриках, заводах, музеях и учреждениях...» (орфография и пунктуация преимущественно сохранены)
Все заметки написаны от руки — пером и чернилами, довольно аккуратно и вполне читабельно. Даже несмотря на орфографические и пунктуационные огрехи. И это удивительно, если вспомнить, что речь идет об остяцкой школе. Организацией школ для нацменьшинств Наркомпрос и Наркомнац начали заниматься с 1918 года. В начале 1920-х в Нарыме появился отдел народного образования с соответствующим подотделом. На должность инструктора в этот подотодел был принят Петр Афанасьев, который позже стал директором широковской (по названию поселения «Юрты Широковы») школы-интерната для остяцких детей. Вот как описывает момент открытия этой школы в своем исследовании о политике просвещения народов севера историк Светлана Малиновская:
«Остяк Истеев рассказывает об открытии туземной школы-интерната им. Я.М. Свердлова в 1924 г. В первые годы было очень трудно собрать детей в школу. Это объясняется тем, что родители не хотели отдавать детей; им говорили, что там детей обучают в «коммунисты». Слово «коммунист» в то время обозначало что-то непонятное. Первый директор школы Афанасьев всячески старался убедить родителей в полезности школы. Он ездил по юртам, давал детям рассматривать книги с картинками и ему удалось убедить родителей и привлечь детей в школу...»
В фондах краеведческого музея сохранилась фотография 1927 года из интерната для остяцких детей в Нарымском крае. Ученики в своей спальне — обутые, одетые, сидят на кроватях у стен, которые завешены дидактическим материалом по счету и природоведению. Можно предположить, что такие же ребята чуть позже отправятся за 300 км к югу «углублять и закреплять» полученные в школе знания. Под заголовком «Наши впечатления» юные корреспонденты пишут:
«28 мая 1929 года в 10 часов вечера мы распрощались с ребятами. На пароходе «Ново-Сибирск» двинулись в путь. На экскурсию по ранее намеченному плану. Интерес у нас был большой до города, так как из нас были которые впервые ехали на пароходе. Через сутки мы были в КолпашевоЙ. Где ожидали паСажирского парАхода «Мельника». За это время осмотрели колпашевский клуб, слушали игру Тухового оркестра. Вообще интересовались местностью в КолпашЕ. Жизнь похожа на городскую, освещается электричеством. И улицы имеют названия, и дома нАмированы. Ожидая пароходы снизу, у нас назначилось дежурство... И только 31 мая мы поехали в Томск. По дороге видали лесопильный завод, в МогочЕно, но сходить не пришлось. Теперь из КрЕвошеЕно сел мужик, который оказался агроном. Когда познакомились, то его попросили, чтоб он с нами побеседовал. И мы ему задавали вопросы, он нам хорошо все разъЕснял. Теперь мы все знаем — как узнать вес живой коровы. Как сеять хлеб. Как кормить скот по культурному, чтобы был здоровый и дал больше молока. Мужик агроном хороший, и мы не видали, как время прошло... Мы когда приехали в Колпашево, то боялись ходить, думали, что заблудимся, нам она (Колпашева) казалась большая. А когда увидели Томск, то думаем, что больше Томска и нет в мире городов. Но нам сказал учитель, что Томск — небольшой город. Если сравнить Колпашеву — как деревня против Томска, и Томск — деревня против Ленинграда, Москвы и других ряд городов. В Томске все кипит, народу много, как вода кипит в котле — бурлит взад и вперед. Первое время прямо все шумит в ушах, а потом мы кое-как привыкли к шуму. А уже на обратном пути Колпашева не казалось большой. А маленькой. Приехав в Широково, тут все рассказывали, и тут все представляют, что в городе так шумно и много народу. А главное узнали, что рабочие тоже могут управлять и строить новую жизнь. Лучше чем буржуи». (оригинальная орфография местами сохранена)
Сотрудница краеведческого музея Анна Брянская сделала фотоподборку с видами Томска на рубеже 1920-1930-х годов, чтобы можно было представить — что увидели школьники, сойдя на томскую пристань с парохода.
«Это так называемые фотооткрытки, — говорит Анна Брянская. — Кто их автор — неизвестно. Вероятно, кто-то из фотографов в период НЭПа таким образом зарабатывал себе на жизнь: каждый снимок напечатан вручную, не типографским способом. Я специально подобрала летние кадры, ведь ребята с экскурсией приехали в конце мая-начале июня. Первое — это, конечно, пристань. Наверняка, потом они ехали по Тимирязевскому проспекту — так называлась часть современного проспекта Ленина от площади Революции до Лагерного сада. В то время он был еще замощен камнями. Видели здание нынешнего ТУСУРа — тогда еще без правого крыла и колонн, Почтамт. А вот такой перед ними предстала Базарная площадь — на этой панораме видно и реку Томь, и собор, и мост, который ремонтируется...»
Первым пунктом в программе остяцких школьников значилось посещение спичфабрики «Сибирь». Наследие купцов и промышленников Кухтериных некогда снабжало спичками не только всю Томскую губернию, но и часть Восточной Сибири с Монголией.
В 1920 году, после установления советской власти, владелец фабрики Александр Кухтерин был арестован, а фабрика национализирована. Из-за неумелого управления и износа оборудования фабрика вскоре оказалась на грани закрытия — пишут, что к 1925 году ее убытки оценивались в 100 тысяч рублей. После того, как предприятие возглавил сын бывшего управляющего Эршке, жизнь фабрики начала налаживаться. Ее реконструировали, закупили немецкое оборудование, продукция вновь стала конкурентоспособной.
В 1929 году территория, где размещалось спичечное производство, находилась в четырех верстах от города. Со слов школьников, фабрику окружали каменная стена и проволочное заграждение. На входе стояла контрольная будка с телефоном. Пройти через этот КПП можно было только по пропускам.
«Нам сначала пришлось ехать на автобусе №4, а потом шли 4 версты пешком. Подойдя к фабрике учительница А.А. Поц зашла в контору и отдала пропуск полученный из окроно, и мы пошли вовнутрь фабрики. I машинное отделение, где стоят котлы, которые топят, и паром приводя в движение все машины фабрики. Рабочий товарищ Владиславлев нам разъяснял. Из машинного отделения мы зашли, где чурки пилят. Чурки там пилили, но не так, как мы. Тут только подкладывают бревно. Отпиленные чурки передаются к другой машине, где вырезают узенькие пластинки. Эти пластинки употребляются для спичечных коробков, их денышек, боковых рамок и закрышек. Дальше машина из чурочек стрежет и колет соломки (спичечные палочки), эти соломки смачивают в растворе, для того, чтобы она на полу не горела, когда выбросишь из употребления. Соломки втыкаются в машину, которая называется автомат «синеплекс». И этот автомат движет, эти соломки обмакиваются в растворенную жидкость парафина. Автомат «синеплекс», делая оборот, спички уже приходят и поступают в готовом виде. Которые передаются в следующее отделение, где они укладываются в коробки. Тоже машиной. Коробки ставятся, обклеиваюся и закупориваются в пачки все машиной. Рабочие стоя у машин только направляют. Фабрика с мая месяца перешла на 7-часовой рабочий день. Мы видели, как рабочие сами управляют и устанавливают машины, заменяя ручной труд. Рабочие живут экономически хорошо. А политически все говорят, что мы совместно с трудящимися превратим СССР в страну труб, то есть все будет вырабатываться и перевозиться машинами. Квартиры хорошие и еще строят новые дома под квартиры. Всех рабочих и служащих на фабрике 476 человек. Фабрика работает на 3 смены и на этом мы окончили осмотр фабрики».(стилистика сохранена)
Кожзавод школьникам понравился меньше. Так и написали, что работа там «вредная и грязная». И рабочие все в дегте запачканы. Заметили, что труд не механизирован — работники все своими инструментами делают. Но процесс зафиксировали для своих читателей подробно. Описали и дуборезку, где строгают дуб для засыпки кож — здесь, по их словам, невозможно с непривычки дышать из-за пыли. И барабанное отделение, в котором машины раскручивают барабаны, наполненные кожей вперемешку с «мазью», салом, дегтем и ворванью (вытопленный жир из сала морских животных).
Отдельным пунктом экскурсионной программы стало посещение Краевого музея. Бывший особняк золотопромышленника Асташева в 1929 году снаружи выглядел примерно так же, как и сейчас. Но можно ли и сейчас взглянуть на то, что увидели в интерьерах музея остяцкие школьники?
«Вошла женщина и повела нас наверх. Тут мы увидели громадного зверя мамонта. Женщина рассказала нам, что много тысяч лет тому назад здесь было найдено другое место. Мамонт был найден здесь в Сибири, он лежал много. Тянет 12 пудов. Мамонта один зуб величиной с человечью голову. У мамонта 4 зуба. Зубы, как у коровы. Мамонт походит на слона, только шерсть длинная. Мамонт питался травой. Видали и других зверей — волка, медведя, оленя и других. Видели все старинные орудия и одежду черок. Это черок один один человек носил на ноге. А на шее железный обруч. Он хотел угодить богу и мучил сам себя. Ему подадут копейку. Он несет ее в церковь. Еще мы видели золотые иконы, кровати, стулья, обшиты шелком. Видели картину, как царь снимал головы солдаты и навешивал их себе на шею. Еще видели картину, как в 1905 году в Томске буржуи сожгли партийных, которые сидели на собрании, а белые в это время подожгли. Сгорели 135 человек. Видели картину бурлаков. ПД». (стилистика сохранена, орфография поправлена)
За три десятилетия до поездки остяцких школьников в Томск в мировой археологии случилась сенсация. В 1896 году профессор зоологии Томского университета Николай Кащенко открыл на берегу Лагерного сада палеолитическую стоянку. Его открытие подтвердило гипотезу о том, что в период палеолита в Сибири могли жить люди. В частности, находка Кащенко показала, что 18 тысяч лет назад на территории Лагерного сада первобытные люди поймали и съели мамонта. На месте раскопок были найдены кости животного и каменные орудия.
Кости мамонта, которые запомнились остяцким школьникам, до сих пор экспонируются в краеведческом музее. Так же как и чучела животных — медведя, волка, лося.
«Что касается железного «обруча на шее», то в 1920-х годах в музей сдали вериги местного юродивого, — говорит главный хранитель музея Татьяна Карташова. — В комплекте тогда были еще железная шапка и железные ботинки. Но они не дошли до наших дней».
По сохранившейся в музее устной легенде , вериги нашли на колокольне Богородице-Алексиевского мужского монастыря после его ликвидации в 1929 году. Принадлежали они юродивому по имени Константин. Носить вериги полагалось на голое тело — «для умерщвления плоти и укрепления духа». Занятие непростое — только один сохранившийся из «комплекта» обруч весит около 10 кг.
Что касается поразивших школьников кроватей и стульев, обшитых шелком — то, скорее всего, это мебель из интерьеров особняка Асташева, которая перешла музею вместе со зданием. Картину, где «буржуи сожгли пОртийных» — то это картина Вучичевича-Сибирского «Погром 1905 года». 20 октября 1905 года черносотенцы подожгли Королевский театр, в котором проходило собрание членов РСДРП, и здание сибирского жд управления. Погибло, по разным данным, от нескольких десятков до нескольких сотен человек.
А вот насчет картины, где «царь снимал головы солдатам и навешивал их себе на шею», то идей — что бы это значило? — у сотрудников музея немного. В отечественной традиции такого быть не могло. А вот в буддийском искусстве что-то подобное встречается — в облике гневных божеств на танках или в виде скульптур. Коллекция востоковеда полковника Полумордвинова была одной из первых, поступивших в 1920-х годах в краевой музей. Возможно, именно с ней имели счастье познакомиться остяцкие школьники.
«Побывали школьники не везде, где хотели, — говорит Татьяна Карташова. — Хотя планы были грандиозные — и дрожзавод, и стеклянный завод, и комитет народов севера. Причины, как они пишут — во-первых, ремонт некоторых заводов. А во-вторых, пароходы ходили тогда редко, в особенности, в Широково. И если бы они от своего рейса отстали, им пришлось бы плыть в лодке — даже нарисовали ее. А в лодке, продолжают дети дальше, «ехать для нас очень трудно, и таковой у нас не было». В дальнейшем обещают они этот недостаток изжить...»
«Мы знаем, — делятся своими выводами в газете школьники, — что в настоящее время кулаки в деревнях, торговцы в городах, составляют капиталистическую часть, которая видит, как советская власть поднимает все народное хозяйство, строит новые фабрики и заводы, увеличивает сеть школ, клубов, коммун, совхозов, колхозов, товариществ, артелей, рост кооперации и кооперирование населения, рост посевной площади и т. д. Кулаки, торговцы хотят остановить такой рост нашего социалистического строительства. Кулак в деревне пускает красного петуха (поджигает деревни), а торговец в городе пролезает в социалистическую промышленность и там пакостит работе. Рабочие зорко смотрят за врагом. И все, что ненужное, отбрасывают. Говорят трудящимся, что кулак, торговец может только вести по дороге угнетения. Мы, ученики интерната, убедились, к старому идти — это дорога буржуя. А наша дорога — это дорога покойного вождя Ленина, по которой идет рабочий».
1929 год. Сворачивался НЭП. Раскручивалась коллективизация. Приближались времена массовых репрессий и Большого террора. В 1937 году по надуманному обвинению арестуют и расстреляют первого директора широковской школы-интерната Петра Афанасьева. В архивах Томского краеведческого музея сохранились письма выпускников интерната к своему директору. Так что продолжение этой истории — следует.
ССЫЛКИ ПО ТЕМЕ: «Народный мститель». Как партизаны газету на бересте печатали Не гневите женщин. Почему люди боялись богиню Лхамо и ее львиноголовую спутницу Спецпроект: «История одной вещи»
ПОДДЕРЖИ ТВ2 !