Куда подевались мужчины?

 В марте 1964 года газета «Нью-Йорк таймс» сообщила, что душераздирающие крики 29-летней Китти Дженовезе, которую изнасиловали и убили возле её квартиры в Квинсе, слышали десятки людей. Слышали — и не заступились. Так вот: газетчики лгали. Но их ложь сработала, потому что мы знаем, чем это заканчивается, когда кто-то может вмешаться, но решает не лезть. Теперь, в 2021 году, когда у всех поголовно смартфоны, мы наблюдаем целую эпидемию пассивных американцев, которые ведут видеосъёмку и молча наблюдают, как вершится трагедия.

   Многие из вас видели свежие ролики с ужасными событиями, которые зеваки снимают на «айфоны» и другие устройства. В Вашингтоне девочки-подростки угнали автомобиль Uber и убили водителя, в нью-йоркском метро жестоко избили азиатского мужчину, на улице Нью-Йорка бесчеловечно напали на пожилую азиатскую женщину — эти сцены шокировали даже страну, которая чуть ли не оцепенела от постоянного потока чудовищного насилия.

   У этих событий немало общего: они происходят средь бела дня, на виду у общественности, и попадают в объективы цифровых устройств. Но главное, что их объединяет — никто не вступился и не остановил нападающего. Во всех трех случаях люди наблюдали, как страдает невинная жертва, но и никто и пальцем не пошевелил: разве что достали телефоны и поставили на «запись».

   В 1964 году, если верить «Таймс», публика возмутилась: оказывается, молодую женщину, можно изнасиловать и убить — да ещё чтобы об этом услышали десятки соседей, но никто не пришёл ей на помощь. А теперь мы видим ролики с неприкрытым насилием и даже не задумываемся, кто его записал и почему? Где все окружающие? Где народное возмущение? Где все мужчины?

   Есть немало объяснений, почему мужчины в таких ситуациях бездействуют.
Во-первых, они стали менее мужественны, о чем говорит падение уровня тестостерона.
Во-вторых, боятся разбирательств — чтобы преступник потом не затаскал по судам.
В-третьих, не испытывают реального сочувствия к живым людям, не в пример «виртуальному» — от просмотра цифровых медиа.
Наконец - банально страшно.

   А может, виной тому ничего из вышеперечисленного. Что, если это нечто ещё более глубокое и разрушительное? Что, если мы потеряли из виду Истину — универсальное представление о правде и неправде? Вместо всеобщего добра и зла у нас есть миллиарды отдельных миров, где всё относительно. И каждый строит себе собственную реальность, руководствуясь не общечеловеческим добром и злом, а спектром собственных ощущений от удовольствия до раздражения.

   Когда мы видим, как избивают попутчика в метро, нам неприятно — и мы жмём на «запись», чтобы разделить свою досаду с другими. Когда мы видим, как две девушки угоняют машину Uber, мы опять же жмём на «запись», чтобы подписчикам в «Твиттере» тоже стало неприятно. Когда мы видим, как пожилую женщину валят на тротуар и бьют ногами по голове - нам становится ещё неприятнее, и тем сильнее хочется написать об этом в «Фейсбук».

   Мужчина в таких ситуациях не постит ни в «Фейсбуке», ни в «Твиттере». Он вообще ничего не записывает. Мужчина  действовует. Мужчина знает, где добро, а где зло - и действует соответственно. Но в виртуальном мире полного релятивизма мужчины бездействуют — они предпочитают переживать и делиться переживаниями в социальных сетях. Словно запись видео и его публикация каким-то образом формируют консенсус, что ситуация неприятна и заслуживает осуждения. Но возмущение — это чувство, а не действие.

   В нравственной философии есть теория эмотивизма. Так вот, она предполагает, что все моральные притязания в любом высказывании можно свести к выражению чувств. Что за пределами ощущений никакой нравственной ценности нет. Когда мы наблюдаем дурной поступок в рамках эмотивизма - природа зла низводится до эмоции, а побуждение к действию затуманивается. Это объясняет, почему дурные поступки так часто случаются на глазах у пассивных мужчин, а они лишь наблюдают, но не вмешиваются.

   Эмотивизм прекрасно сочетается с нашей современной культурой. В совокупности показная тяга к справедливости и эмотивизм лишают культуру нравственных императивов и представлений о добре и зле, довольствуясь вместо них лишь консенсусом чувств.
   Вот и получается, что можно невозбранно громить и жечь заведения в десятках городов, если "полицейский убил" (бывшего) преступника, сдавив его горло коленом — ведь у нас сложился консенсус возмущения, а погромы — выражение этого возмущения.
   По поводу убийства водителя Uber, избиения азиатского мужчины в метро и азиатской женщины на улице такого консенсуса нет — поэтому никаких действий и не требуется.

   Мужчины больше не заступаются, потому что перестали отличать добро от зла.

   Мужчины все ещё вокруг нас, но они оказались лишены реального пола из-за своих «чувств».

Автор: Крис Боланд (Chris Boland), "American Thinker", США