Кредит недоверия: почему мы склонны не верить государству и ставим под сомнение любые его решения

Президент России Владимир Путин заявил, что нужно убирать «бессмысленные, абсурдные требования, нормы и правила в социальной сфере», а также «избавляться от всего, что изматывает, а подчас даже унижает людей». Недоволен глава страны и бумажной волокитой, от которой страдают, в частности, учителя и медики. Это дарит надежду на устранение бюрократии и преодоление неонигилизма — критического отношения к действиям властей, распространенного сегодня.

Слово «нигилист», знакомое всем еще со времени изучения в школе «Отцов и детей» Тургенева, во времена СССР почти исчезло. Но время породило новых Базаровых. Их, жестко критикующих государство и декларирующих неверие ему, сегодня называют неонигилистами. Их число не так велико, но своими настроениями они вносят изрядный хаос в течение жизни.

Разобраться с тем, способна ли власть окончательно победить недоверие к ней, наметки чего уже присутствуют, мы попробовали вместе с доктором медицинских наук, председателем правления Евразийской ассоциации медицинских и экологических технологий Андреем Жиляевым.

Карт-бланш был небесконечен

— Под современным неонигилизмом я понимаю синдром априорного недоверия и отрицание самой возможности доверять чему-либо, — объясняет Андрей Жиляев. — Увы, это «благоприобретение» постсоветского времени, мы пожинаем плоды прошлого, расхлебываем заваренную еще в 1990-х кашу. Ведь в СССР очень долгое время то, что могло быть отнесено к социальному неонигилизму, касалось решений, направленных на происходящее исключительно вне страны: скажем, это были введение войск в Чехословакию, военные операции в Афганистане или некоторые моменты, связанные с экспортом.

Да, периодически возникали отдельные реперные точки, в которых фокусировались острые реакции, да и то не всех граждан, а отдельных их категорий. С точки зрения советской власти эти нигилисты относились к маргинальной прослойке, в других ситуациях их называли диссидентами: так или иначе, но они высказывали точку зрения, не совпадающую с официальной государственной. Сюда же примыкала и определенная группа недовольной государственными решениями интеллигенции, что, впрочем, позволяло властям подчеркивать: это «гнилая» прослойка (вспомним Ленина), а вот рабочие и крестьяне, основа советского строя, в подобных безобразиях не участвуют.

Но в целом подобные проявления нигилизма не воспринимались как опасная тенденция или угроза строю и течению жизни: в конце концов, оппозиция имеет право быть! Другого опыта нигилизма у советских людей не было.

Но с 1985 по 2000 год, период, ныне оцениваемый неоднозначно, государство, объясняет Жиляев, в глазах многих граждан совершило немало непопулярных и, что еще серьезнее, неоправданных шагов.

— Возьмите ту же антиалкогольную кампанию, абсурдную от начала и до финала, ознаменованного неуместными инициативами на местах и вырубанием бесценных виноградников.

Никакого доверия эта кампания у населения не вызывала, — поясняет эксперт. — Но тогда на волне недовольства неонигилизм не возник все равно: советские люди жили, скорее, в состоянии глубокого непонимания происходящего, а к тому же у многих инициатива ассоциировалась не столько с хорошим государством, сколько с отдельными нехорошими чиновниками. То есть люди еще и оправдывали государственные промахи и ошибки. В итоге никаких пугающих предчувствий перерастания непонимания в острое недоверие у кого в душе не рождалось.

Опять же, объясняет Жиляев, с приходом Горбачева власти был выдан колоссальный кредит доверия: люди уверовали, что все, что делается, делается для нас. Но со временем кредит этот был утрачен. Участилась констатация ошибочных действий, позже многих разочаровала политика Егора Гайдара и новации Ельцина.

Печальными результатами принятых наверху в те годы ошибочных решений для очень и очень многих людей стали массовое обнищание, разочарование, а с ними и утрата морально-этических установок. Современным же властям нередко приходится отвечать за наследие предшественников: зерна недоверия упали в 90-х на благодатную почву, а урожай приходится собирать в наше время.

— Неонигилизм нарастал постепенно и состоялся, когда выплеснулся наружу накопленный запас критичности. Эпоха практически всеобщего «одобрямса» завершилась, острые «кухонные разговоры» стали трендом постсоветского общества, как прежде были трендом во времена постоттепели. Как ни печально, постепенно люди начали приходить к выводу, что далеко не все властные директивы имеют под собой смыслообразующую основу, под которой подразумевалось элементарное благо теперь уже не для советского, а для российского народа, — рассказывает Андрей Жиляев. — Метаморфозы, происходящие в области принятия решений, были отчетливыми: повсюду проступали нестыковки, наглядно демонстрирующие порой трагические несовпадения того, что декларировалось, с тем, что получалось.

На этой основе и началось строительство оппозиционных институтов. И чем дальше, тем больше это накапливалось. Дошло до того, что практически в каждом принимаемом властями решении думающая аудитория прочитывала только связь с интересами определенных узких групп.

Так начала возникать двойная общественная мораль, а то, что еще недавно не просто порицалось, а отрицалось как возможность, начало набирать вес. Жесткое социальное расслоение, институт псевдоэлитарности, связанной исключительно с количеством денег, медленное, но верное стирание граней в представлениях о том, что можно, а чего нельзя, рост недовольства распределением общественных благ и возникновением частных компаний, оттянувших на себя изрядный кусок того, что прежде было госсобственностью, — все это стало питательной средой современного неонигилизма.

— В отсутствие видимой системности жизнь и принимаемые верхами решения начали восприниматься многими как анархические поединки различных общественных групп, — комментирует наш эксперт. — А затем в любых решениях государства люди стали прочитывать четкий экономический базис, причем преференции в этой игре выдавались исключительно тем, кто, по мнению большинства, и так присвоил себе часть нацбогатств. Ситуация обострялась, поскольку политические перемены (смена строя) и экономические потрясения совпали со сменой культурных кодов.

На руинах социоосновы

Над точным определением того, что есть культурный код, бьются до сих пор и социологи, и философы, и культурологи. В общих чертах под ним понимается некий ключ к осмыслению данного типа культуры, культурные особенности, доставшиеся народам от предков и позволяющие идентифицировать данную культуру.

— Но давайте сам культурный код оставим в стороне, но сфокусируем внимание на его составляющей — коде социокультурном, — поясняет Андрей Жиляев. — Ведь он и есть та основа, на которой выстраиваются и государственность, и взаимоотношения государства и граждан. Социокультурный код предполагает четкую систему внутренних ориентиров и систему внутренних ограничений, в том числе касающихся отношений человека и общества.

Одной из основных реперных точек социокультурного кода было взаимное делегирование полномочий государства гражданам и гражданами — государству.

— Помните фразу, популярную в далекие 1990-е годы: «Если они думают, что они нам платят, пусть думают, что мы работаем»? Она была рождена остроумным народом, когда впервые начались задержки с зарплатами и непривычно для экс советских людей нарушенный взаимный паритет человека и государства всколыхнул обманутых тружеников. На чем базировалось госустройство в СССР?

Мы часть личностных функций делегировали государству, а оно взамен делегировало нам тот набор функций, которые должны были сделать жизнь граждан комфортной и безопасной. И люди жили с надеждой на исполнение этих обязательств, суливших им блага. Теперь оказалось, что структура обязанностей, которыми государство наделяло граждан, перестала соответствовать тому набору благ, который мы получали в рамках прежнего паритета. И это привело к тому, что часть людей ответно освободила себя от обязанности соответствовать ожиданиям государства.

Признаем: этот подход отчасти сохраняется сейчас, несмотря на очевидные позитивные изменения и переустройства. Но и логика части людей понятна: если государство нас обманывает, ответим ему тем же. Именно на этом питательном субстрате обид, недоверия и обособлении себя от государства возникли серые и черные зарплаты, схемы ухода от налогов. Хотя есть и еще один существенный момент: жить в состоянии постоянного отрицания и неприятия всего окружающего некомфортно. И итогом же вышеперечисленного становится неадекватное восприятие даже вполне безобидных вещей.

— Социокультурный код включал в себя массу внутренних регламентаций в смысле социальных отношений. Но посмотрите: сегодня достаточно регулярно высоких должностных лиц открыто обвиняют в массе прегрешений — от корыстолюбия до протекционизма, а особенно — в содействии собственным интересам в ущерб общественным. Раньше невозможно было представить, чтобы эти формы были как-то оправданы в общественном сознании, ведь работала четкая цепочка: согрешил — наказан. А сейчас она разрушена.

Увы, это нам известно: вот, человек пойман за руку, но социально адекватный ответ на это выдается не всегда.

— Мораль двойных стандартов — данность, что не может не раздражать общество, — убежден эксперт. — Человек, лишенный возможности ожидать понятного, нормированного (не будем говорить «справедливого») ответа, получает очередное доказательство того, что оценка деяний членов общества существенно отличается в зависимости от статуса и возможностей каждого. А для восстановления доверия к государству нужно, чтобы все определялось не статусом, а ситуацией.

Нашумевшая история про драку футболистов с посетителем кафе, напоминает Андрей Жиляев, отлично проиллюстрировала это:

— Люди нарушили ряд социальных норм и вроде бы получили наказание, но какое? Условия, в которых они отбывали «сроки», тяжелыми назвать было нельзя. И свои прежние преференции они сохранили, а потом еще и приобрели новые. А преступление должно караться для всех одинаково. Не может равенство личностей смениться соревнованием статусов.

— Когда-то сыновья даже высших чиновников отправлялись на общих основаниях в армию, но расплодившаяся в 1990-е система «отмазок от армии» теперь лихо распространилась на «сынков» и «мажоров», — напоминает Жиляев. — И хотя ситуация с армией у нас принципиально поменялась, в людях сильны иной раз нелепые подозрения. Или вот: человек без особого статуса платит штрафы, а золотая молодежь гоняет на машинах и после совершенных правонарушений, будто дразня общество. Одним можно все, а для других отправились на свалку истории право на труд, отдых и бесплатное образование... И даже когда в этом плане наводят порядок, неверие перебивается с большим трудом.

Без веры даже в очевидное

Пример сказанному Андрей Жиляев приводит самый живой: прививки от коронавируса.

— Как ни печально, но этот отличный способ обезопасить себя от заражения — и тот у многих вызывает сомнения, — с печалью констатирует Жиляев. — Но давайте-ка вспомним ситуацию с черной оспой, едва не вспыхнувшей в стране в начале 1970-х. Тогда в кратчайшие сроки было привито примерно 3 миллиона человек! Что важно: никто не спрашивал их согласия, с одной стороны, но никто и не отказывался — с другой. Надо — и все!

И самоотводов не было: только государство, обладая полнотой информации по каждому из пришедших на прививку, могло дать человеку отвод по медицинским показаниям. Что произошло сейчас? Почему после столь трудного года многие до сих пор испытывают сомнения — идти или нет? Отчасти тут дело в неполноте информации. Но ее, полной, пока ни у кого и нет. И, увы, это нужное дело попало не в систему, как прежде, а в некий набор мероприятий, к которому у многих по старой памяти нет доверия.

Не можем мы похвастать системным подходом и в другом плане, замечает эксперт. Например, сейчас начали прививать пожилых людей.

— Чтобы прививочная кампания стала еще более более эффективной, нужно анализировать ситуацию и тут же выяснять: если согласился прийти — то почему, если не соглашается — опять-таки, каковы причины отказа. И в зависимости от этих данных надо предоставлять населению информацию, разъясняя те или иные пробелы. Тем более для этого аналитикам достаточно знать только пол и возраст опрашиваемых! Заметьте также: многие люди не отказываются прививаться, а хотят чего-то… подождать. Почему? Потому что мы — общество растерянных людей, — констатирует эксперт. — Я доверяю вакцинации, это даже не обсуждается. Но понять людей можно — они долго сталкивались с обманом или недоговорками. Просто государству нужно помнить, что оно не должно допускать промахов ни в объяснении своих действий, ни в неполноте информационной картинки.

Свет в конце тоннеля

Но пиковая точка этого кризисного явления, судя по всему, находится в стадии преодоления.

— Сейчас государство все же встало на непростой путь возвращения доверия: начинается медленное возвращение ситуации в обычное русло. Одна из примет этого возвращения, кстати, это, не удивляйтесь, появление мимикрирующих под представителей государственных органов и служб мошенников, — резюмирует Андрей Жиляев. — Это знаковый момент, ведь очень долго мошенники маскировались исключительно под представителей всяких «ООО» или «МММ». И то, что сегодня они пытаются манипулировать гражданами, цинично используя авторитет госструктур, признак того, что чаша доверия общества начала склоняться в сторону государства. Тренд говорит, что кризис доверия может быть преодолен.

Что нужно делать для этого? Способ самореабилитации у государства один — надо очень доходчиво, по пунктам, объяснять смыслы того, что делается. Во всех областях и отраслях.

— То, что мы наблюдаем сегодня, это не диссидентство, а растерянность людей по отношению к действиям государства, которые не подкреплены информационной политикой. Кокетливое замалчивание существующих трудностей опасно: это лишь углубит недоверие, тем паче что любое пустое информационное поле мгновенно заполняется слухами. Государству придется создавать подобие дорожной карты — предельно точно формировать и объяснять смысл тех или иных декларативных заявлений и действий, по каждому вопросу разрабатывая четкую программу. Смотрите: в антипропаганде наркотиков и курения государство достигло определенных результатов и ведет эту линию последовательно и четко, хотя я допускаю, что нравится это не всем. Но в этой ситуации оно проявляет и настойчивость, и жесткость! Пусть оно проявится и в более жестком контроле за результатом тех или иных решений. Так с неонигилизмом удастся справиться: растерянных людей станет меньше.

СЛОВАРЬ

Нигилизм (от лат. nihil — «ничто») — философия, которая ставит под сомнение или даже полностью отрицает общепринятые ценности, идеалы, нормы нравственности, культуры или фундаментальные понятия, такие как знание, существование и смысл жизни. Психолог Эрих Фромм отмечал, что для нигилизма характерен деструктивизм, и констатировал, что развитие человека идет по пути увеличения «свободы», но не каждый может адекватно воспользоваться ею, что вызывает ряд негативных психических переживаний и состояний, приводящих к отчуждению личности от общества.

Как течение общественной мысли нигилизм возник давно, но популярность получил в XIX– XX столетиях в странах Западной Европы и России. Тогда его связывали с именами Якоби, Прудона, Ницше, Штирнера, Бакунина, Кропоткина. Среди преимуществ нигилизма исследователи отмечают возможность человека проявить свою индивидуальность, среди минусов — категоричность в суждениях, приносящая вред самому нигилисту, невозможность выйти за рамки собственных взглядов на фоне их агрессивного отстаивания.

СПРАВКА

Всероссийский центр изучения общественного мнения проводит ежемесячные построения индексов социального самочувствия. Эмпирической базой для расчета индексов, лежащих в основе динамических рядов, служат данные ежемесячных экспресс-опросов, проводимых ВЦИОМом по репрезентативной общероссийской выборке. Согласно последним данным (март 2021 года), индекс «В какой мере вас устраивает жизнь, которую вы ведете» устойчиво снижался с июля 2020 года (56 пунктов), максимального снижения достиг к декабрю минувшего года (47), но с января начал расти и в марте достиг 52 пунктов. Индекс оценки политической обстановки начал расти с февраля (35) к марту (43), а индекс оценки материального положения семьи в последние месяцы сохраняет стабильность— 48 пунктов (66 в марте 2018 года).

Альберт Камю ( 1913-1960), писатель:

— Если ни во что не веришь, если ни в чем не видишь смысла и не можешь утверждать никакую ценность, все дозволено и ничто не имеет значения...

Читайте также: Российскую космическую станцию развернут на орбите к 2035 году