Неделимый Щелкин: дальновидный и бескомпромиссный
За 57 с половиной лет, которые скупо отмерены Щелкину судьбой, он успел сделать и пережить столько, что с лихвой хватило бы не на одну геройскую биографию. Родился в Тифлисе, крещен в армянской церкви, с семи лет жил на родине отца в Смоленской губернии.
В 1924-м из-за болезни отца (туберкулез) семья переехала в Крым, в местечко Карасубазар (ныне это город Щелкино). В 1932 году энергичный юноша окончил Крымский педагогический институт - как выяснится впоследствии, чуть раньше тут учился и будущий руководитель Атомного проекта СССР академик Курчатов. Из Крыма Щелкин перебирается в Ленинград, в Институт химической физики к Н. Н. Семенову. Там же он впервые повстречался с Игорем Курчатовым, в 38-м защитил кандидатскую диссертацию по вопросам детонации в газовых смесях.
Серию дальнейших исследований и работу над докторской прервала война. В июле 41-го, после нескольких обращений Кирилл Щелкин зачислен добровольцем в Коммунистический батальон, боевое крещение принял под Смоленском - во взводе артиллерийской разведки 64-й стрелковой дивизии. Затем были тяжелые оборонительные бои под Серпуховым, Клином и Солнечногорском - в составе той же стрелковой дивизии, которая получила пополнение и стала именоваться 7-й гвардейской.
Шесть месяцев на передовой могли стать роковыми для красноармейца Щелкина, но тогда ему выпал счастливый жребий. В январе 42-го, когда немцев отбросили всего за сто километров от Москвы, ученых стали отзывать с фронта. В штабе дивизии артиллерийскому разведчику выдали предписание следовать для продолжения научной работы в Казань, куда был эвакуирован Институт химической физики. Основание - шифротелеграмма из наркомата обороны...
В 46-м на защите Щелкиным докторской диссертации присутствовал Игорь Курчатов, уже назначенный руководителем Лаборатории №2, а оппонентами были академики С. А. Христианович, Б. С. Стечкин и Л. Д. Ландау. Сразу после этого новоиспеченного доктора вызвали в Академию наук СССР, и тогдашний ее президент Сергей Вавилов предложил пойти заместителем директора в Институт физических проблем, созданный Петром Леонидовичем Капицей. Но Щелкин отказался. И в том же 46-м был мобилизован Игорем Курчатовым в Атомный проект.
Первые девять лет он провел в КБ-11, более известном как Арзамас-16, а ныне - Российский федеральный ядерный центр ВНИИ экспериментальной физики в Сарове. Начинал руководителем научно-исследовательского сектора, а уже с 10 июня 1948 года - первый заместитель главного конструктора Ю.Б. Харитона. В документах высшего уровня о подготовке первого в СССР ядерного испытания имя Щелкина всегда рядом с Харитоном, Зерновым, Духовым.
В рассекреченных материалах с грифом "Особой важности" теперь нашлось документальное подтверждение и тому факту, что первый заместитель главного конструктора КБ-11 Кирилл Щелкин был тем самым человеком, кто принял под роспись первую советскую атомную бомбу, обеспечил подъем ее на башню Семипалатинского полигона, лично установил первый капсюль-детонатор и контролировал установку остальных. А потом, спустившись последним из всей команды, опечатал вход в башню.
После него был только Взрыв…
В марте 1954-го, уже после того, как на Семипалатинском полигоне испытали первую водородную бомбу (изделие РДС-6), Совет Министров СССР принял решение создать второй ядерно-оружейный центр - дублер КБ-11. И секретным постановлением дал Министерству среднего машиностроения (МСМ, Минсредмаш, Средмаш) ровно месяц на подготовку предложений, где его разместить и как обеспечить всем необходимым - в первую очередь, кадрами…
Исходной базой для НИИ-1011 стал поселок Сунгуль на берегу одноименного озера в Каслинском районе Челябинской области. До войны здесь располагался санаторий с лечебными грязями и радоновыми ваннами, в годы войны - тыловой эвакогоспиталь № 3780. В 1946 году санаторий был отдан под Лабораторию "Б", где ученые и специалисты, в том числе интернированные из Германии Н.В. Риль, Н.В. Тимофеев-Ресовский и другие, проводили в закрытом режиме радиохимические и биофизические исследования и эксперименты - изучали последствия воздействия ионизирующего излучения на живые организмы и способы защиты от него…
А весной 55-го, в возрасте 44 лет с командой таких же, как сам, специалистов сюда перебрался Кирилл Щелкин - в качестве научного руководителя и главного конструктора. Он и пять его заместителей, а также директор НИИ-1011 Дмитрий Васильев и три его заместителя утверждены в этих должностях прямым постановлением Совмина СССР, с формулировкой - "в целях усиления работ по разработке новых типов атомного и водородного оружия".
Новый центр на Урале был задуман не только как дублер Арзамасу-16, но и с расчетом создать для "бомбоделов" конкурентную среду. "Чтобы старый кот не дремал" - по образному выражению физика Льва Феоктистова, которого еще в Сарове приметил Щелкин и позвал с собою на Урал.
С этим временем связана одна психологическая коллизия, дошедшая до нас в пересказах, но весьма важная для понимания последующих событий.
Еще до того, как эшелон с научным десантом из Сарова отправился на Урал, в Москве состоялось заседание, на котором среди прочего предстояло утвердить первых руководителей НИИ-1011 - директора и научного руководителя. Заседание открыл Никита Хрущев и был при этом в хорошем настроении. "Я только что говорил с первым секретарем Челябинского обкома, - вспоминали очевидцы его вступительные слова, - и обо всем с ним договорился. Он отдает под завод новый большой цех ЧТЗ и обещал выделить из строящегося жилого фонда в Челябинске 10 процентов квартир для работников нового объекта".
Услышав это, Кирилл Щелкин стал объяснять, что размещать в большом городе предприятие по производству атомных и водородных бомб нельзя. Но Хрущев отмахнулся и предложил "с целью экономии средств" принять его предложение. Щелкин, по словам его сына Ф.К. Щелкина, в ответ заявил, что в случае принятия такого решения просит освободить его от предложенной должности, так как не считает возможным создавать объект в Челябинске. Хрущев вскипел, обругал Ефима Славского (он был тогда еще заместителем министра) за плохие кадры, "которые считают себя умнее всех", и объявил, что покидает заседание. Передав бразды Анастасу Микояну, распорядился перед уходом: "Дай ему все, что просит. А я через год приеду, и пусть тогда ответит за срыв правительственного задания". Как утверждают, примерно через год Никита Хрущев действительно ездил на Урал, но на "объект", вопреки обещанию, не завернул. Может потому, что стройка шла по плану и даже с некоторым опережением…
Летом 1957-го Кирилл Щелкин был назначен научным руководителем воздушных испытаний ядерного оружия, которые впервые проводились на полигоне Новая Земля - он был специально создан для отработки натурных образцов ядерного и водородного (термоядерного) оружия большой мощности. Прицельное бомбометание выполняли с самолета-носителя Ту-16. Вместе с "изделиями" КБ-11 держали экзамен и первые образцы оружия, созданные на Урале…
Еще до перевода в НИИ-1011 заслуги К.И. Щелкина в создании ядерного и водородного оружия были отмечены тремя звездами Героя Социалистического труда (1949, 1951, 1954) и тремя Сталинскими премиями. Но он никогда не выпячивал персональных заслуг, а стремился отметить и поощрить тех ученых, конструкторов, инженеров, чьи идеи и технические решения были материализованы, оправдали надежды при испытаниях нового "изделия" и в конечном счете "пошли в серию".
Не страдая манией величия, Щелкин лишь иногда вспоминал обращенную к нему уважительно-шутливую прибаутку Курчатова: "Наше дело солдатское - сказал генералу "Кругом!", тот и побежал..." Об этих качествах его характера - прямоте, независимости суждений, дальновидности - мне по-разному, осторожно подбирая слова, говорили работавшие вместе с ним ветераны Атомного проекта СССР, его ученики и последователи. И они же познакомили с письмом Щелкина на "самый верх" - в ЦК КПСС, которое более полувека хранилось под грифом "Совершенно секретно. Особая папка". И даже сейчас, спустя 63 года, рассекречено лишь частично.
Секретарю ЦК КПСС Н.Г.Игнатову
"Об Уральском научно-исследовательском центре по атомному и водородному оружию"
13 января 1958 г.
...В последние годы из МСМ (Министерства среднего машиностроения. - Ред.) и вообще с работ, связанных с атомным и водородным оружием, ушло подавляющее большинство известных крупнейших ученых, например акад. И.Е.Тамм, Н.Н. Боголюбов, М.А.Лаврентьев, Л.Д.Ландау, чл.-корр. АН СССР Г.Н.Флеров, Е.К.Завойский, А.А.Ильюшин, И.М.Франк, В.Л.Гинзбург, проф. Д.А.Франк-Каменецкий, Халатников и многие способные молодые ученые.
Отлив из МСМ крупнейших ученых я считаю явлением закономерным... После создания атомной и водородной бомб, когда это направление отошло на второй план, ученые ушли...
Однако, если есть некоторые основания для демобилизации ряда крупных ученых, то, по моему убеждению, нет никаких оснований для полной научной демобилизации в этой области. К сожалению, такая демобилизация идет...
Я сейчас говорю не только о НИИ-1011. Я знаю, что в КБ-11 существует аналогичное положение. Вообще из МСМ улетучилась научная атмосфера, без которой невозможна никакая творческая работа... Небольшое число крупных специалистов, оставшихся в МСМ, заняты залатыванием прорех, образующихся то здесь, то там. Их начинает захлестывать текущая работа по созданию зарядов для возросшего числа носителей...
Мне представляется, что если не принять срочные меры, то институты МСМ - НИИ-1011 и КБ-11 - постепенно превратятся в заштатные КБ, захламленные неспособными, слабыми работниками, постепенно выдвигаемыми на высокие посты вследствие недостатка людей необходимой квалификации. Мне кажется, что только ЦК КПСС может исправить положение. По моему мнению, МСМ не в силах провести сколько-нибудь существенную мобилизацию научных сил...
Прошу Вас принять меня для беседы по затронутым мною вопросам.
Член КПСС с 1940 года,
научный руководитель и главный конструктор НИИ-1011 МСМ
К. Щелкин".
Копию этого письма с сопроводительной запиской Кирилл Щелкин направил заместителю министра среднего машиностроения П.М. Зернову с просьбой "передать ее для сведения Е.П. Славскому". Почему не послал напрямую министру, а сделал это через его зама, можно лишь догадываться.
"Я вовсе не хочу преувеличивать значение научных работников в коллективах НИИ-1011 и вообще в МСМ, поставить их в какие-то привилегированные условия, - поясняет Щелкин. - Я хочу только одного: чтобы высоко квалифицированные ученые охотно шли работать к нам и не уходили от нас на любые другие работы, как до сих пор уходили из КБ-11 и, есть угроза, будут уходить от нас. Прошу не рассматривать это письмо как жалобу на МСМ. Министерство здесь действительно ничего сделать на может. Мне, больше испытавшему неприятности от недостатка кадров, удобнее всего доложить об этом ЦК КПСС.
К.Щелкин".
Что стояло за этим и другими обращениями и как подобная активность аукнулась Щелкину, только через сорок лет, когда не было в живых основных фигурантов, смог рассказать академик РАН Борис Васильевич Литвинов, долгие годы работавший главным конструктором в Челябинске-70.
"Написать и послать в ЦК такое письмо в то время было чрезвычайно смелым шагом, - утверждает он. - Но партийные чиновники не забили тревогу. Невольно возникал вопрос: кто он, в конце концов, - человек, сознательно участвующий в создании ядерного оружия, или слуга очередного партийного вождя?"
Еще через год, 12 января 59-го, научный руководитель и главный конструктор НИИ-1011 Кирилл Щелкин уже совместно с директором "объекта" Дмитрием Васильевым направят на имя своего министра Е.П. Славского письмо с предложением создать Научно-технический комитет по специальному вооружению. Уйдет еще три с половиной месяца на прощупывания и согласования, и только после этого министр Славский, уже от своего имени, направит кураторам на Старой площади проект постановления ЦК КПСС и Совета министров СССР "о перестройке научного руководства по созданию ядерного оружия".
И что же? Уже через три дня (!!) проект станет закрытым постановлением ЦК и Совмина от 28 апреля 1959 года. Теперь оно рассекречено, и мы видим: в Минсредмаше был образован Научно-технический совет по ядерному оружию. На первых трех позициях: "Ю.Б. Харитон, председатель, академик АН СССР; К.И. Щелкин, зам. пред. совета, чл.- кор. АН СССР; Н.Л. Духов. зам. пред. совета, чл.-кор. АН СССР". А следом еще 14 фамилий, включая академиков Зельдовича, Сахарова, члена-корреспондента АН СССР Забабахина, других известных ученых, конструкторов, маршала Неделина, начальника 12-го Главного управления Минобороны СССР Болятко и двух заместителей министра Славского…
В 1959 году в этом составе прошли два заседания НТС - 29 июля и 9 октября. В обоих случаях в числе приглашенных были Е.П. Славский и И.В. Курчатов. А уже 13 ноября НТС по ядерному оружию стал именоваться НТС № 2, при нем были образованы четыре секции…
Имевший высшую степень допуска академик Б.В. Литвинов изучал документы того периода детально - в оригиналах и без купюр. И в отношении Щелкина пишет так:
"В 1959 году у Кирилла Ивановича участились сердечные приступы. Я видел заключение врачей 1960 года о его болезни, оно не выглядело таким, что ему необходимо было уйти, оставить эту работу. Но он сам попросил отпустить - понял, что работать по-прежнему не удастся. К этому добавилась 7 февраля 1960 года смерть Игоря Васильевича Курчатова, с которым Щелкин был давно дружен и которого он очень уважал. Это только усилило чувство одиночества и бессмысленности работать научным руководителем и главным конструктором ядерного оружия в складывающихся условиях. Даже разговор Славского, специально приехавшего для беседы к Щелкину, не дал результата...".
Как видно из документов, Кирилл Щелкин принял участие еще в двух заседаниях НТС: 4-5 января и 1 марта. Оба раза на них присутствовал Славский, а Курчатова уже не было. В апреле 1960 года, отмечает Борис Литвинов в своих при жизни изданных мемуарах, Щелкин сменил место работы. А 22 сентября был официально выведен из состава НТС №2…
"Но в Институте химической физики, куда вернулся Щелкин, был уже не тот масштаб задач, который всегда держал ученого в тонусе, - делает вывод проницательный, но сдержанный в оценках Борис Васильевич Литвинов. - 8 ноября 1968 года Кирилл Иванович умер. Так же неожиданно, как и Курчатов".
Георгий Рыкованов, научный руководитель РФЯЦ-ВНИИТФ, академик РАН:
- В 1955 году Кирилл Иванович Щелкин был назначен научным руководителем и главным конструктором НИИ-1011, а уже к 58-му году коллектив под его руководством разработал, испытал и сдал на вооружение первую серийную бомбу новой конструкции. Щелкин видел наш институт как многопрофильную организацию. Ему непросто было отстаивать свои взгляды, это стоило ему здоровья, но все последующее развитие института подтвердило правоту его позиции.
Радий Илькаев, почётный научный руководитель РФЯЦ-ВНИИЭФ, академик РАН:
- В наши дни представители ядерно-оружейного комплекса решают очень сложную научно-техническую задачу, которая по трудности очень близка к той, что была при реализации атомного проекта. А именно: специалистам, физикам в первую очередь, надо сохранять надежность и безопасность нашей продукции. При этом сказано, что опыты реальные, окончательные, вы делать не будете. Такая установка требует колоссального напряжения по двум направлениям.
Первое. Должна быть резко усилена научная составляющая, потому что на любой вопрос теперь надо отвечать исследованиями, расчетами. Исследования и расчеты должны иметь колоссальную точность. И поэтому, конечно, надо создавать новые физические модели, новые установки строить, создавать новый программный продукт, который раньше, может быть, и не требовался, поскольку можно было проверить в эксперименте. Это очень и очень трудная задача.
Второе. Конечно, должны приходить очень хорошо подготовленные специалисты, то есть лучшие выпускники. К сожалению, по этой части у нас сейчас дела обстоят не очень хорошо…
А на каком фоне это происходит? В Соединенных Штатах и даже в Китае новых, современных установок строится гораздо больше, чем у нас. Компьютерные технологии и машины у нас похуже. Специалисты, которые нужны, не очень охотно к нам сейчас идут. Потому что и зарплата, мягко скажем, слабовата, и накладываются разного рода ограничения. Вот почему создание базы для привлечения молодых людей с хорошим образованием становится и уже стала для ядерного комплекса задачей первостепенной важности. И будет оставаться такой на многие-многие десятилетия - в этом я убежден.
Акселератор Харитона
"Росатомом", МГУ и РАН в рамках проекта "Большой Саров" создают экстра-центр для физиков и математиков. А его основой, точкой кристаллизации для Национального центра физики и математики (сокращенно - НЦФМ) на границе с атомградом Саров в Нижегородской области станет филиал МГУ, который заработает уже в сентябре 2021 года.
Ректор МГУ академик Виктор Садовничий подтвердил, что новый филиал университета будет "абсолютно физическим-математическим". То есть станет готовить магистров по фундаментальным направлениям физики и математики. Таких программ может быть около 30: топология, геометрия, супервычисления, моделирование и различные разделы физики, в том числе квантовая и фотонная.
А задачи всего НЦФМ сформулированы исчерпывающе широко: получение новых научных результатов мирового уровня, подготовка ученых высшей квалификации, воспитание новых научно-технологических лидеров, укрепление кадрового потенциала ядерного оружейного комплекса "Росатома" и ключевых научных организаций РФ, повышение привлекательности российской науки для молодых ученых.
- Мы понимаем эту работу как создание Академгородка нового типа, своеобразной долины знаний за пределами физической защиты собственного федерального ядерного центра, - поделился своим видением глава "Росатома" Алексей Лихачев с членами Российской академии наук.
А президент РАН академик Сергеев эту мысль развил и дополнил важными деталями: "В этом Академгородке будет создана суперсовременная исследовательская инфраструктура. Там предполагается разместить очень крупные установки класса "мегасайнс". Это будет Академгородок нового тысячелетия".
По словам Алексея Лихачева, новый физико-математический центр призван стать "своеобразной меккой российских атомщиков" и, одновременно, "точкой притяжения ученых, молодых специалистов из вузов всей нашей страны, а также образовательных центров".