В Новосибирске вспомнили исковерканное детство Настасьи Филипповны

Гостевой блок программы фестиваля «Золотая маска» «Достоевский и театр», посвященный 200-летию со дня рождения писателя, завершили «Братья Карамазовы» в постановке Льва Додина (Малый драматический театр — Театр Европы, Санкт-Петербург) и «Идиот» режиссера Андрея Прикотенко (Театр «Старый дом», Новосибирск). Зрители услышали в них отголоски казанской трагедии и протестных акций, увидели абьюз и читающую Акунина Настасью Филипповну. То, что Достоевский и теперь живее всех живых, убеждаешься на «Братьях Карамазовых». После того как 19-летний выпускник казанской гимназии устроил побоище, а потом заявил, что осознал себя богом, все дружно вспомнили о семействе Карамазовых, где фатальное неблагополучие породило сплошные несчастья и сломанные судьбы. Лев Додин не вносит никакой отсебятины, не «переводит стрелки» в настоящее. Достоевский сам все скажет за себя. К примеру, Митя Карамазов ненавидит Америку, поскольку живут там люди не его души, и эти рассуждения так напоминают высказывания наших современников, что поражаешься снайперскому попаданию. Пока другие пытаются поставить классиков на дыбы, примитивно актуализировать ради привлечения зрителя, Додин ставит драму идей. Работа над «Братьями Карамазовыми» продолжалась четыре года. Теперь так уж никто не работает. Лев Додин — последний из могикан. Ему не надо доказывать свою значимость. Он работает по существу, словно бы независимо от того, что происходит здесь и сейчас, но оказывается на передовой. Инсценировку он сделал сам, взяв из романа Достоевского семерых героев: братьев Карамазовых, их отца, Смердякова и двух женщин на всю эту эрегированную массу мужчин. «Братья Карамазовы» как кино без склеек. Все герои вовлечены в единое пространство, диалог одних отзывается в тех, кто формально не участвует в нем. Художник Александр Боровский не перегружает сцену лишними деталями, только обнаженная коробка сцены как тьма. На панели стены — софиты. Герои рассаживаются на стульях — все они словно из разных эпох. Художник по свету Дамир Исмагилов нарочито использует старомодный прием, выхватывая лучом прожектора кого-то из героев, замыкает его в световой круг, словно приковывает к электрическому стулу. И надо успеть высказать главное. Другого шанса не будет. Федор Карамазов, отец семейства, в исполнении Игоря Иванова отодвинут на второй план. Право голоса ему дано по минимуму. Скверны в нем хватает, но при этом он вызывает какое-то сострадание. Он отрезан от своих детей непреодолимой чертой, и сам в этом виноват. Дети не любят отца. Главный здесь Митя Карамазов в исполнении Игоря Черневича. Все остальные — словно его отголоски. Никто в этой семье не дает повода для надежды, даже брат Алеша. Все конченые люди. Елизавета Боярская должна была сыграть Грушеньку, но в итоге стала Катериной Ивановной, уступив роль Екатерине Тарасовой. Додин сделал это, скорее всего, намеренно, чтобы актриса параллельно прожила две роли для верного самоощущения. Обе героини, дублируя друг друга, как если бы это была одна женщина, расшнуровывают высокие ботинки. Получилось не так сексуально, как задумывалось, чтобы мужская половина зала вожделела. Чувственность здесь в дефиците, зато это спектакль редкой гармонии и смыслов, без торгов за душу зрителя, заигрывания с настоящим, которое все равно безоговорочно присутствует. * * * Андрей Прикотенко — режиссер другого поколения, однокурсник Константина Хабенского и Михаила Пореченкова — поставил «Идиота» в новосибирском театре «Старый дом» в собственной инсценировке. Главным для него стало «израненное детство» Настасьи Филипповны (история девочки, которую изнасиловал взрослый мужчина, а потом облагодетельствовал, воспринимается как злоба дня) и князя Мышкина (его тоже постоянно унижали). Художник Ольга Шаишмелашвили выстроила зеркальный коридор, упирающийся в портрет Настасьи Филипповны. Придумали, но потом отказались, сцену в спа-салоне с улитками в аквариуме, где героини Достоевского могли бы проходить косметические процедуры. Князь Лев Николаевич Мышкин в исполнении Анатолия Григорьева — современный молодой человек с рюкзаком за плечами. Он прибыл из Швейцарии, но любит мультфильм «Ну, погоди!», что объединяет его с Настасьей Филипповной. Он упоминает поэта Бродского — не зря побывал в Венеции. Закончится его история как в пыточной: Мышкин подключен к какому-то аппарату шлангом, из которого льется вода. Каждый волен трактовать эту сцену по-своему, но имя Навального прозвучит. Аглая в исполнении Анастасии Пантелеевой — протестно настроенная барышня, ориентиром для которой стала Надежда Толоконникова. «Я ненавижу путинскую Россию», — скажет Аглая, но отец ее быстро приструнит: «Путина ты не любишь? Я научу тебя родину любить». И спустит с нее штаны для пущего унижения. А старший Иволгин когда-то был дружен с Путиным и его книгой, как Библией, перекрестит Льва Николаевича Мышкина. Иллюзия современности становится иллюзией сиюминутности. Герои говорят сегодняшним языком. «Аглая — это путевка в лучшую жизнь», — вот слова Гани Иволгина (Ян Латышев), который в первом действии становится ключевым персонажем, как и его сестра Варя, пришепетывающая из-за брекетов. Когда она что-то пробормочет про Мышкина, назовет его Подмышкиным, покажется, что это глюк, возникший из-за неразборчивой речи. Парфен Рогожин — сын олигарха и крашеный блондин. Настасья Филипповна водит его по театрам, советует почитать Акунина. С Аглаей она переписывается в соцсетях. Сыграла ее Альбина Лозовая, появляющаяся в белом брючном костюме, потом в купальнике и нагишом. Не она здесь главная героиня, скорее — дерзкая Аглая, дитя улиц, даром что из приличной семьи. Все шумят, кричат, особенно в доме Иволгиных. В пространстве небольшого зала это мучительно. Нарочитая актуализация, современный сленг, строки Виктора Цоя «Смерть стоит того, чтобы жить» — все это как дробь. Но ощущения реального живого времени нет. Публика покидает зал, и только юная барышня усмехается. До кого-то достучались.