Свет инкрустирован бликами

Василий МУРЗИН

Родился в 1982 году в Москве. Постоянный автор «Литературной газеты». Победитель конкурса «ПОЭЗИЯ 2018-2019» Московской городской организации Союза писателей России (МГО СПР). Финалист конкурсов «Литературная Республика 2019» (2021), «Антология русской зимы 2020» (2021). Награжден орденом МГО СПР «За вклад в литературу ХХI века» (2020).

Автор книг «Обнуление» серии «101 поэт ХХI века» (2021), «Остров» серии «Поэзия ХХI века» (2021), коллективного сборника постоянных авторов «Литературной газеты» «15» (2021), многих коллективных сборников МГО СПР. Опубликован в приложении участников конкурсов «От Москвы до самых до окраин» и «Турнир поэтов «Поединок»» журнала «Москва» (2020), в журналах «Вторник» (2020), «Свет столицы» (2020). Финалист конкурса «Турнир поэтов «Поединок»» журнала «Москва» (2021).

Участник благотворительного аукциона «Рукописные книги современных поэтов» (2016) в пользу негосударственного музея (кабинета) Осипа Мандельштама (г. Фрязино Московской области). Номинант премии VII Международного конкурса имени Сергея Михалкова на лучшее художественное произведение для подростков (2019).

    

Цикл «Времена года»

 

Май

 

Этот май баловник...

Стрижи в своих чертогах

Вынашивают:

«Небо наше»!

Антоновка еще спит и видит сны

о белых чулках, которые ей нарисует

известкой дедушка по имени

Ким Чен Ын.

Торф спрессован, как плиточный чай,

Известка, мрамор, линейки

в лагере на Оби, где невзначай

Просыпается моя юность,

Политая из лейки.

 

И девочка с веслом, полногрудая,

Как Афродита июлится, августится,

а если повезет, то и сентябрится.

Она, как тигрица,

Упирается в меня веслом,

А потом еще долго осенью

Будет мне сниться.

 

А пока, как апостроф,

Топчется в кирзачах

Завхоз по имени Ким Чен ибн Митрич.

Он реанимирует процесс,

Который на зиму зачах

В яблонях, клумбах, хозблоках.

 

Митрич мастерит из всего,

что глазу не увидать,

что не унюхать никак,

не ощутить, как и трезвость

Нетленок.

Духов, вампиров, страшилки,

Всю эту позапрошлую рать,

Красные галстуки,

вытирающие кровь

с ободранных коленок.

 

А я маюсь за партой,

Гелевое перо во рту.

Близлежащие месяцы

Грезятся,

Как выступление Цезаря в Сенате.

И если я от спряжений глаголов

Сейчас не помру,

То тоска меня все равно

Достанет, как мел на доске,

Как Гендель в сонате.

 

А Марья Иванна зрит сквозь линзы,

Как змея,

Логарифмическая линейка

Измеряет мой бессознательный разум,

Вани и Мани детсадовские друзья,

Я приду к вам весь,

Скоро с курицей в фольге,

С зеленкой на коленке,

Навсегда и сразу!

 

Вот и все

Я пишу, если хочешь, внимай,

Как ворон выклевывает подсолнух,

Так я выковыриваю из изюма булку,

Неслух, неуч, делая ошибку в слове

Май.

Потому что он мой,

И больше ничей,

Май озорник, или,

Если по правде сказать, то –

Олух!

 

 

Июнь

 

И вечный бой: одуванчики и тополя.

Жара зажигает звезды

Совсем не для

Того, чтобы поднесли зажигалку

В тот самый миг,

Когда братаются небо и лес.

Словом, если ты решил набить

Невесомостью свой пуховик,

Выйди сталкером, стань лучом,

Зеленым, синим,

Определив цвет на вес,

Стань художником,

которому все нипочем.

И рисуй себе зиму, малюй

Тополя и выпускной.

Сопрягай сезоны, перемешивай

Краски между собой,

А потом – стыковка,

Склейка, монтаж.

Зори целуются,

Дождик, как метранпаж,

Сверстает жаворонка и соловья,

А в антракте родятся

Бетховен и Хачатурян...

Чья это картина?

Ничья!

 

Это всё оттенки зеленого.

Называй, как хошь.

Ведь июнь – это юность.

А юностью ты

Живешь,

Невозвратность

Этого мира тебе

предъявит свой счет.

И губы прошепчут

Упрямо:

Еще!

 

 

Июль

 

Путь лета к макушке

Совсем не прост.

Зелень, как часовой,

Занимает вверенный ей пост.

Свет инкрустирован бликами,

Словно неуд

Поставили дрянному художнику

За его мазню,

А ромашки и клевер

И таволга, впавшая в ню,

Упрямо тащат невод

От полудня

до бесконечности.

 

Я тебя не виню,

Если ты выбираешь

июль,

Мошек, комаров,

А гроза

Сверкает молнией,

Как стрекоза,

Зависая над Арбатом,

как космический аппарат.

Солнце пришпилено

Занозой к асфальту.

Но только Арбат:

 

Джинса. Фирма. Попса.

Я закрываю окна,

Но слышу, как голоса

Продолжают длить

Музыку, лето,

вершину параболы.

До и после,

Против и за.

Пора заканчивать.

Занавес.

Пузыри на лужах

Стремятся

июль обнулить!

 

 

Ноябрь

 

Свалено лето в ров.

Какой-никакой, а улов.

Не из слов. Из пожухлой листвы,

Когда все слова мертвы!

 

Припорошена дорога,

Припудрена, словно лицо

Немолодой

Помятой дамы.

А вечер между нив

Фланирует с ленцой,

И восстают

Окошки дач

Из прошлого,

Как мертвецы

Из ямы.

 

Беги, ноябрь, беги...

Убогий смысл –

он всё равно догонит,

достанет, догорит,

как лампа Ильича.

Вольфрамовый очаг

В лучах закатных тонет.

 

Цитировать, что снег мести

И повторять неоднократно

Всю суть зимы, тоску ее,

Тщету, чеканку изо льда

И заметать следы обратно.

 

Быль небылью живет,

Бумажный лист, что замять.

А нам бы пережить

И переждать ее,

Как забывает хлам ненужный

Память…

                                       

 

Март

 

Экстравертация сказки: жили-были,

В марте, в тридевятом ели-пили.

В марте мир весь новый или –

Пей и ешь, пока тебя

Не обнулили.

 

Слёзы или капель, первый блин комом,

Душа выворачивается наизнанку,

И восходит, будто луна над домом,

Блин, и заснули на балконе

Санки.

 

Я вспоминаю мини-средневековье –

Костер на школьном дворе, когда сжигали чучел.

Зажигал, как всегда, Махмуд,

А Коровьев

С Бегемотом во дворе

кошек мучил.

 

По боку пыжик, душа нараспашку,

Драп пусть драпает в шкаф

вперемешку с муслином,

 

А я нарисую в тетрадке ромашку,

Спящую под наркозом

Наркомзема,

Под нафталином!

 

Зима висит на волоске, струною

капельною душу теребя,

А я, как половодье, над страною

Встаю, врастаю

Естеством своим,

о, март,

В тебя!