И ещё раз об «Эдичке»

В издательстве «Альпина. Проза» вышел эпохальный роман Эдуарда Лимонова «Это я – Эдичка». Почему новое издание старой книги стало событием? На это есть несколько причин.

Во-первых, сам роман – одна из вершин русской, а значит и мировой литературы. Лимонов шёл к нему несколько лет. Если почитать его стихотворения 1960-х годов и дневниковые записи, видно, что он «разбегается для большого прыжка». Многие темы, о которых в приличном обществе говорить некомильфо, яркие и эпатажные сцены – на грани с порнографией или откровенная порнография, собственная философия жизни – всё это уже писатель пробовал реализовать в тех или иных жанрах. Но только перебравшись в Нью-Йорк и расставшись со своей женой Еленой Щаповой, он перешёл от поэзии к прозе.

Написан роман в 1976 году, а впервые напечатан только в 1979-м – сначала в парижском журнале «Ковчег» (с сокращениями), а потом в Нью-Йорке. Лимонов, собственно, говорил, что обошёл три десятка издательств, прежде чем его приняли. В Америке «Это я – Эдичка» вышел под оригинальным названием, но имел подзаголовок «Fuck off, Amerika». Француз Жан-Жак Повер издал «Эдичку» у себя, но с другим названием – «Le Poète russe préfère les grands nègres» («Русские поэты предпочитают больших негров»). До России книга добралась только в 1991 году: Александр Шаталов со своим издательством «Глагол» решился напечатать скандального автора. На обложке заявлен 1990 год, но долгое время ни одна типография не решалась на столь скандальный материал. А в итоге с 1991 по 1993 года вышло около полумиллиона экземпляров.

Во-вторых, «Это я – Эдичка» – несовместим с обычным человеком. Это вызов. Это столкновение не просто с иными художественными вкусами и поведением в социуме, а с устройством мироздания в принципе. Роман получился настолько скандальным, что везде находили и находят новые возможности оскорбиться. Для американцев – это антиамериканская и антикапиталистическая книга. Для советских эмигрантов – антиэмигранстская. Для массового русского читателя, взращенного на Толстоевском, – слишком откровенная и дурновкусная. Для феминисток – абъюзивная. Для представителей ЛГБТ-сообщества – несмотря на совершенно потрясающую сцену любовного акта с негром (именно любовного, а не сексуального – понимаете разницу?) – недостаточно проработанная книга. И эти «оскорбления» можно множить и множить.

Не раз бывая на творческих вечерах Лимонова и на презентации его книг, мне доводилось видеть одну и ту же сцену. Какая-нибудь некрасивая девочка постпубертатного периода (тут возможен и мужской, и женский пол) врывается на сцену и обвиняет писателя в первом, что в голову взбредёт. Естественно, устав от такого, Лимонов запретил издавать роман при его жизни.

И тут мы подходим к третьему пункту. Писатель умер 17 марта 2020 года. И похороны, и вечера памяти проходили в полузакрытом режиме – только для своих. И месяц от месяца нарастало напряжение. Вокруг Лимонова было большое количество людей. И все так или иначе хотят быть причастны к нему, деля символический капитал его славы. Где-то это понятно, закономерно и, наверное, нормально, а где-то – вызывает оторопь.

Как только «Альпина. Проза» заявила об издании «Эдички», посыпались высказывания от людей, как будто приближенных к Лимонову: «Зачем издавать этот роман? Эдуард Вениаминович был против!»; «Вы выступаете против воли автора!»; «Вы хотите обогатиться на скандальном романе». И всё это – множится.

Позиция, как мне представляется, странная. Писатель запретил издавать роман при его жизни. Что будет после смерти, его вряд ли волновало, скорее – смешило. Поэтому почему бы не переиздать? И тем более, что планируется выпустить ещё ряд культовых лимоновских книг – «Дневник неудачника», «История его слуги» и т. д. Последние раз они переиздавались в «Амфоре» в нулевые годы и сейчас являются библиографической редкостью.

Когда встречаю подобные высказывания, вспоминаю небольшую главку из «Дневника неудачника»:

«Сейчас в глубинах массивного издательства, многоэтажного, коричневого – «Макмиллан» – какие-то американские мужики и бабы решают судьбу моего романа «Это я – Эдичка». Они чешут лбы или смеются, надевают и снимают галстуки, чешут ноги или зад, поправляют очки, черкают карандашом в блокноте, курят и пьют кофе. Их тайное, неизвестное мне заседание чем закончится? И что это их [странное] будущее решение имеет общего с моей действительной талантливостью и ценностью в мире?»

И хочется переспросить: что эти странные высказывания имеют общего с его гением?

О чём бы я действительно переживал, так это о неправильной интерпретации названия. Есть два варианта: «Это я, Эдичка» и «Это я – Эдичка». Видите разницу? Чувствуете её? Нет, тогда объясню. Запятая сигнализирует нам, что здесь спокойная интонация, а герой произведения просто предстаёт перед публикой. Это такая английская традиция, и во многих западных изданиях стоит именно запятая. В то время как тире – это обозначение территории, это лишнее подчёркивания, это заявление о себе. И, как вы уже поняли, совершенно другая интонация.

Роман о молодом русском поэте, эмигрировавшем в США, брошенном собственной женой, живущем на пособие по безработице и абсолютно одиноком, – каким ещё он может быть? Вызывающим и шокирующим. Какие уж тут запятые. Но «Альпина. Проза» это заметила и совершенно верно выбрала знак препинания в названии книги.

И верится, что это тире – символ бесконечности, только повёрнутый в профиль (это было бы вполне в духе Лимонова), и что дальше нас ожидает целая лавина старых и новых материалов писателя и о писателе: книги, собрания сочинений, документальные и художественные фильмы, театральные постановки и многое-многое другое.