Гамлет и оркестр в Московской филармонии

В Концертном зале Чайковского Юрий Башмет и Евгений Миронов представили новую версию «Гамлета». Моноспектакль с участием оркестра по яркости и выразительности ничем не уступал полноценной театральной постановке.

Моноспектакль по великой трагедии Шекспира родился зимой этого года на Сочинском фестивале Башмета, в мае был повторен на его Ярославском форуме. И вот теперь добрался до столицы. Главный зал Московской филармонии, где его представили, формально – пространство не театральное, но это только если не помнить его историю. Именно эта чаша в античном стиле строилась в конце 1930-х для театра Мейерхольда и только потом была передана концертной организации. Полноценные спектакли, не только оперные, игрались здесь не раз (и силами самой филармонии, и антрепризных проектов, и Мариинка привозила сюда свои работы).

Композиторы неоднократно обращались в своем творчестве к теме Гамлета. Из оперного наследия более всего известен опус француза Амбруаза Тома (этот спектакль не так давно была в репертуаре «Новой оперы»), однако Юрий Башмет, Евгений Миронов и режиссер Марина Брусникина взяли для своего действа другого музыкального союзника – Дмитрия Шостаковича. Имя композитора вынесено в заглавие моновечера - «Гамлет. Шекспир. Шостакович».

К хрестоматийной шекспировской истории композитор обращался в своем творчестве дважды, с большим временным перерывом. В 1932 году он написал музыку к драматическому спектаклю Николая Акимова в Театре Вахтангова, а в 1964-м — к знаменитой экранизации Григория Козинцева с Иннокентием Смоктуновским. Ранняя музыка более светлая, задорная, в ней больше энергии и энтузиазма. Киномузыка — резкая, бескомпромиссная, суровая, философская и в какой-то степени даже эсхатологическая.

Как бы прекрасно ни звучал оркестр «Новая Россия» маэстро Башмета — то надрывно и истово, то размышляя или словно даже отрешаясь от всего суетного — центр внимания этого вечера – конечно же Евгений Миронов. Огромный экран на сцене дает крупный план, публика видит мимику актера, малейшие нюансы взглядов или полужестов. Ловишь даже его оговорки — настолько они естественны, даже гармоничны.

Миронов не только Гамлет, хотя сначала кажется, что только он — его скромный облик и искренняя манера держаться словно отсылают к тому незабываемому образу, что когда-то на экране создал великий Смоктуновский. Но нет, конечно, он другой — удивительный своей многогранностью, своим хамелеонством: его мгновенные переключения-перевоплощения то в Клавдия, то в Тень отца, Лаэрта, Полония и даже в Гертруду столь просты и в то же время искусны, что погружаешься в полноценный, «большой» театр. Формат моноспектакля словно преодолевается этой многомерностью, этой актерской укрупненностью — по синтетичности решаемых на сцене задач Миронов уникален, и, возможно, даже превосходит своих предшественников на драматической сцене и в кино. Интонация — самое главное, за что мы ценим такой театр — у Миронова лишена избыточной патетики, притворного лицедейства: оттого ей веришь стопроцентно, она словно вырастает из тебя самого, из твоего собственного понимания и ощущения бессмертных образов.

И все же синтез — сила этого спектакля: при всей гениальности актерского монологического решения. Он — в совпадающей искренности звучащего слова и пронзительности музыки: оба компонента действа говорят разными способами, но об одном. О вечности и бренности, о силе страстей, их власти над человеком и его власти над ними, о благородстве и предательстве, о низменной слабости и жертвенной силе. Спектакль длится чуть больше часа, он лишен внешних эффектов и какой бы то ни было позы, в нем нет ничего занимательного-развлекательного, он весь – углубленный в себя и в каждого из нас. И слышать шквальные аплодисменты чуть обидно: выныривать из глубины смыслов спектакля в реальность совершенно не хочется.