Алхимия цвета Бориса Анисфельда
Имя Бориса Анисфельда (1878–1973) еще недавно было известно небольшому кругу любителей, знакомых с историей русского театра — ведь в историю искусства он вошел прежде всего как театральный художник. В действительности же, помимо театра, Анисфельд успел проявить себя и в графике, и в живописи.
Художественную судьбу Бориса Анисфельда в целом можно считать счастливой. В начале века его имя было достаточно известно в России, а работа в дягилевской антрепризе (поначалу, правда, лишь художником-исполнителем) поставила в один ряд со звездами легендарных «Русских сезонов». Ему удалось избежать голода и репрессий первых послереволюционных лет, не пришлось подстраиваться под линию партии, руководящую искусством тридцатых—пятидесятых годов.
Из Петрограда осени 1917 года он сравнительно легко перебрался в Новый Свет. Благополучная Америка, где русские художники еще были в диковинку, встретила Анисфельда радушно. В Нью-Йорке состоялась его первая выставка, которая затем совершила турне по стране. Он был приглашен оформлять спектакли в лучший из американских театров — в «Метрополитен-опера». Его декорациям рукоплескали зрители. Отнюдь не расположенный к похвалам Игорь Грабарь, бывший 1924 году в Нью-Йорке, писал домой, что Анисфельд — один из наиболее известных русских художников в Америке. И даже когда искусство Анисфельда-декоратора начало выходить из моды, судьба вновь оказалась благосклонна к нему. В годы, когда Америка начала погружаться в пучину великой депрессии, он переехал в Чикаго, где в течение тридцати лет преподавал живопись и с неослабевающим неистовством молодости продолжал писать картины. Самым трагическом эпизодом второй, американской, половины его жизни, стало самоубийство жены, которое он переживал долго и тяжело.
Анисфельд покинул Петроград осенью 1917 года, незадолго до октябрьских событий. Формальной причиной отъезда являлось приглашение Бруклинского музея города Нью-Йорка с предложением устроить выставку. Архивы подтверждают, что комиссариат Академии художеств выдал разрешение на выезд в США, и семейство Анисфельдов, через Сибирь, двинулось в далекое путешествие.
Устроенная в Бруклинском музее экспозиция стала первой персональной выставкой сорокалетнего художника. Анисфельду прежде всего следовало благодарить за это критика Кристиана Бринтона — страстного пропагандиста русского искусства и поклонника его творчества.
Борис Анисфельд родился на южной окраине Российской империи. Бедности и лишений, о которых вспоминают большинство выросших в черте оседлости, ему испытать не пришлось. В семье могли себе позволить приглашать учителей на дом, мальчик серьезно занимался музыкой и одно время мечтал о карьере скрипача-виртуоза. Про склонность к рисованию биографы умалчивают, замечая вскользь, что в Одесскую рисовальную школу Анисфельд поступил безо всякой специальной подготовки. Это, впрочем, не помешало ему оказаться среди лучших в училище. За Одессой последовала Академия художеств, куда выпускники провинциальной южной школы принимались без экзаменов.
У Ансфильда всегда было особенное отношение к цвету - удивительная светоносность и насыщенность его живописи была навеяна сочными красками романтической Бессарабии его юности. Возможно, именно это свойство его живописи, в сочетании с фантастичностью, и заинтересовало Сергея Дягилева, искавшего молодые таланты для очередной выставки «Мир искусства». Если верить свидетельствам современников, Дягилев «пришел в восторг» от увиденного в мастерской у Анисфельда и отобрал сразу двадцать работ. Об Анисфельде заговорили. Критик Николай Тароватый разглядел в анисфельдовских «Буддийской легенде» и «Весенних сумерках» «сказочную роскошь нюансов», а Константин Сюннерберг назвал его живопись «сказкой о глубоких тонах алого, синего, изумрудно-зеленого и желтого».
Обратив на себя внимание на родине, Анисфельд сумел понравиться и парижским мэтрам. По окончании Осеннего салона 1906 года, где усилиями Дягилева была устроена знаменитая Выставка русского искусства, Борис Анисфельд, в ту пору еще студент Академии художеств, стал одним из семи русских художников, выбранных действительными членами парижского Салона. Столь почетное звание давало право раз в году, без жюри, выставляться на этом престижном показе. Успех в Париже был закреплен дома: Третьяковская галерея приобрела его натюрморт «Цветы», известные коллекционеры начинают покупать его картины.
К этому времени окончательно определились основные направления творческой деятельности художника: живопись, театр, графика. Живописи он не изменял никогда. Театр принес ему мировую известность. А вот графика, сделавшая популярным его имя, оказалась лишь кратким эпизодом.
В 1906 году ко всем обрушившимся на художника успехам добавилось поступившее от Всеволода Мейерхольда приглашение попробовать свои силы в театре. Анисфельд начинает работать в петербургском театре Веры Комиссаржевской.
Драматический театр не давал развернуться воображению так, как это мог позволить театр музыкальный. Но, словно добрый гений, в жизни Анисфельда вновь появляется Дягилев, который в 1908 году приглашает художника сотрудничать в антрепризе «Русских сезонов», вскоре покоривших Европу музыкой, артистами и, отнюдь не в последнюю очередь, художественным оформлением. До самостоятельной работы Анисфельду, впрочем, еще далеко: он начинает художником-исполнителем декораций в мастерской Александра Головина; переводит на огромные холсты эскизы мэтров — Александра Бенуа, Головина и, конечно, Льва Бакста, ставшего его кумиром.
Первая работа Анисфельда — декорации к опере «Борис Годунов», явившейся своеобразной прелюдией к «Русским сезонам». Многим манера работы Анисфельда кажется не просто необычной, но даже шокирующей. «Я впервые увидел его за работой и, признаюсь, сначала пришел в ужас , — вспоминал Александр Бенуа. — Разложенный на полу холст представлял из себя сплошную лужу какой-то местами кровавой, местами золотой массы. Анисфельд шлепал в этой распутице, подливая ее, поминутно макая в горшки и, не стряхнувши красящую жидкость, возил отяжелевшей кистью по мокроте. Это было против всех и даже самых передовых правил. Декораторы-специалисты смотрели на Анисфельда как на безумца и смеялись над Дягилевым, “пригласившим такого юродивого”. Но когда краски на холсте высохли, то декорация оказалась совершенно неожиданно и готовой и мастерски исполненной, а главное необычайной глубины тона».
Годом спустя Анисфельд писал декорации к балету «Жизель» уже по по эскизам самого Бенуа, а в сезоне 1911 года — к «Петрушке», которые тот назвал превосходными.
Первой самостоятельной работой Анисфельда в музыкальном театре стала постановка балета «Исламей», осуществленная совместно с балетмейстером Михаилом Фокиным. Длившийся всего семь минут, он покорял «пряной смесью восточной жестокости и эротики», повторявшейся в музыкально-пластическом рисунке балета. А.Н.Бенуа вспоминал, что и музыка, и танцы, и сама Тамара Карсавина, и Фокин «потонули в анисфельдовском море красок».
С распадом просуществовавшей всего два года фокинской антрепризы Анисфельд оставляет театр. Художник вновь возвращается к живописи. Под впечатлением «таитянского рая» Поля Гогена, увиденного в галерее Сергея Щукина, он создает библейский цикл, пишет пейзажи, натюрморты и даже портреты; успевает попробовать себя и в роли художника-монументалиста.
За месяц до октябрьского переворота 1917 года Борис Анисфельд получает приглашение от американских почитателей его таланта. Его зовут в Америку, где необычайным успехом пользуются привезенные Анной Павловой «Прелюды».
Театральный Нью-Йорк Борис Анисфельд сумел покорить сразу и безоговорочно. После успешного дебюта в 1918 году в качестве художника оперы «Королева Фиамма», «Метрополитен-опера» приглашает его оформить «Синюю птицу» Мориса Метерлинка (поставленный десять лет назад московским Художественным театром спектакль, давно сделавшийся легендой, наверняка вспоминался художнику).
Публика в полном восторге от постановки — в первую очередь от декораций. «Имя алхимика цвета, создавшего это великолепное зрелище, — Борис Анисфельд», — пишет критик, восхищенный росписями огромных занавесов (все семь, для каждого акта, художник выполнял сам).
При том, что в живописи художника, в отличие от его театральных и графических работ, сложнее проследить эволюцию, тем не менее дарование и талант колориста ставят работы Анисфельда в один ряд с творчеством лучших художников младшего поколения «Мира искусства». «Культ красок», которому поклонялся Борис Анисфельд, с еще большей силой проявился в живописи американского периода, остававшейся до прошедшей в Москве выставки практически неизвестным.
Умер Анисфельд в Уотерфорде (шт. Коннектикут) 4 декабря 1973.