Моя Украина

Написать об этом мне следовало бы намного раньше.

Идея эта, рассказать о том, какая МОЯ Украина, поселилась в моей голове уже давно, года с два так точно. Всё присматривался, прислушивался к себе, проверял свои ощущения и чувства. А не ошибаюсь ли я? А не впал ли я в прелесть, работая в столь уважаемом и «древнем» заведении?

Нужно было писать тогда и сразу, так сказать, ввязываться в бой, а там было бы видно, ошибаюсь ли я или обманываюсь. Но, видимо время пришло сейчас, когда я стал, помимо своей воли, свидетелем и косвенным участником тех событий, которые стали происходить в моей жизни и в жизни МОЕЙ Украины. Возможно, когда пройдёт время и среди страниц истории затеряется многое из того, что происходит сейчас, для кого-нибудь представит интерес небольшое повествование человека, жившего, думавшего и оставшегося небезразличным к судьбе своей земли в начале двадцать первого века. Итак…

Мы с моей сестрой родились в империи и были, включаю всю нашу огромную родню, подданными этой империи. Её имперскими гражданами. Империя эта некогда называлась Советским Союзом и она, через кровь и войну, пришла на смену другой империи – Российской.

Наша прабабушка как раз в ней и родилась, и ходила в женскую гимназию. Мы же ходили в советские садики и учились в советских школах, такая себе нить Ариадны и спираль истории. Но у нас, как и у жителей старой империи, была гордость и мышление, присущие империи новой.

Сестру не обходили стороной пионерские слёты, выступления, «Молодая Гвардия», «Дворец пионеров», встречи с ветеранами в День Победы. Меня же не миновали шумные от детворы и бушующие от зелени дворы, соседские яблоки, костры, самодельные луки и походы на парады всей семьёй. Мы знали, что у нас есть одна большая Родина – это наш Советский Союз: от Дальнего Востока, где родился наш папа, через Донбасс, где родилась бабушка, и аж до самых границ с Польшей, где затерялись глубокие и далекие корни прабабушки. У нас был один язык, одна история, одна земля.

Мы всегда тепло и радушно принимали гостей и всех наших родственников из Петербурга, Москвы, Артемовска, Севастополя, Киева. Мы вели допоздна застольные беседы, пока мама или бабушка хлопотали на кухне, мы обменивались событиями, фотографиями, когда кто-то из родственников начинал дремать и мы, чтобы не разбудить его, снижали голос. Мы справлялись о судьбе того или иного персонажа из нашей жизни, пытались узнать, где он и как он, и искренне удивлялись, когда оказывалось, что какие-то значимые события из его жизни нам были напрочь малоизвестными. Словом, у нас была нормальная, размеренная, но не лишенная бытовых ссор, передряг и государственных потрясений жизнь.

Так мы росли и знали, что история наша трудна и неоднозначна. В ней много пятен, красных и белых, а еще больше темных закоулков и углов, и страна наша многонациональна, и всем в ней есть место: и русским, и украинцам, и белорусам, и евреям, и казахам. И у каждого из этих народов есть свои страшные «сказки Гофмана», о которых не принято говорить вслух, но о которых недопустимо забывать. Но никто из братьев славян в нашей стране, когда в ней поселился я, никого и никогда не упрекал языком, национальностью и уж тем более вероисповеданием.

В этой большой империи, где-то на краю у самого синего моря, среди гор, равнин, степей, лесов, полей и рек скромно и тихо притаилась МОЯ Украина или, как ее раньше называли, Малороссия.

Гоголь Н.В. «Страшная месть»

«…Любо глянуть с середины Днепра на высокие горы, на широкие луга, на зеленые леса! Горы те – не горы: подошвы у них нет, внизу их, как и вверху, острая вершина, и под ними, и над ними высокое небо. Те леса, что стоят на холмах, не леса: то волосы, поросшие на косматой голове лесного деда. Под нею в воде моется борода, и под бородою, и над волосами высокое небо. Те луга – не луга: то зеленый пояс, перепоясавший посередине круглое небо, и верхней половине и в нижней половине прогуливается месяц…».

«…Чуден Днепр при тихой погоде, когда вольно и плавно мчит сквозь леса и горы полные воды свои. Ни зашелохнет; ни прогремит. Глядишь, и не знаешь, идет или не идет его величавая ширина, и чудится, и чудится, будто весь вылит он из стекла, и будто голубая зеркальная дорога, без меры в ширину, без конца в длину, реет и вьётся по зеленому миру. Любо тогда и жаркому солнцу оглядеться с вышины и погрузить лучи в холод стеклянных вод и прибрежным лесам ярко осветиться в водах… Редкая птица долетит до середины Днепра! Пышный! ему нет равной реки в мире. Чуден Днепр и при теплой летней ночи, когда всё засыпает – и человек, и зверь, и птица; а Богодин величаво озирает небо и землю и величаво сотрясает ризу…»

Жизнь в моей прекрасной Малороссии всегда была тиха, размеренна и самобытна. Редкая душа не удивлялась той красоте и тому гостеприимству, которым всегда встречал мой край тех, кто приезжал погостить и отдохнуть на просторах древней земли.

Гоголь Н.В. «Вечера на хуторе близ Диканьки»

«…Как упоителен, как роскошен летний день в Малороссии! Как томительно жарки те часы,когда полдень блещет в тишине и зное и голубой неизмеримый океан,сладострастным куполом нагнувшийся над землею, кажется заснул, весь потонувши в неге, обнимая и сжимая прекрасную в воздушных объятиях своих… Нагнувшись от тяжести плодов широкие ветви черешен, слив, яблонь, груш; небо, его чистое зеркало – река в зеленых, гордо поднятых рамах…как полно сладострастия и неги малороссийское лето!»

Я никогда не относился с пиететом к украинству, ко всему украинскому и глубоко национальному. И причин тому множество, оставим их в стороне. В детстве этого, глубоко национального, не было. Была просто Украина, был литературный певучий язык, богатая и тёплая культура, но не было оголтелого украинства.

Мы знали, что большинство населения Украины, – это украинцы. Есть в ней и русские, и татары, и евреи, и молдаване, и армяне, и белорусы. Словом, край наш, если верить историкам, то именно такое значение – край, окраина – поляки во времена Речи Посполитой вкладывали в понятие «украина», был многонационален и от этого, в самые светлые и праздничные его дни, редкого только говора и наречия можно было не услышать на его улицах и площадях.

Мне же, в отличие от поляков, которые, если посмотреть в глубь истории, никогда друзьями нам не были ни по ментальности, ни по духу, ни по вере, по душе больше название Малороссия, как нечто певучее, сродни её языку, теплое, как майская ночь и доброе, как вся её земля. Да и название это, как может многим показаться, не унизительное, а лишь обозначение определенного ореола, местности, региона обитания определенной народности.

Понимание и осознание особенности МОЕЙ земли пришли не сразу. Для этого статься должно было так, чтобы я своим естеством и душой покинул свою малую родину, свою Черниговщину, поскитался бы по городам и весям на разных работах и в конце своего пути, вернувшись назад, волею проведения оказался бы в старейшем музейном заведении моего края.

Грушевский М.С. «Чернігів і Сіверщина в українській історії»

«Серед темних лісів і зелених лук, помережана широкими смугами мачарів і повільних замулених річок, дрімає нинішня Чернігівщина, здалека прислухаючись до гомону нового життя. І серед неї її старий історичний осередок, наша українська Ровенна – Чернігів, задумано мріє про колишнє життя серед своїх старинних церков, музеїв, архівів – облишений новішою динамікою українського життя… Життя пішло геть далеко на полуднє, ближче до моря, до вугілля, до заліза – залишивши Півночі ці старі церкви, панські садиби, козацькі гробовища, останки співацьких цехів, фольклорні скарби й діалектичні пережитки – багатющі наукові й національні клейноти, – з собою понісши засоби нової економічної і соціалістичної активності й широкі перспективи нового будівництва».

Медленно, как дикий зверь, крадущийся в лесной чащобе, МОЁ украинство проникало в меня всё больше и больше. Раз за разом, читая и рассказывая о ее древних святынях, монастырях, храмах и людях, я убеждался в том, что совершенно преступно и неправильно жить на этой земле, дышать её воздухом и не попытаться понять ее. Почему ее история сложилась так, а не иначе? И что значили для нее поступки тех людей, да и сами люди, кому в руки она вручала свою судьбу?

Вертинский А.В. «Синяя птица любви»

«…Как бы я хотел жить и умереть здесь. Только здесь! как жалко, что человек не может выбрать себе угол на земле! Что мне Москва? Я не люблю её. Я всей душой привязан к этим камням, по которым я шагал в юности, стирая подмётки, к этим столетним каштанам, которые стояли тогда, и будут стоять после моей смерти, как подсвечники, как паникадила! Вся эта священная земля Родины! Жаль, что я пою по-русски и вообще весь русский! Мне бы надо было быть украинским певцом и петь по-украински!