«Я — латвийка или русская? Мы – потерянное поколение»
Фото: www.vl.ru
Один из вопросов, который мы задаем нашим респондентам — это какова их национальная самоидентификация. Интересно, что у многих покинувших родную страну людей не находится однозначного ответа. Об этом, а также об особенностях жизни в Швейцарии и Франции, нам рассказала Мария.
Мария, 34 года, коммерческий менеджер. Уехала из Латвии в 2006 году, проживает во Франции.
ЛАТВИЯ-ЭСТОНИЯ-США-ЛАТВИЯ-ШВЕЙЦАРИЯ-ФРАНЦИЯ
Планов целенаправленно уезжать из Латвии не было. Я поехала в Эстонию учиться из-за профессии, преподавателей, а также престижности учебного заведения. Я не задавалась вопросом, буду я жить в Латвии или нет. После этого я уезжала в Штаты — на работу, стажировку, а потом вернулась и еще несколько лет работала в Риге.
В 2005 году я уже сознательно перебралась из Латвии. Поиск заграницы начался, потому что мне стало скучно. Хотелось чего-то нового, международной культуры, поменять обстановку. Это был скорее личный мотив: хотелось посмотреть мир.
В первую очередь, отъезд был связан с карьерным ростом и жаждой новых впечатлений. Я не скажу, что мне было в Латвии плохо или чего-то не хватало. Не хватало новых впечатлений и новых людей. И работа пришла сама: я запустила удочку, упомянув с кем-то в разговоре, что хотела бы поехать куда-нибудь, и буквально в течение месяца получила предложение. Это была вакансия в той же компании, только в Швейцарии. И я уехала туда. Важно понимать, что тогда это не было «я уезжаю навсегда» или «я хочу уехать из этой страны». А в Швейцарии я встретила своего будущего мужа, и уже с ним мы переехали в Париж. И даже во Франции был период, когда мы оба рассматривали возможность возвращения в Латвию.
ЛАТВИЯ: PRO ET CONTRO
Почему? В Латвии спокойнее, зеленее, приятнее жить. И качество жизни, по сравнению с мегаполисами, намного выше — и в отношении еды, и в отношении людей, ритма жизни. А не перебрались в итоге, потому что начался кризис. На сегодняшний день тяжело сказать что-то определенное.
Как карта ляжет, вполне возможно, что мы вернемся и мои дети пойдут здесь в школу. Это зависит, в первую очередь, от работы. Сегодня я не найду в Латвии такую работу, которая мне будет приносить тот же доход, который есть во Франции. Слишком маленький рынок и низкая покупательная способность. Появись здесь рабочие места, обеспечивающие такой же уровень жизни, который у меня есть в Париже, я думаю, что мы бы перебрались в Ригу.
Я не могу сказать «я никогда не вернусь в Латвию», но желание, если честно, перегорело. Очень многие люди стали уезжать, накалилась политическая обстановка, экономическая. Эта постоянная грызня с Россией, идеи, что все русское — плохое, национализм, доходящий порой до маразма… Любовь к родине должна быть у всех, но она одна, одна у всех — не может быть, что она только у латышей или только для тех, кто является носителем латышского языка с рождения. Латвия — родина и для меня тоже. Но бывали неприятные ситуации, когда из-за русского языка возникало отчуждение. Ну и экономическая разруха. Несмотря на то, что Евросоюз дает деньги, где-то что-то ремонтируется и строится, до сих пор существует классовое разделение между людьми. Я вижу в Риге несколько слоев. Это те, у кого есть деньги — кто наворовал или много заработал всякими разными схемами и легализовал капитал, и есть люди — и их большинство — которые выживают. Они вынуждены покидать страну, ездить на «черные» работы в Европу, чтобы дать что-то детям. Даже то, как разговаривает молодежь… Из того, что я слышала, 80% подростков утверждают, что хотят уехать из Латвии. Это — плохой сигнал. Отток интеллекта из государства. Очень печально, ведь это также говорит и о любви к отечеству, о том, что государство и правительство вложило в головы молодых людей. Так вот, классовое разделение, жуткое повышение цен. Стали внедряться те правила и нормы, которые практикуются в Европе. Например, система здравоохранения и образования: все переходит на коммерческую основу, но при этом теряет в качестве. Если сравнить нынешнее образование даже с тем, которое получили мы, возникает ощущение, что идет процесс дебилизации населения. Детям дается минимум информации и промывают мозги. Примерно такая же ситуация в Штатах. Если не смотреть телевизор, а поехать туда и пообщаться с людьми, то понимаешь, что они ничего не знают — ни про свою страну, ни про политику, ни про культуру. Сейчас что-то похожее происходит в Латвии.
Меняются ценности. Сегодня основная ценность, которую воспитывают — это деньги, деньги, деньги. Неважно, каким образом, как заработать — все хотят быстро разбогатеть. Большая редкость — встретить интеллигентного ребенка. Или это идет параллельно с бедностью: дети травмированы с юного возраста, у них чувство неполноценности за свою семью, «мама-папа, я не хочу жить и вкалывать, как вы».
Опять же, ситуация с пенсиями. То, как они выделяются, по какому законодательству. Людям не засчитывают десятки лет их работы, потому что это был Советский Союз, а не Латвия. Для меня это непонятно. Как, как может такое быть, что человек проработал 50 лет и имеет смешную пенсию, которая даже не позволяет оплатить квартиру! При этом цены растут бешеными темпами, плюс банковский кризис, который создается искусственно. Когда человек достигает пенсионного возраста, ему говорят: либо пособие по инвалидности, либо пенсия. Судя по всему, в Латвии люди перестают быть инвалидами после 60-и лет. Получается, что пенсия меньше пособия по инвалидности, и человек не может даже купить лекарства. Для меня также непонятно, как человек с инвалидностью, который платит налоги, имеет такие смешные скидки. Лекарства же просто недосягаемы! Печально, что на улице стоят бабушки и дедушки, потому что им хочется есть. И это становится нормой — люди проходят мимо и никак не реагируют. А детские дома? Все пытаются чем-то помочь, но этим же должно заниматься государство. А в итоге добровольцы собирают грузовики одежды и другой помощи, но вопрос в том, сколько из этих вещей реально доходят до детей.
«В ЛАТВИЮ ХЛЫНУЛА ВСЯ ГРЯЗЬ ИЗ ЕВРОПЫ»
Во Франции ситуация не другая, нет. Но Латвия была для меня местом, в котором я хотела жить именно потому, что тут не было той грязи и бюрократии, которая есть в Европе. На сегодняшней день все это хлынуло в Латвию.
Евросоюз оказывает давление на Латвию, мол, надо сокращать расходы. И чем это обернулось? В Латвии осталась чуть ли не одна центральная станция скорой помощи на всю страну, и если у тебя сердечный приступ в трех часах от Риги, то до тебя просто не доедут. В Латвии люди становятся просто именами и цифрами на бумаге, жизнь ни во что не ставится. Люди уже не считаются. Считаются цифры: мы сократили столько-то, закрыли столько-то. Закрыли психбольницы, выпустили людей с отклонениями, оставив на их собственное усмотрение вопрос о приеме медикаментов. А потом некоторые залезают на мост и бросаются с него. Ценности поменялись! Нет, это не самый худший вариант, я не говорю, что все ужасно-ужасно плохо. Все равно в Латвии лучше, чем в больших европейских городах. Но, к сожалению, все идет в сторону копирования всех минусов Европы.
А плюсов? Мне сложно сказать. Культуры сервиса в Латвии нет. У россиян, конечно, его тоже нет — разве только в люксовых местах. В тех местах, которые в Латвии идут в категории «люкс», цены огромные. Но отношение все равно осталось на другом уровне. Я даже не знаю, о каких позитивных изменениях можно сказать. Дороги? Да они и в советское время были хорошими. Брусчатку в центре Риги в советское время регулярно перекапывали, чтобы дорога была ровная. Сегодня в Риге масса улиц в жутком состоянии. И это говорит о том, что если твой дом не покрашен и рассыпается — это твоя личная проблема. Медицинское обслуживание ухудшилось. Компетентные врачи уехали за границу, а молодые специалисты уже обучены по западному шаблону, где приоритетом является не лечение, а соблюдение протокола.
На сегодняшний день в Латвии хорошо жить, если у тебя есть высокий стабильный источник дохода. Если его нет, возможности — вообще все возможности закрываются. В других городах и странах возможностей больше. Да, всюду есть и бедные, и богатые. Но во многих других странах возможность ставить в приоритет не зарабатывание денег, а занятие любимым делом. Есть вольные художники, многие ездят с благотворительными миссиями.
МАСТЕРСТВО АДАПТАЦИИ
Все это зависит от среды, в какую приезжает человек, и от характера. Я приехала в международный коллектив, большинство людей были в том же положении, что и я: переехали сюда одни. Поэтому на выходные они либо уезжали домой, либо тусовались все вместе. У нас постоянно что-то происходило: катание на лыжах, велосипедах, походы в горы. Поэтому мне не было скучно и одиноко. Хотя это был первый Новый год, который я встретила одна с бокалом шампанского. Адаптация и шок скорее были после переезда из этой немецкой части Швейцарии в Париж. Сложно было после германской культуры, где все идеально-правильно, где все продумано с точки зрения практичности, приехать в Париж и столкнуться с бюрократией… с личной интерпретацией закона каждым чиновником. Человек говорит тебе одно, а через месяц другой человек в том же окне диктует другое. Вообще французский менталитет достаточно сложно понять. Многие международные компании там прогорают или теряют деньги, потому что их культура и поведение не поддаются никакой логике. Но в этом мне помог мой муж, помог интегрироваться. Я практически сразу начала общаться с местным населением, и работа у меня была во французской компании. У меня не было другого выбора, кроме как учиться говорить, понимать, как они хотят сотрудничать, что они хотят услышать.
РАЗНЫЕ ПУТИ ЭМИГРАЦИИ
Сейчас я вижу, как многие эмигрируют из Украины. Очень много украинских эмигрантов! Латвийское правительство говорит, что с Украины никто никуда не бежит, но я постоянно вижу объявления, что украинцы ищут работу, любую. Неофициальную, «черную» работу, лишь бы только была. И я вижу, что у людей нет даже цели выучить язык, есть цель — выжить. Я понимаю, что для них этот путь будет очень трудным, потому что они вращаются только в кругу таких же, как они, эмигрантов. У них нет мотива понять культуру Франции, их мотив — понять, как работает система пособий. Чисто меркантильный интерес.
Когда я приехала, я тоже не владела языком. У меня был английский, я думала, что с ним смогу нормально прожить. Но в итоге — нет, хочешь–не хочешь, язык надо учить. Но среди подобных эмигрантов очень небольшой процент тех, кто действительно ищет возможности влиться в местное общество. Создается отдельная ячейка. С одной стороны, они уже не в контакте со своей страной, а с другой — они не проникают в ту культуру, в которой ныне находятся. Издалека они напоминают туристов, которые просто приехали и думают, что бы здесь посмотреть, что поделать и «давайте встретимся на Сене». Мне кажется, в дальнейшем это лишь усложняет жизнь: люди сами отрезают себя от интеграции.
Во Франции очень, очень много эмигрантов. И многие используют в неблагородных целях социальную систему страны, создаются самые разные схемы по эксплуатации пособий, помощи. Мне это неприятно.
Я эмигрантом себя не чувствовала никогда. Абсолютно. Это еще зависит от того, как себя преподносить. Никогда не чувствовала себя человеком из страны третьего мира. Если кто-то пытался над этим шутить, я это моментально пресекала. Я считаю, что нам есть, чем гордиться. И тот опыт, который я привносила в коллектив, в компанию, был весомым. Меня больше оценивали как хорошего сотрудника, нежели как эмигрантку. Я приехала и достойно работала, платила и плачу налоги как все, никогда не считала себя хуже или лучше других людей.
НАШЕ ПОКОЛЕНИЕ — ПОТЕРЯННОЕ
Национальная самоидентификация — это более сложный вопрос. Мне кажется, наше поколение — потерянное поколение. В плане самоидентификации. После 30-и особенно усугубляются вопросы «кто я», «к чему, к кому я принадлежу». Может быть, я русская. Может, латвийка — потому что латышкой я себя не могу считать. Говорить, что я эстонка, тоже не могу. И не француженка. Мне было 25, когда я туда приехала и, естественно, я тянусь к своему, к родному. Я бы сказала, что я — человек мира, но ближе всего мне русская культура. Это то, из чего я выросла. Я всем говорю, что я — ребенок Советского Союза. Для меня Советский Союз — это смешение очень многих культур, разных маленьких стран, национальностей. Там много и востока, и запада. Это прекрасно, что страна была огромной и самодостаточной, и люди могли ездить, и столько всего было, и культура такая богатая. Я себя идентифицирую именно с Советским Союзом, как ни странно. Это не ностальгия и не утопия, что тогда все было идеально. Но в Союзе были вещи, которые мы могли бы сохранить и взять. Опять же, высокий уровень образования — он был. Это медицина. А еще настрой и дух общества. В советское время Латвия была престижным и элитным местом.
Я много думаю не только над тем, кто я, но и над тем, кем будут мои дети. Я — ребенок Советского Союза во всех отношениях. А вот кем будут мои дети, я не знаю. Скорее всего, им ближе будет французская культура, но я хочу, чтобы и русская была второй и большой составляющей.
Я бываю в России и хочу туда приезжать, но я не считаю себя русской, по крайней мере, российской русской. Русские из России — они другие. Это как брать французов из Франции и французов из Канады. Канадские вообще больше американцы, чем французы, их объединяет только язык. У нас сейчас примерно так же. Мы живем по разным законам, мы сейчас ближе, к сожалению, только к Европе и к США, чем к России.
«Я ЖЕЛАЮ ЭТОЙ СТРАНЕ СЧАСТЬЯ»
Еще один момент, который сложно объяснить иностранцам, что гражданство у нас одно, национальность другая, а родной язык — третий. В других странах «гражданство» и «национальность» — это одно и то же слово. Такой графы, как «национальность», нет в паспорте, а если бы была, сочли бы дискриминацией.
Гражданская позиция у меня есть. До 2009 года я голосовала, но после перестала. Одни и те же люди уходят из правительства, а потом возвращаются обратно к власти. Да и выбора-то нет, за кого голосовать, поэтому я не принимаю в этом участия. Честно говоря, я даже не знаю имени нынешнего президента.
Этой стране, этой земле я желаю счастья. Я здесь родилась и выросла, здесь похоронены мои бабушки-дедушки, для меня здесь все родное. Я хочу, чтобы у нас всегда были такие же зеленые леса, такие же парки, чтобы всегда было приятно и безопасно ходить по Риге. Чтобы люди были всегда улыбающимися, добрыми, светлыми. Но с другой стороны — это невозможно. Ничто не стоит на месте. Люди меняются, меняется политическая ситуация, интересы, настроения, ценности и стиль жизни.