Бизнесу отменили презумпцию невиновности
Число экономических преступлений подозрительно растет по мере того, как падают доходы в бюджет
Несмотря на декларируемые попытки властей улучшить деловой климат в России, количество уголовных дел против бизнеса продолжает расти. По итогам первого полугодия 2021-го Генпрокуратура отчиталась о том, что сотрудники правоохранительных органов выявили 78290 преступлений экономической направленности. Это почти на 10% или 7 тысяч больше, чем в прошлом году, а также максимальный показатель с 2015-го. Получается, то ли воровать в России стали больше, то ли продолжает расти давление на предпринимателей.
Каждое двадцатое экономическое преступление было связано с неуплатой налогов: их количество выросло на 11,8%, до 3702. Свыше четверти, или 22 тысячи (+2,7%), преступлений экономической направленности совершены в крупном и особо крупном размере. Как говорится в докладе, материальный ущерб, оцененный на досудебной стадии, составил 171,8 млрд. рублей.
При этом число предпринимателей в России сокращается пятый год подряд. По данным исследования FinExpertiza, за шесть месяцев 2021 года в России закрылось 545,8 тыс. индивидуальных предприятий. Это почти в два раза больше, чем за аналогичный период прошлого года, на который пришелся пик коронавирусных ограничений. Чаще ИП закрывались только в первом полугодии 2013-го.
Как считает председатель комитета по налогам московского отделения общественной организации «Опора России» Сергей Зеленов, неутешительная статистика говорит о том, что налоговое и административное давление на бизнес растет, и частные предприниматели все больше вытесняются гигантами с госкапиталом. Понятно, что об обещанном улучшении инвестиционного климата в таких условиях говорить не приходится.
— По моему субъективному мнению, давление на бизнес у нас никогда не снижалось, за исключением нескольких лет во время президентства Дмитрия Медведева, когда был принят закон о том, что нельзя избирать меру пресечения в виде помещения под стражу по экономическим статьям, в том числе 198 и 199 — «Уклонение от уплаты налогов».
Но с приходом «новой старой власти» у нас поменялось отношение к этому вопросу, статья 199-я перешла в ведение Следственного комитета, и по ней достаточно активно возбуждаются дела. Далеко не все доходят до суда, но в целом ситуация вернулась на круги своя.
«СП»: — Но, может, и нарушать закон бизнесмены стали больше?
— Ситуация с основными экономическими преступлениями, о которых мы говорим в части именно бизнеса, а не мошенничества (хотя и против предпринимателей активно применяют статью 159 «Мошенничество»), ухудшилась в связи с тем, что сильно просели возможности потребителей и самих бизнесменов. Отсутствие денег у предпринимателей влечет за собой конфликты между компаниями и внутрикорпоративные конфликты. Условных заявлений друг на друга стали писать больше, это правда.
Но экономическая обстановка ухудшилась и в части государственного бюджета, поэтому налоговые органы вместе с органами правопорядка прилагают максимальные усилия для взыскания как можно большего объема налогов. Можно смело сказать, что с введением статьи 54.1 Налогового кодекса, которая говорит о необоснованной налоговой выгоде, положение предпринимателей существенно ухудшилось в связи с тем, что у нас из правоприменительной практики исчезла презумпция невиновности. Бизнесменам стало гораздо сложнее отстаивать свои интересы.
«СП»: — Почему?
— Статья 54.1 НК РФ говорит о том, что если налоговым органом будет выявлен злой умысел или фальсифицированный документооборот, все затраты, которые были произведены в сторону этого подозреваемого контрагента, у других компаний снимаются.
Для налогообложения получается, что предприниматель откуда-то даром получил товар, продал, и не имеет права ни на затраты, ни на вычет по НДС. В такой конструкции ни один бизнес существовать не может. Принцип налоговой реконструкции, который требовал определить ущерб для бюджета, по сути, больше не применяется. То есть если вы купили товар на 100 миллионов и продали на 110 миллионов, а затем ваш контрагент оказался виновным, вы должны будете заплатить налоги не с 10 миллионов, а со всех 110.
Очевидно, что такой высокой маржинальности ни у какого бизнеса нет. В связи с тем, что компания не может погасить доначисленные налоговые обязательства, следующим этапом возникает уголовное дело по статье 199 УК РФ — «Неуплата налогов». Конечно же, вся эта схема влечет за собой большее количество так называемых экономических преступлений. Если вы не доплатили бюджету 5 миллионов, а вам начислили 150 миллионов, взять их вам неоткуда.
По сути, это такое государственное рейдерство. Сами принцип начисления налогов и обязательств стал карательным. Кроме того, сейчас ведутся налоговые проверки по предыдущим периодам, когда про статью 54.1 никто и слыхом не слыхивал. Тогда люди, которые, возможно, даже со злым умыслом оптимизировали налоговые выплаты, не могли предположить, что будет такая конструкция, которая способна очень быстро убить любой бизнес.
Сейчас налоговые органы обсуждают возможность превентивного блокирования активов компаний, которые только заподозрили в налоговых нарушениях. Это тоже карательная мера. Тенденции по ухудшению положения бизнеса в России очевидны. То, что по статье 54.1 предпринимателями выиграно менее 1% судов, говорит о том, что судебная власть вместе с налоговыми органами играет в одну игру.
«СП»: — Это одна из причин того, что число предпринимателей в России сокращается?
— Очевидно, что люди видят предпринимательскую деятельность как высокорисковую. Хотя налоговое и административное давление — это, скорее, фактор добивающий. А убивающий фактор — это экономическая обстановка в России, снижение покупательского спроса и ограничения в ходе пандемии.
Конечно, кто-то стал зарабатывать больше, например, доставка. Но в целом люди просто не будут открывать бизнесы, которые могут пострадать из-за возможных локдаунов. Если к этому добавить карательную политику налоговых органов, становится понятно, что роста деловой активности нам в такой обстановке ждать не стоит.
«СП»: — А что насчет инвестиционного климата?
— Можно фарисействовать на тему того, что такое «хороший инвестиционный климат». Но мы видим, что у нас совершенно прогосударственная политика, и баланса с частными интересами нет. В любом суде против государственного органа у предпринимателя гораздо меньше шансов выиграть, чем у его оппонента.
Учитывая большое число монопольных и олигопольных игроков с огромным количеством государственных денег, размещенных частными лицами, которые, как Сбербанк, постоянно расширяют свои зоны влияния, понятно, что бизнесу конкурировать тут сложно. Хотя эти гиганты не являются эффективными собственниками, а просто скупают ликвидные активы за дешевые деньги.
Ни о каком инвестиционном климате речи сейчас нет. Максимум, во что могут играть серьезные внешние и независимые внутренние инвесторы, — это ценные бумаги либо приобретение земли, активов, которые не имеют большой волатильности и которые достаточно сложно отнять.