Библикбез {177} — ну йоптвуюмать, как бы говорит Сарра

9. И оба спокойно спали в эту ночь. Между тем Рагуил, встав, пошёл и выкопал могилу,
10. говоря: не умер ли и этот?
11. И пришёл Рагуил в дом свой
12. и сказал Едне, жене своей: пошли одну из служанок посмотреть, жив ли он; если нет, похороним его, и никто не будет знать.
        (Тов.8:9–12)

Честно говоря, я не планировал обращаться к неканоническим книгам Библии, пока не разобрались с каноном. Но два обстоятельства побудили меня наступить на горло собственной песне и сделать исключение. Первое обстоятельство вы видите на КДПВ — это случайно попавшаяся мне на глаза картина за авторством Jan Havickszoon Steen «De huwelijksnacht van Tobias en Sarah», 1660 год.

Перевод названия с голландского — «Брачная ночь Товии и Сарры». Полотно прекрасно чуть более чем полностью. Вообще, Ян Стен — самый весёлый из творцов золотого века голландской живописи. Благодарные потомки назвали именем художника кучу улиц в разных городах Нидерландов, включая Амстердам. Даже странно, что на dirty о нём ничего не писали. Между тем, почти каждая его работа может быть охарактеризована ёмким парафразом "все ебанулись". Обычно речь идёт о нормальных бюргерах и их потомстве, но внезапно Яна потянуло на религиозную тематику...

Теперь второе обстоятельство. Буквально в предыдущей главе «Библикбеза» мы разбирали явление Сатаны, и откуда его ноги растут. А тут покойный голландец в пандан подкидывает сюжетец, который логически завершает культурный променад на восток от обетованки.

Нумеровать «Книгу Товита» мы не будем по причине вышеуказанной неканоничности. Достаточно знать, что она затесалась где–то промежду книгами «Неемии» и «Эсфири». Время и место действия — Вавилонское пленение, в котором евреям жилось не так уж и плохо. На родину, в обетованку, оне ан масс не рвались. Время написания опуса неизвестно, но довольно позднее — возможно, уже при христианах. Главный герой — праведный мужчинка по имени Товит. На картинке отсутствует. Зато на ней есть его сын по имени Товия (стоит на одном колене). А праведник, как положено, должен страдать, пусть даже и от ерунды:

        9. В эту самую ночь, возвратившись после погребения и будучи нечистым, я лёг спать за стеною двора, и лице моё не было покрыто.
        10. И не заметил я, что на стене были воробьи. Когда глаза мои были открыты, воробьи испустили тёплое на глаза мои, и сделались на глазах моих бельма...
        (Тов.2:9–10)

Книга в целом почти не продвигает нас в познании Библии — она проходная, необязательная. Примечательна разве что довольно смешным анекдотом, который я вынес в эпиграф, а также любопытными именами, не встречающимися в каноне. А чтобы познакомиться с этим богатством, давайте пробежимся слева направо по картине Яна Стена.

Итак, слева вверху мы видим херувимчиков, засыпающих растительным мусором брачное ложе. Для красоты, наверное. Пернатые детишки это, конечно, умилительно, но как на таком спать — непонятно. Впрочем, художнику — всё равно. Ему–то самому — не спать. А обозначить эвент как–то надо.

Слева внизу мы видим собачку, игнорирующую творящийся бардак. Ибо не впервой. Точности для: подобную сцену собачка видит уже восьмой (!) раз, глаза бы не глядели — одно и то же. Семь предыдущих женихов Сарры не пережили первой брачной ночи. А с чего бы — бог весть. Именно поэтому Рагуил — отец заневестившейся невесты — пошёл копать могилку очередному недо–зятю, не дожидаясь утра (см. эпиграф).

Сарра — ключевая фигура. Ея мужиковатое лицо и оплывшее тулово вызывают сомнения в том, что она "девица прекрасная и умная", даже если сделать скидку на несколько говяжие представления о женской красоте у голландцев XVII века, сильно отличные от современных. Не исключено, что Стен утрировал условные достоинства, стремясь подчеркнуть, что невеста — не первой свежести. Но главное — выражение лица и руки. Сарра делает вид, что молится вместе с Товией, хотя вся её поза недвусмысленно говорит: "Ну, йоп твою мать! Скоко можно? Дайте уже такого мужика, чтобы не сдох к утру..."

Товия, похоже, молится совершенно искренне. И это логично: он — как агнец на закланье. Кроме как на бога, полагаться больше не на кого. В дальние от родного дома места его занесла отцовская воля — Товит послал сына забрать депозит в стиле "пойди туда, не знаю куда". А в спальню Сарры его затащил проводник, который божился, что знает, куда идти.

А вот и сам проводник — он с крыльями, чтобы сразу было понятно — ангел, дескать. Хотя по ходу повествования он таился, как Штирлиц, крыльев не показывал и только в конце признался:

        15. Я — Рафаил, один из семи святых Ангелов, которые возносят молитвы святых и восходят пред славу Святаго. (Тов.12:15)

Упоминание про "один из семи", даёт понять, что Рафаил — не просто ангел, а архангел. Ангельский начальник, стало быть. Но здесь он всю работу взял на себя. Видимо, Иегова решил, что Товит — ВИП, и послал работничка рангом повыше. Кстати, в христианской ангелологии числится восемь именованных архангелов (рядовым работникам имена не положены). Когда именно добавился восьмой и кто именно — не ведаю, но это и не важно пока.

Гораздо интереснее то, чем Рафаил занимается. Так и хочется задать классический вопрос: "Мужичок, вы пошто животно мучаете?" На самом деле, у животно тоже есть имя — Асмодей. И оно тоже не встречается в каноне. Это, значит, такой похотливый демон. Но что есть "демон" — не до конца ясно, в канонических книгах подобный феномен отсутствует. И это правильно — чем больше метафизических сущностей со сверхъестественными способностями, тем здравствуй язычество.

Может сложиться впечатление, что архангел потрошит несчастное пресмыкающееся, дабы поджарить его на угольях. Но тут ещё одна уловка живописца: по сюжету злой дух, почуяв горелое, "...убежал в верхние страны Египта, и связал его Ангел". Как это может происходить одновременно — неясно. Ян Стен отказался от убегания (его сложно нарисовать), изобразив только связывание (цепью) — так прикольнее.

Горящая в правой части картины барбекюшница — не то, чем кажется:

        2. Он же [Товия], идя, вспомнил слова Рафаила, и взял курильницу, и положил сердце и печень рыбы, и курил. (Тов.8:2)

Да и рыба тоже необычная — из тех, что показывают, но не продают:

        3. Юноша пошёл помыться, но из реки показалась рыба и хотела поглотить юношу.
        4. Тогда Ангел сказал ему: возьми эту рыбу. И юноша схватил рыбу и вытащил на землю.
        5. И сказал ему Ангел: разрежь рыбу, возьми сердце, печень и желчь, и сбереги их.
(Тов.6:3–5)

С одной стороны — Рафаил подарил Товии чудесный лайфхак по отгонянию всяких ревнивых демонов, якобы повинных в смерти женихов. А с другой — от всех этих манипуляций с ливерами за версту разит всё тем же язычеством. Не исключено, что данное соображение стало решающим для отказа от канонизации опуса.

О картине, пожалуй, достаточно. Напоследок — о главном. Что же в «Книге Товита» главное? Имя демона, которого Талмуд ассоциирует с Сатаной (с прописной уже буквы). Точнее, этимология имени. Оно происходит от авестийского Аэшма–дэва. А дэвами в зороастризме называли злых духов, подчинённых злому богу Ангра–Майнью, почти равновеликому доброму Ахура Мазде.

Это ещё один важный кирпичик в основание тезиса о том, что еврейский монотеизм обильно заимствовал идеи и образы у персов, вообще, и у зороастризма, в частности. Особенно во времена Вавилонского пленения.

Библикбез {176} — Левиафан

Написал hovan на religion.d3.ru / комментировать