Новости по-русски

Крестьянская война в Германии

 

 

IX. Происхождение крестьянской войны

 

Установление точки зрения на крестьянскую войну 1524–1525 гг. – Причины народного недовольства. – Отсутствие юридической защиты. – Свидетельства о возбуждении среди крестьян задолго до войны. – Агитация среди крестьян и попытки восстания, – Проповедь религиозной реформации в деревнях. – Желание крестьян дать религиозную санкцию своим требованиям. – Общий вывод относительно происхождения крестьянской войны.

 

Трое крестьян за разговором. Художник А. Дюрер

Трое крестьян за разговором. Художник А. Дюрер

Великая крестьянская война 1524–1525 гг. представляет из себя явление в высшей степени сложное. Охватив весьма значительную часть Германии, движение это разбивалось на несколько местных движений, отличавшихся одно от другого по характеру и по тем требованиям, которые заявляли крестьяне. Стоит только из утомительных иногда по своему однообразию подробностей об утеснениях крестьян, о местных бунтах и стычках крестьян с их господами, наполняющих «Историю великой крестьянской войны» Циммермана, выделить приводимые этим историком жалобы и требования крестьян, чтобы увидеть, что движение не было везде однородным. Весьма сложную задачу представляла бы собою и попытка проследить здесь судьбы отдельных банд восставших крестьян, не имевших общего начальства и действовавших независимо одна от другой. Дело усложняется еще тем, что к общему восстанию крестьян, имевшему свои причины в юридических и экономических отношениях сельского быта, примешивались посторонние чисто крестьянскому движению элементы религиозные и политические, первые в двух главных своих формах – зарождавшегося лютеранства и одновременно с ним возникшего анабаптизма, вторые в форме целой программы переустройства Германии на новых началах. Будучи вызвана главным образом неблагоприятными для крестьянства переменами в сельском быту, война 1524–1525 гг. имела не столь непосредственное отношение и к религиозной реформации, и к планам политического преобразования, какие были у лиц из высших сословий, видевших в крестьянском движении лишь средство для проведения общей государственной реформы. Между тем относительно крестьянской войны существуют неверные представления, донельзя упрощающие дело: с одной стороны, возмущение крестьян нередко представляется, как порождение самой религиозной реформации, а с другой – принимается, что последняя в этом своем порождении была искажена вследствие характера, полученного ею в грубой и невежественной среде. Что крестьянская война не была вызвана религиозной реформацией, а имела свои собственные причины чисто социального свойства, это явствует из того, что крестьянские заговоры и бунты и вообще брожение среди сельского населения были весьма часты и сильны задолго до начала собственно религиозного движения. Последнее только усилило это брожение, дав ему идейное знамя. Если вместе с тем в войне действительно было много такого, что имело чисто разрушительный характер, чего, например, как мы знаем, опасался Ульрих фон Гуттен, то крайние воззрения, возбуждавшие страсти на дело разрушения во имя мистического идеала царства Божия на земле, господствовали лишь в одной части крестьян. Другие части восставших или предъявляли требования, разумности которых не отвергал сам Лютер, не сочувствовавший лишь попытке осуществления посредством силы, или шли за более интеллигентными вождями, выработавшими определенный план переустройства империи на более осуществимых началах. Видеть в крестьянской войне лишь анархическое искажение реформации, выведенной из своих настоящих границ, и с этой стороны поэтому совершенно не приходится.

Задачей нашей не будет изложение событий, происходивших в Германии в это смутное время: нам нужно лишь остановиться на некоторых важных пунктах, характеризующих движение.

Такими пунктами можно считать, во‑первых, причины народного недовольства, во‑вторых, попытки восстания, делавшиеся раньше общего взрыва, в‑третьих, обстоятельства, при которых началась война. Познакомившись с этими вопросами, мы рассмотрим и программы, которые существовали у восставших или у их вождей.

К XVI веку в положении немецкого крестьянства произошла перемена к худшему. Главные причины этого были следующие. Землевладельческое сословие, в зависимости от которого находилось крестьянство, усилило в XV в. свои поборы с живших на его землях крестьян, стало отбирать у них общинные земли и лишать их права пользования разными угодьями, бывшими в их распоряжении: лесами, правом охоты и рыбной ловли. Дело в том, что дворянство начало изменять образ жизни в смысле большей роскоши, в которой оно подражало богатым горожанам, а потому стало нуждаться в больших доходах, и что на помощь дворянам явились новые взгляды на сущность юридических отношений, существовавших между помещиками и крестьянами. В XV в. в Германии происходила рецепция римского права, и те самые юристы, которые в политическом отношении переносили на князей принцип абсолютизма, в социальном отношении оказались помощниками феодальных господ, толкуя разные формы крестьянской зависимости от землевладельцев в смысле римского рабства и уча, что земля принадлежит господам на правах полной собственности, а крестьяне являются только пользователями своих участков. В народное судопроизводство на сельских сходах, бывших даже у крепостной части крестьянства, стали вноситься ограничения в пользу помещичьего суда. В числе лиц, против которых восставал народ и его защитники в XVI в., были поэтому и юристы. Неблагоприятный для сельского населения поворот в юридических отношениях сопровождался и экономическими изменениями, внесшими в крестьянскую жизнь новые неблагоприятные условия. После открытия Америки в Европу сразу нахлынула масса благородных металлов, ценность денег, благодаря этому, значительно понизилась, что не могло не отразиться на всем экономическом быту. Вследствие соответственного вздорожания всех товаров, помещики начали увеличивать свои поборы и обеспечивать за собою возможность и впредь получать от крестьян больше денег. Сравнивая степень зажиточности и свободы немецких крестьян в XV и XVI вв., мы должны признать, что в обоих отношениях положение их в Германии ухудшилось. Правда, после 1525 г. это ухудшение было результатом как самого восстания, сопровождавшегося истреблением громадного числа крестьян и разорением множества сел и деревень, так и неудачного для крестьян исхода войны, позволившего победителям наложить на усмиренных поселян более тяжелое иго, но уже самая война 1524–1525 гг. была вызвана желанием народной массы остановить ухудшение своего положения. Только тенденциозные историки католического лагеря могут утверждать, будто лишь сама крестьянская война, порожденная своевольной реформацией церкви, произвела то понижение народного благосостояния, которое несомненнейшим образом наблюдается в Германии к середине XVI века. О неблагоприятных изменениях в общих условиях крестьянского быта свидетельствуют нам те жалобы, с которыми крестьяне еще в XV веке обращаются к императору, к юридическим факультетам, к швабскому союзу и т. д., не доверяя судам, где дела решались односторонне и пристрастно в пользу помещиков, или даже вовсе не имея права пользоваться судебною защитою. По общему принципу, крепостные крестьяне не могли вчинять исков против своих господ, а имперский верховный суд и совсем не рассматривал никаких крестьянских дел. На сейме 1500 года было даже принято, что крестьяне могут жаловаться вообще лишь на чужих господ. Таким образом имперское законодательство приняло характер, крайне невыгодный для земледельческого класса. Ландтаги, не допускавшие крестьянского представительства, равным образом ничего не предпринимали в защиту крестьян. Земские налоги, которые шли в княжескую казну с крестьян, также значительно возрастали. Земские чины готовы были свалить на сельское население всю податную тяготу, крестьяне же в сеймах не участвовали. В 1514 г. волновавшиеся в Вюртемберге крестьяне требовали права отправлять на сейм своих депутатов. «Сейм, говорили они, только тогда может помочь нам, если в нем будут участвовать крестьяне, потому что духовенство, дворянство и горожане не станут заботиться о нас». На сейм в Штутгарт в этом году приехали сельские депутаты, но вскоре сейм был перенесен в Тюбинген, и здесь уже без крестьян сделано было постановление, запрещавшее крестьянам на будущее время посылать депутатов в ландтаги. Поэтому крестьяне утратили всякое доверие и к этому учреждению. Когда в 1525 г. вюртембергским инсургентам предложили отдать спорные вопросы на решение ландтага, крестьянский вождь Матерн Фейербахер запальчиво отвечал: «Мы решительно отказываемся от ландтага; сеймов было много, а какая от них польза? Всякий раз, возвращаясь на родину, на вопрос о том, что дал сейм, только и можешь ответить, что ничего не знаешь, кроме одного, – нужно тотчас же заплатить деньги». Крестьяне, бывшие с Фейербахером, и от себя заявили: «Мы не хотим ландтага, потому что, если он будет созван, мы ни до чего не договоримся, кроме нового налога».

Более дальновидные люди еще задолго до взрыва 1524 г. пророчили, что крестьяне находятся в возбужденном состоянии, грозящем смутами. Например, уже в середине XV века один кардинал писал папе Евгению IV: «Эти злоупотребления и беспорядки возбуждают народную ненависть против всего духовенства, и если их не уничтожат, то надо опасаться, чтобы народ не поступил с духовенством по примеру гуситов. Уже явно слышатся угрозы в этом духе. Все умы с напряжением ждут, что будет сделано, и дело, по-видимому, кончится очень трагически. Яд, который они носят против нас в своих сердцах, обнаруживается явно. Вскоре они будут думать, что в угоду Богу надо обращаться с духовенством, как с людьми, равно ненавистными и Богу, и людям». В 1492 г. швабские земские чины официально свидетельствовали следующее: «Дела в Швабии таковы, что подданные не будут платить новых налогов, потому что и без того до крайности обременены податями и оброками; дворянство не может принуждать их к новым платежам, не подвергая себя опасности лишиться всех своих ежегодных доходов, оброков и податей. В Швабии многие крестьяне свободны, и притом существует древний обычай, по которому власти не могут взыскивать с подданных ничего сверх обыкновенных доходов, пошлин и оброков. Если бы, не взирая на это, чины вздумали требовать новых налогов, то подданные свергли бы власть и искали бы защиты у других». В самом начале XVI в. императорский тайный секретарь Грунбек в своем «Зерцале всех зол, имеющих вскоре постигнуть все сословия» (1508) писал, что если на духовенство обрушатся разные беды, то «светские владетели вовсе не должны этому радоваться, потому что при всяком несчастии, упавшем на духовное сословие, почти все обломки посыпятся и на светское; если духовенству первому суждено выпить чашу испытания, то светские господа должны будут все‑таки проглотить со дна её всю горечь осадка». Мы видели, что и Ульрих фон Гуттен предостерегал относительно возможности большого восстания народа.

Движение

Крестьянское движение "Башмака"
Автор изображения – Stefan Kuhn

Впрочем, и странно было бы, если бы не было делаемо таких заявлений, так как с конца XV века тянется длинный ряд крестьянских беспорядков и бунтов. В отдельных местностях зальцбургской области и Верхней Каринтии волнения происходили в 1462 и 1478 годах. В 1491 году было восстание нидерландских крестьян, получивших название сырников, так как на их знамени был изображен зеленый сыр с ячменным хлебом. Одновременно с этим было возмущение крестьян кемптенского аббатства. Вскоре затем в разных местностях Германии народ стал подниматься под знаменем «Башмака» (Bundschuh), сделавшегося символом крестьянского восстания. Когда впервые мужицкий башмак с ремнями, привязывавшими его к ноге, получил такое значение, неизвестно, но уже в 1492 г. в нем видели знамя народного бунта. В 1493 г. это знамя собрало около себя тайное общество в Эльзасе. В 1499 г. во время так называемой швейцарской или швабской войны, когда швейцарцы появились в Гегау, местные крестьяне стали переходить на их сторону и успели разрушить не мало дворянских замков. В 1502 г. образовался «Башмак» в шпейерской области, откуда заговор распространился вниз по течению Рейна, по Майну и Неккару, а в следующем году проник в Вюртемберг, где получил название «Бедного Конрада». В 1512 году «Башмак» возрождается в Брейсгау, в деревне Леген (Lehen) около Фрейбурга. В 1514 г. вюртембергский «Бедный Конрад» поднимает целое восстание, участники которого были потом жестоко наказаны. В то же время происходят восстания в Ортенау, в Венгрии, в Каринтии и Виндской мархии. В 1520 г. в Эйзахе в Троицын день собралось около 800 тирольцев: они напали на Бриксен, резиденцию епископа, осадили город и разграбили дома духовных лиц.

Достаточно этих примеров, чтобы видеть, как часты были еще задолго до войны 1524 – 1525 гг. крестьянские бунты. Дело не обходилось без специальных агитаторов, тайных обществ и заговоров. В 1476 г. в вюрцбургской области Ганс Бегейм из Никласгаузена проповедовал о новом царстве Господнем, в котором не будет ни папы, ни господ, а все будут братья, сам каждый для себя будет зарабатывать хлеб: в данном случае мы имеем дело с несомненно гуситским влиянием. В тайных обществах конца XV и начала XVI веков деятельное участие принимал Йосс Фриц из Унтергрумбаха, основатель легенского «Башмака». В феврале 1514 г., когда в Вюртемберге начиналось волнение «Бедного Конрада», гохбергский окружный правитель Людвиг Горнек фон Горнберг писал совету города Фрейбурга в Брейсгау: «Я имею достоверные сведения, что снова существуют происки с целью восстановления Башмака. Злоумышленники расхаживают и разъезжают под видом священников и богомольцев. Иногда также расписывают они себе лицо язвами, переодеваются скоморохами и нищенствующими монахами. Поэтому рекомендую городу зорко наблюдать за этими столь зловредными происками, дабы предупредить их последствия». В 1524 году епископу бамбергскому и нюрнбергскому городскому совету доносили, что «какие‑то таинственные и неизвестные люди» бродят по монастырским имениям и волнуют народ, уговаривая его не платить десятины. Известия о тайных обществах и заговорах постоянно переплетаются с известиями о местных волнениях, и при этом видно, что в этих союзах участвовали люди и из других сословий, а не одни крестьяне. Уже тогда недовольные формулировали свои требования в программах, напоминающих позднейшие «Двенадцать статей», и в пользу своих требований ссылались на св. писание. Эльзасский союз 1493 г., например, имел своею целью произвести религиозную и политическую реформу, ограничив права духовенства, отменив церковный суд и тайную исповедь, как главное основание власти клира, учредив общинное самоуправление с народным судом и правом податного самообложения. Чтобы расположить простой народ к этим преобразованиям, члены союза, не принадлежавшие к крестьянскому сословию, предполагали отменить разные повинности, пошлины и т. п. и установить юбилейные годы с прекращением всех долговых обязательств. Брухрайнский союз в Унтергрумбахе, образовавшийся около 1502 г., поставил своею задачею добиться уничтожения крепостничества и отмены всех властей, кроме императорской, а также десятин, оброков, налогов и повинностей, платившихся князьям, дворянам и духовенству. Вместе с этим он хотел добиться раздачи народу монастырских и церковных имуществ, а также того, чтобы охота, рыбная ловля, луга и леса были доступны всем. На одном совещании легенского «Башмака» в 1512 г. заговорщиками приняты были среди других и следующие постановления: 1) отменяются все власти, кроме Бога, императора и папы; 2) все будут судиться светским судом, а духовный суд будет ведать только духовные дела; 3) уничтожаются все феодальные оброки и объявляются недействительными все векселя и заемные письма; 4) относительно процентов, которые составляют менее двадцатой части капитала, будет поступлено сообразно с божественным правом; 5) птичья и рыбная ловля, дрова, строевой лес и сенокос будут свободны; бедные и богатые будут пользоваться сообща; 6) священники не должны иметь более одного прихода; 7) число монастырей будет ограничено, и лишнее имущество у них будет отобрано на военные нужды; 8) прекращаются все несправедливые налоги и пошлины; 9) будет учрежден вечный мир для всего христианства; 10) вступающим в общество должно обеспечить жизнь и имущество, а противящихся этому наказывать. Вюртембергское общество «Бедного Конрада» изложило свои общие планы в двух статьях. В первой выражалось намерение освободить крестьян и горожан от ига князей, епископов, прелатов, рыцарей и граждан имперских городов, уничтожить все налоги, подати и повинности и жить свободно. Во второй статье, между прочим, говорилось об отобрании у монастырей и богатых землевладельцев излишка имущества, чтобы улучшить быт крестьян. Таким образом тайные общества и заговоры имели более или менее выработанные программы. И вообще это было время разных политических программ, из которых особого внимания заслуживают «Реформация Фридриха III» и тридцать статей, приложенных к «Новому Карстгансу» Гуттена. Иногда требования, заносившиеся в программы, прямо составлялись со слов крестьян. Например, в июне 1514 г. была сходка соседних жителей в Бюле в Ортенау, на которой один из местных агитаторов Гугель-Бастиан велел крестьянам рассказывать свои жалобы. Желания крестьян были следующие: они хотели иметь право гонять, стрелять, ловить и всячески убивать дичь, если она вредит их виноградникам, и оставлять ее себе или дарить фохту, по произволу, не подвергаясь наказанию; они желали далее отмены нового закона о наследстве, по которому супруги не могли наследовать друг другу, желали уменьшения новых податей и пошлин, уничтожения долговых обязательств, в которых проценты сравнялись с капиталом, и т. п.

В свою очередь дворянство предвидело опасность общего взрыва и кое‑где даже заранее готовилось к отпору. После подавления «Бедного Конрада» швабское дворянство на одном из своих съездов заключило между собою союз, акт которого гласил следующее: «Мы будем всячески поддерживать друг друга против всех покушений простого народа, так как в настоящее время бунты и возмущения подданных и бедных людей, которые поднимают Башмак и заключают незаконные союзы против своих законных, естественных властей и господ, – осмеливаются на попытки сбросить с себя власть высших классов, подавить и истребить дворянство и все высшие сословия, так что можно опасаться, чтобы дворянству и рыцарству не пришлось испытать того же, что уже потерпели князья, города и духовенство». Брожение, действительно, принимало весьма опасный характер, и в том же 1514 году, когда было подавлено вюртембергское восстание, местное правительство в грамотах, разосланных в имперские города, приглашая не терпеть у себя беглецов, так характеризовало стремления бунтовщиков: они «все равно ненавидят, губят и оскорбляют святую веру и христианскую церковь, презирают власти и знатных людей, нарушают мир, преданы ереси, скрывают в себе зловредное стремление кощунствовать над св. верою и христианством, презирать и истреблять империю, королевства, герцогства, княжества, графства и господства и заражать духом мятежа города и деревни».

Вот на какую почву в начале двадцатых годов XVI века стали падать семена новых религиозных учений, распространявшихся монахами, которые покидали свои монастыри, или сектантами, которых изгоняли из городов. Проповедь новых идей объединяла отдельные движения, ставила их под защиту религии, вселяла в крестьянах фанатическую уверенность в своей правоте, хотя были, с другой стороны, случаи, когда в войне 1524 – 1525 гг. участвовали крестьяне, остававшиеся католиками. Например, волновавшиеся крестьяне графа Фюрстенберга отвечали присланным их успокаивать, что они «не следуют евангелическому учению и собрались вовсе не для слушания проповедей». Клетгауские крестьяне уверяли цюрихцев, что причина беспорядков не в религии, а в политике. Вюртембергские инсургенты, находясь в Вунненштейне, каждый день просили священника служить обедню в церкви св. Михаила, а их предводитель Матерн Фейербахер до конца жизни оставался католиком. Если вообще еще в те же годы и утвердилось воззрение, по которому все движение нужно было объяснять проповедью лютеранских или анабаптистских принципов, то другие современники смотрели на дело иначе и отделяли одно движение от другого. Послание одного имперского города, нерасположенного к крестьянам, городу Ульму прямо указывает на то, что «настоящее восстание подданных против властей происходит главным образом вследствие мнимых тяжестей – подушной, барщины, повинностей и небольших десятин». По словам вейсенгорнской хроники, первые предприятия крестьян «были направлены против начальства, которое их обременяло службою, оброками и крепостным состоянием и от которого они хотели освободиться». Самые ссылки на священное писание, считающиеся характерным признаком реформации, делались и раньше начала реформационного движения. Летучие листки, распространявшиеся в народе еще около 1500 г., взывали к «христианской свободе» или. Ссылались на волю Божию, которая не может быть несправедлива. «Откуда, – читаем мы в одном таком листке, – откуда они взяли, что Бог дал им право требовать от нас барщины? В хорошую погоду мы трудимся для них, а в дурную дождь губит в поле все, что мы вырастим для себя своим кровавым потом. Справедливый Бог не мог допустить такого ужасного вавилонского пленения!.. А попробуй‑ка не послушаться их: они поступят с тобой, как с изменником: начнется вешанье, резанье, четвертование, – убьют, как бешеную собаку. В какой главе вычитали они, что Бог дал им подобную власть? Какая тут воля Божия? Они – слуги дьявола, и сатана начальник их. Богу будет приятно, когда вытурят этого Моава и Бегемота». Подобные листки и брошюры, распространявшиеся в народе, равным образом обращали на себя внимание властей и господ. Еще в 1522 г. баварский канцлер Леонгард Экк писал своему герцогу: «подумайте, ваша милость, о тревоге, которая теперь повсеместно. Для народа издали книжку и в ней уговаривают его сбросить иго князей и дворянства, которым он подчиняется из страха их тирании; даже уверяют его, что этим он сделает прекрасное дело».

 

 

X. Крестьянская война и её программы.

 

Районы крестьянской войны и главные её вожди. – Поведение восставших. – Отношение к крестьянам Лютера. – Поведение городов. – Подавление крестьянского восстания. – Причины и результаты поражения крестьян. – Необходимость рассмотрения программ движения. – Двенадцать статей. – Вендель Гиплер. – Гейльброннская программа.

 

В 1523 г. было подавлено рыцарское движение, в 1524 началась крестьянская война, принявшая, впрочем, особенно большие размеры только в следующем году. Летом 1524 г. первые восстания происходили на верхнем Рейне, но мало-помалу они распространились и на другие части Германии, а в 1525 г. почти вся страна была охвачена пожаром войны, за исключением одних только северных частей. Все те местности, где поднялись крестьяне, можно разделить на три района, смотря по тому, какие были главные вожди и основные требования восставших. В юго-западном углу Германии действовал в качестве вождя Ганс Мюллер из Бульгенбаха; из этого района вышла программа «двенадцати статей», по своему содержанию программа чисто крестьянская. Сначала она объединяла требования всех крестьян, и её распространению много содействовали вестники, разносившие ее по всей Германии. В другом районе особую силу имела политическая программа, составленная бывшим гогенлоэским канцлером Венделем Гиплером. Этот район охватывал Франконию от Ротенбурга и Бенсгейма до Вюрцбурга и Таубера. Здесь действовали, между прочим, такие неудачные вожди, как Метцлер и рыцарь Гёц фон Берлихинген; последний, подобно Зиккингену, имел свои собственные планы и примкнул к восстанию лишь для того, чтобы осуществить их при помощи крестьян. Далее к северу до Тюрингии и Саксонии был третий район войны. В этих местах агитация шла главным образом со стороны анабаптистов, стремившихся к полному социальному переустройству; главным деятелем был здесь уже известный нам Томас Мюнцер.

Карта крестьянской войны в Германии

Карта крестьянской войны в Германии 1524-1525

 

В общем ходе войны замечается некоторая постепенность: и поведение крестьян, и их требования делались более и более насильственными и крайними, по мере того, как, с одной стороны, они встречали сопротивление, а с другой – усиливалась анабаптистскаяпроповедь. Сначала большинство крестьян ограничивалось демонстрациями, которые должны были подкрепить их требования. Между прочим, они обращались к Лютеру со своими «Двенадцатью статьями», но не нашли у него большого сочувствия. Многие из них предлагали дворянам третейское разбирательство и полюбовные сделки; на это они получали иногда согласие и тогда расходились. В числе разных мнений о том, как полюбовно уладить дело, заслуживает внимания мысль о том, чтобы дворяне за свои уступки получили вознаграждение из секуляризованных земель духовенства. Когда, однако, крестьяне и их вожди увидели, что из переговоров ничего не выходит, именно раннею весною 1525 г., вспыхнуло повсеместное восстание, и начался настоящий террор. Восставшие думали добиться исполнения своих требований исключительно силою и стали принуждать примкнуть к общему возмущению и те деревни, которые ранее не принимали в нем участия. Например, лимпургские инсургенты писали крестьянам в Оттендорфе такого рода приглашение: «Предписываем вам евангельскую и братскую любовь и просим вас немедленно явиться к нам и вступить в наши священные полчища для завоевания евангельской любви и братства. Если вы это сделаете, то доставите нам великую радость; если же нет, то вам придется плохо». Таким же языком заговорили крестьяне и с дворянами, равным образом приглашая присоединиться к братству и грозя, в случае их отказа, заставить их сделать это силою и лишить покровительства законов. «Таким образом, – говорит один современник, – вовлечено было в восстание очень много честных и благородных людей». На первых порах крестьянам не было оказано большого сопротивления; в большинстве случаев восставшие побеждали, принуждая прелатов, дворян и города принимать их условия, бывшие, впрочем, весьма различными. Ганс Мюллер обращался с дворянами и духовными сравнительно умеренно, в духе «Двенадцати статей». Томас Мюнцер совсем не одобрял мирных сделок, заключавшихся швабскими и отчасти франконскими крестьянами с их господами, находя, что последних нужно истреблять, как язычников.

По мере усиления восстания и сопровождавших его жестокостей отношение к нему других слоев населения становилось все более и более враждебным. Выразителем общественного мнения явился Лютер. Когда крестьяне обратились к нему с «Двенадцатью статьями», прося подтвердить их своим авторитетом, он только обвинял их в том, что они слишком плотски понимают Евангелие, но не восставал против их требования по существу. «Христианин должен сто раз предпочесть смерть, чем хоть бы малейшим образом принять участие в восстании крестьян», – говорил Лютер. – Он даже открыто выражал ту мысль, что оно было вызвано притеснениями со стороны помещиков. Поэтому он советовал владельцам относиться снисходительно к подвластным: «это вы – причина бунта, – писал он им; – это ваши нападки на Евангелие, ваше виновное угнетение бедных членов церкви довело народ до отчаяния. Не крестьяне, любезные господа, поднялись против вас, это сам Бог становится против вас. Крестьяне только – орудие, которое он употребляет для вашего унижения... Любезные господа, писал он еще, ради любви к Богу умерьте свое негодование, ведите себя благоразумно с этим народом, как с пьяными и заблудшими людьми. Кротостью утишьте эти волнения, дабы из них не возникло пожара, который охватит всю Германию. Между их двенадцатью статьями есть хорошие и справедливые». Но когда восстание приняло ужасающие размеры, Лютер стал советовать рыцарям убивать крестьян, как бешеных собак. Он сам отправлялся в некоторые местности, где волновались крестьяне, и проповедовал им безусловное повиновение властям. «Христос показал, – говорил он, – какое главное право христианина. Это право терпеть. Крест! Крест! Вот где право Христова ученика, Каково бы ни было право крестьян, они виновны тем, что его требуют; они должны страдать и молчать, если хотят быть христианами; христианин должен позволить обокрасть, ободрать, убить себя, ибо он – мученик на земле». Мнение Лютера, написавшего по случаю крестьянского восстания специальные брошюры (главным образом «Wider die räuberischen und mörderischen Bauern), не мало содействовало тому, что города, где его голос был весьма авторитетен, в общем не примкнули к движению. Вообще, большинство их населения составляло партию порядка; тем более, что многие имперские города имели вне своих стен более или менее обширные территории с зависимым от них крестьянским населением. Появление крестьянских банд, плохо снабженных провиантом и потому предававшихся грабежу, также не могло быть приятно горожанам. Тем не менее некоторые города должны были примкнуть к движению (особенно разные мелкие города), иногда волею‑неволею снабжая восставших оружием или провиантом (Ульм, Нюрнберг), иногда будучи захвачены врасплох соседними крестьянами, иногда сами добиваясь прав (Майнц). Такие города, как Мюльгаузен или Гейльбронн, получили даже особое значение в восстании, один – как резиденция Томаса Мюнцера, другой – как центр движения, где возникла одна из наиболее замечательных программ. Но все это были только исключения. И в рыцарском сословии отдельные лица принимали участие в восстании, или принужденные к тому силою, или имея для этого личные, своекорыстные побуждения.

Томас Мюнцер

Томас Мюнцер

 

Понятно, что если менее значительное по своим размерам восстание Зиккингена заставило князей соединиться, то они никак уж не могли сидеть сложа руки, когда поднялись крестьяне и начали разорять и жечь замки, грабить и убивать духовных и дворян. Князья были страшно встревожены. Фридрих Мудрый (как раз скончавшийся в это время) говорил даже, что не знает, долго ли продержится его власть. Союз князей, в котором приняли участие Филипп Гессенский, Иоанн Фридрих Саксонский (преемник Фридриха Мудрого) и др., собрал значительное войско против восставших. Весьма скоро оно нанесло поражение (при Франкенгаузене в мае 1525 г.) ополчению Томаса Мюнцера, который был взят в плен и затем казнен. В Вюртемберге крестьянское восстание было подавлено полководцем швабского союза Трухзесом фон Вальдбургом, а также курфюрстами пфальцским и трирским. В других местах с крестьянами управлялись и с меньшими силами. Усмиренным крестьянам победители мстили, сжигая и разоряя целые деревни. Подавляя восстание в верхней Швабии, Трухзес с таким рвением жег и грабил деревни, что швабский союз послал ему напомнить, что он вовсе не имеет в виду разорения страны. Трухзес не унялся; он отвечал на письмо, что если господа советники хотят учить его вести войну, то пусть сами идут на поле битвы, ибо он охотно поменяется с ними ролями и займет их место на перине. Или вот еще характерный случай. Когда была разбита одна крестьянская банда, победители решили вопрос о наказании. Один дворянин, у которого бунтовщики убили сына и опустошили имение, предлагал, чтобы каждый рыцарь своим копьем заколол по девяти мужиков, а другой говорил, что лучше загнать всех в пруд и там их потопить; тогда третий заметил, что хотя «эта презренная толпа и заслуживает смерти, но если все умрут, кто же будет служить и обрабатывать земли»: не лучше ли наказать всех денежным штрафом? Вообще от казней погибла тогда масса народа. Рассказывают о случаях ослепления чуть не целых отрядов: выколют глаза и пустят на все четыре стороны. Целые партии усмиренных вешали по дорогам.

В немецком крестьянском движении, как и во многих других подобных движениях, было слишком много стихийного. Целые толпы шли в него, не зная, куда идут, с какими силами, чего можно и чего нельзя достигнуть, увлекаясь только страстным чувством своим против высших сословий, слепо веря своим вождям, которые сами были между собою часто не в ладах или попадали в предводители восстания случайно, иногда даже по принуждению или по корыстным соображениям. Да и трудно было крестьянам, действовавшим без общего плана и общего вождя, противостоять вооруженной и организованной силе князей и городов. Политические и социальные следствия этого восстания и его поражения были самые печальные. Победители менее, чем когда‑либо, склонны были пользоваться умеренно своею властью, и с особою силою стали налегать на получение доходов с земли с помощью крепостного труда бесправного крестьянства. Правда, они оставили не отстроенными разрушенные замки и отстали от прежнего военного быта, но народу от этого не было легче.

Познакомимся теперь с программами крестьянского восстания. Они составлялись в отдельных местностях, и их было великое множество, но все они были, так сказать, обобщены в знаменитых «Двенадцати статьях», сделавшихся самою популярною программою крестьянского движения. Вопросы о том, из каких более ранних статей они составились, кто был составителем главной и наиболее распространенной редакции, каким изменениям она сама подвергалась и т. п., занимали многих исследователей, но нам нужно только отметить, что автором их не был Томас Мюнцер, как это принималось раньше, ибо его программа была совсем иного рода. «Двенадцать статей» имеют совершенно особый характер: во‑первых, это был чисто крестьянский манифест, и в нем мы встречаемся с требованиями, которые касаются почти исключительно крестьянского быта и разъясняют нам главные причины народного недовольства; во‑вторых, эти требования отличаются умеренностью, уважением к чужому праву и стремлением установить порядок жизни на основании взаимного соглашения заинтересованных; в‑третьих, составители статей проникнуты были желанием основать свои домогательства на священном писании без малейшей примеси какого‑либо другого религиозного авторитета. Таким чисто крестьянским характером «Двенадцать статей» отличаются от так называемой гейльброннской программы, которая ставила вопрос о преобразованиях гораздо шире, а своею умеренностью – от программы анабаптистской, соединявшей в себе проповедь насильственной революции с пророческим энтузиазмом. В «Двенадцати статьях» сам Лютер находил много верного, и они даже принимались некоторыми духовными и светскими владельцами.

«Истинные и справедливые статьи всего крестьянского сословия и всех захребетников, обиженных своими духовными и светскими властями», как явствует из вступления к этому документу, были составлены для того, чтобы снять с крестьян обвинение, будто они хотят только бесчинствовать, и чтобы «оправдать с христианской точки зрения неповиновение и даже открытое восстание крестьян», сняв и клевету с слова Божия, будто бы повинного в бунте. Не Евангелие виновато в мятежах и волнениях, а забвение Евангелия, крестьяне же хотят, наоборот, жить по слову Божию, вовсе не желая насилия и бунта. «Если Бог внял молениям сынов Израилевых, взывавших к нему о помощи, и освободил их от руки фараона, то разве он не может и теперь спасти своих людей? Да, он пошлет им свое спасение и пошлет немедленно. Итак, сказано далее, христианин, читай внимательно эти статьи и глубже обсуди их». Приводим и самые статьи в сокращенном изложении и без ссылок на св. писание.

1. «Во‑первых, мы покорнейше просим и е

Читайте на 123ru.net