Образы пространства в поэтическом мироздании Юрия Кузнецова

Пространство, пространственная осуществленность мира, пространственная явленность мироздания, пространственное существование мира имеет большую значимость в поэтике выдающегося художника Юрия Кузнецова. Пространственные явления представляют основание картины мира и дают начало всему художественному выражению.

Пространственные представления составляют характерность поэзии Кузнецова. Из этого вырастает и характер лирики, лирического героя, и эпичность как качество поэзии Кузнецова. Поэзия эпического звучания проявляется в отображении пространства мира.

Пространственные представления разнообразны, своеобразны и многочисленны. Пространство выявляется в обозначении сторон света. Глубоко и впечатляюще рисуются пространственные направления – ориентированные стороны в пространстве. Прежде всего выступают: запад – восток. Эти пространственные направления – не просто внешние компоненты пейзажа, но сущностно важные слагаемые мироустройства. Они определяются в общем географическом и культурном, социальном и идеологическом отношениях.

Эти пространственные направления единовременно выстраиваются и сопрягаются в поэтическом действии: Пойди на запад и восток. Избранные стороны света находят отклики во внутреннем мире: Душа, ты рванешься на запад, А сердце пойдет на восток. Направления противоположных сторон света образуют внутренне противоречивое совмещение и двуполярное единство.

Сами по себе пространственные направления устремлены, они могут сдвигаться и передвигаться. В эпической картине замечается: Так ходит запад на восток. В глобально обозреваемой картине мира пространственные направления могут изменяться в своем существовании и явленности. Они вынуждены к динамическим и соотносительным изменениям в картине философского провидения: Все стороны света замкнулись.

Дорога – объемный образ направления движения и следования. Направление движения обладает действенностью и является самоопределяющим и самодвижимым.

 

Через дом легла разрыв-дорога,

Купол неба треснул до земли…

 

Выходя на дорогу, душа оглянулась, – это предопределяющее жизнь движущее явление. Все дороги рождают печали: такое личное и предметное, субъектное и объектное выражение взаимозаменимо в своем внутреннем смысловом строении. Именование направления следования приобретает качество душевного переживания. Это глубокое переживание пространства: Копошится звездный муравейник, Все дороги отягчают дух.

Пристально рассматривается и отчетливо рисуется конкретное явление следа движения в пространстве. В нем пролегают забытая дорога, большая дорога. Ср. одноименный образ в поэзии русского мира Николая Рубцова.

Рисуется конкретный предметный вид – след движения. Его отражение обобщается, а в обобщении происходит ответственное олицетворение.

 

… – Ты кто? – Я дорога,

Тут монголы промчались, никто не остался живым.

 

А в описании тектонического превращения мира видится: Дороги назад оглянулись.

Создается олицетворение и символизация ведущего следа в пространстве. Это метафоризация дороги по сходству функции. Призывно виднеется вдали довлеющее себе и поглощающее направление следования: Бродяга рассеянно пьет за дорогу, Со свистом и пылью открытую Богу. Мы дорогу найдем по светилам, – отмечается идейно обусловленный нужный ход, след движения в пространстве.

Путь – важный пространственный образ направления перемещения и развития. Это частое слово в поэзии Кузнецова. Идти мне железным путем, И зреть, что случится потом, – выражается самоопределенность направления движения. Это его определенное качество и сущность, а не только геометрическое начертание. Характерна и выразительна семантика грамматики поэтического высказывания, где говорится не: по пути (что означало бы движение в отдельном месте), но именно идти путем – непрерывное и вовлеченное движение через пространство.

Путь несет онтологическое содержание и потому он может быть разным. Я пил… За верный путь во мгле – положительное выделение и выражение оценки направления движения. Окольные пути – неверное, неправильное, плохое и опасное, губительное для героя направление следования и развития.

Славный путь напролом и веселие риска, – избранное и присущее народному духу достижение цели и тип движения и духовного развития. На повороте долгого пути, – вершится движение жизни; На повороте роковом далекого пути, – возникает стечение жизненно важных событий.

В речении субстанции природы: Смертный путь един, – видится жизнь с объективистской точки зрения; путь об одном конце, – дается суровая констатация жизни. Происходит субъективация образа и опредмечивание направления движения: Кого любил, того забудь, Того насквозь прошел твой путь.

В этом образе обозначается жизненное искание, надлежащее большому герою. Концептуальным образом выражается избранность дерзновенной принадлежности. Дерзновенность выражается судьбоносными предначертаниями: Дай мысли – дрожь, павлину – хвост, А совершенству – путь. Путь исканий присущ и необходим только высокой личности и высоким запросам и замыслам.

Многократно и разносторонне обозначается процесс пути: идти, - в разных значениях, шел, прошел, пойди. Так же: Этот мир рассечь или обнять – выражаются возможные способы и результаты пути.

Путь содержит в себе цель, имеет плодотворное разрешение, однако не физическое линейное исчерпание и материальное полное окончание. В этом противном случае остается один удел: Мое лицо не знает звезд, Конца и цели – путь. Движение без высокой цели бесплодно и незавершаемо, тягостно длительно. Путь есть звездная устремленность и горнее достижение, а не плоскостная черта перемещения в пространстве.

Пространство – емкий и представительный словообраз поэтического мира Юрия Кузнецова и значительное явление мироздания. Это очень широкое в форме и содержании, зримое слово в поэтическом арсенале. Что хочу от сущего пространства? – в ночном размышлении задается испытующий вопрос. Предстает безмерная облекающая поверхность мира, обязательно обозреваемая, прозреваемая и осмысливаемая лирическим героем. Пространство содержательно и интенциально.

 

Там качает героя толпа.

Он взлетает в высокое небо…

И в пространстве повис человек.

 

Внешне это не видимый воздух и заполняемая им бесконечная сфера, имеющая определенные проявляемые свойства, которые могут воздействовать на идущую общественную жизнь.

Феномен проявляется в множественности. «И гигантская тень пред тобой / Убегала в иные пространства», – обозначаются сферы Земли и околоземные сферы бытия.

Пространство глубоко осмысливается и внутренне разграничивается. Герою встречается объемная поверхность мироздания без содержания: пустое пространство. Из его наличия образуются обстоятельства и события как следствия духовного мира.

В целом этот философский эпический образ с его разными значениями привязан к определенному периоду творчества, более реализуясь в первой его половине и не возникая в дальнейшем творчестве Кузнецова. Сравните одноименный сквозной образ в поэзии Андрея Белого.

Даль – важнейшее и яркое явление мировоззренческого пространственного мышления и видения. Это очень частое выражение в поэтическом лексиконе Кузнецова. Даль пристально рассматривается и разнообразно определяется. Реет Знамя с Куликова – рваное знамя победы, –

 

Чтоб поздние дети могли

Латать им великие дали

И дыры российской земли.

 

Видится и обозначается устремленность и разомкнутость пространства, расходящаяся незамкнутость бытия, к которой мужественно подступает герой.

Приходит навеянная родственной приязнью персонификация пространственного образа и олицетворение пространства:

 

Скажи мне, о русская даль,

Откуда в тебе начинается

Такая родная печаль.

 

Прямое и явное адресованное обращение стремится к большой выразительности. Простирающееся и уходящее пространство перетекает в душевное переживание и особое духовное состояние. При этом стило поэта не избегает неоднократно использованной в русской поэзии рифмы: даль – печаль.

Пространственный образ строится как видение в мощно увеличивающейся перспективе. Даль начинается и развертывается от близко видимого и близко рассматриваемого, становящегося очень важным и необходимым. На дереве ветка качается… – через предметное восприятие устремляется к истине пытливый взор и русская мысль. Во мне и рядом – даль, - выражается свойство большой сильной души и с нею мира как явление протяженного и устремленного в безграничность пространства. Внутренний мир становится явлением пространства: Души раздерганная даль. Явление дали становится острейшим переживанием выпавшей доли:

 

Какая даль, какие муки,

Какая русская судьба…

 

Замечается повторяющееся и переживаемое явление простирающейся территории: Невозможные стены и дали. Вселенские дали Вкруг него словно царство теней, – усматривается нескончаемо длящееся и несомненно предстающее пространство. Даль через дорогу перешла, – развертывающееся пространственное проявление и сопутствует, и превосходит конкретное направление следования, являясь активным действователем. Красиво вырисовывается конкретный и завораживающий вид, явление простирающейся уходящей безмерности, как это: На скале перед ним отразилась Даль морская до самой звезды.

Далекое обозреваемое пространство есть результат душевной способности и предрасположенности сознания, предназначенности и духовной активности. В жизненных исканиях замечается: Открылась даль его глазам.

В чужеликие земли и дали – рисуется надматериальное пространственное явление, надпространственный, запространственный образ, вневещественная протяженность и бесконечная пространность; то, что стоит после, за народонаселенными областями. Тайна славян:  

 

Без дуновения даль полегла,

– Это она мчится по ржи, это она!

 

Край – неотъемлемая и существенная черта эпически озираемой картины мира. Онтологический рубеж пространства безусловно полагается, но не дан и не взят в опыте.

 

– Куда вас несет? – До последнего края,

 

– акцентировано усиленное вынесение рубежа движения и итога существования, речевой структурой составляющей плеоназм и производимую градацию смыслов.

Увидим объективацию и при этом обобщение граничного пространственного образа: На повороте долгого пути, У края пораженья иль победы. Пространственный образ прорастает в феноменальность существования. Этот рубеж характеризуется взаимоисключаемыми или чередующимися смыслами, связанными разделительными отношениями определений бытийной границы.

Обозначается присвоение, неизбывное персональное внесение предела картины мира: На чьем-то краю. Пространственный рубеж является гранью судьбы и участи.

Предельная кромка знаменует потустороннюю опасность. Немало он поведал слов У бездны на краю, – обозначается граница жизнесущего пространства, которому сопредельно его отсутствие.

Онтологический рубеж принимает другие образы. Берег: На том иль этом берегу Она блеснула мне, – это раздельные края мирового пространства, где могут совершаться жизненные события, вершащиеся малым, но многажды гиперболизованным предметом.

 

Пойте, пойте про дни золотые

На чужом и родном бережке!

 

– непременно отмечается распределение пространства в его разграничивающих по свойству чертах. Поется печально славянский глагол, превосходя крайние границы мира: Ин гудит по горам хоровод За четыре окраины света.

В познании мира очерчивается предел – пространственная граница и вместе с ней последняя, крайняя степень жизнетворной деятельности, которую трудно узнать и осознать. Душа верна неведомым пределам…

Прописывается высокий и удаленный образ пространства мироустроения: Но есть светлейшая страна Иной красы и стати. Это социальный идеал.

 

Я видел, как рушилась твердь,

Как страна принимала последнюю смерть.

 

Трагически обозначается особое, свое пространство, к которому истовый патриот изъявляет неколебимую приверженность. Россия – идентифицируемый мировой образ пространства жизни Юрия Кузнецова.

Пустыня – закономерная в пространстве сфера мира. В поэтике Кузнецова образ неоднозначен. С одной стороны:

 

И вам никогда пересечь не удастся Пустыню,

В которой блуждал я до срока,

 

– это свет, мир, являющийся и зримый сам по себе. В морской пустыне, – рисуется свободная необитаемая обширнейшая территория.

Из пустыни разбитого духа – возникает трагическая метафоризация пространства. Раскрывается глубоко внутренняя локализация пространства и его превосходящее обычную меру одушевление как духовная феноменальность.

Необойденный образ в поэтическом зрении – место. Отмечается локус мироздания и в нем жизненная участь. В Семейной вечере: Вот место его, – указывается участь дорогого человека и неотъемлемая часть бытия. Представление места мистично и провиденциально.

 

Вчера я ходил по земле, а сегодня,                         

Займите – и станете вечно скитаться,

Хоть бейте мячом – мое место свободно.             

И вам никогда пересечь не удастся

А в мире, я слышал, становится тесно…                 

Пустыню, в которой блуждал я до срока.

Займите, займите – свободное место!

Узнайте, как было до вас мне далёко.

 

Особенный, основывающийся в пространстве образ – родина. Я скатаю родину в яйцо, – обращается к ней лирический герой словом и делом.

               

Раскатаю родину мою,

Разбужу ее приветным словом,

И легко и звонко запою,

Ибо все на свете станет новым.

 

Далеко простирается и высоко возносится отчизна: Прошу у отчизны не хлеба, А воли и ясного неба.

Родимый край, в холодном краю, не нашего края, местность… – с чувством выделяются значимые участки бытия. В нашу сторону, на отчей стороне, родная – сторона – возникают пространственные образы родства.

Концептуальный широкий пространственный образ, характерный в поэтике Кузнецова – поле. Во поле вышел, – видится ровное обширное символическое пространство. Есть камень в широком поле, На камне старик стоит, - это пространство эпического измерения и содержания.

Отпущу свою душу на волю И пойду по широкому полю, – в запечатленной местности происходит преобразование и расширение, удаление и сакрализация пространства. Фольклорными фразеологическими выражениями рисуется пространство очень важных действия и судьбоносных событий.

В описании трагических поворотных событий жизни отмечается критериальность голого ровного и равнодушного пространства:

 

От него отвернулся подсолнух,

Поле пусто, сомненье темно…

 

Или:

 

Но русскому сердцу везде одиноко,

И поле широко, и небо высоко,

 

– обозначается критериальность и пространственная основа духовного существования.

                         

Мир не шелохнется, пусто – и что ж!

Поле задумалось, клонится рожь, –

 

выступает важнейшее судьбоносное пространство, которое олицетворяется и является величиной историософского процесса. Образ является в множественности и собирательности: поля, – чем составляется эпическая картина мира.

Выделяется в мире: пашня – вспаханное, возделанное поле. Мимо пашен пробегает поэтический взор, и складывается эпическая картина.

 

Через поле и пашню

Столб клубящейся пыли бредет,

Одинокий и страшный…

 

– вершится бесповоротное действие, ведущее к жестокой потере.

Расширительным значительным образом, требующим особого внимания, является равнина. В напутственном слове-завещании возглашается: искусству и равнине, – олицетворение и объективирование ровной земной поверхности. В ней усматривается творческое и жизнетворное начало.

Покатился тот вздох по равнине, Застучал ледяной пустотой, – возникает онтологический образ ровного пространства. Сына равнины – русскую душу определяет эпическое сказание по пространственной принадлежности.

Вдумчиво рисуются другие характерные образы пространства. Географически конкретные пространственные образы: долина – естественная расположенность бытия. Дуб, обремененный злой силой,

 

…Корнями долину сжимает.

И трепещет от ужаса куст,

И соседство свое проклинает.

 

Долина скорби пролегла, – отыскивается отмеченное место многозначительного действия. Это весьма значительный топос в откровении героя.

 

Когда я не плачу, когда не рыдаю,

Мне кажется – я наяву умираю.

Долины не вижу, былины не слышу,

Уже я не голосом родину кличу.

 

Выделяется своеобразная и природой избранная часть пространства, пустырь.

 

Солнце родины смотрит в себя,

Оттого так таинственно светел

Наш пустырь, где рыдает судьба

И сияет отеческий пепел.

 

Усиленно направляется лирическое отношение к нему. Что хочу от сущего пространства, Что стою среди его теснин? – медитативно отмечаются составляющие разнообразия простирающегося мира.

Как примечательная принадлежность пространства выделяется холм. При том, что само это слово не совсем бытовое, не повседневного обихода, но имеет некоторую книжную окраску. Такое слово не только выражает определенное известное понятие `небольшое отлогое возвышение`, но и напоминает ту ситуацию и тот стиль, в которых оно обычно употребляется, в связи с чем слово наполняется разнообразными оттенками, отражающими его жизненное употребление:

 

Красное солнце смолкает лениво

За темным холмом…

 

Или:

 

Я видел, ворон в небесах

Летел с холмом земли в когтях…

 

– необходимое и необойденное возвышение на пространстве пластично выписывается и величаво предъявляется. В бесконечном холме – идет расширение отображения как по пространственному, так и по временному признаку, а с этим символизация образа.

        

Сокрыты святые обеты

Земным и небесным холмом.

 

Здесь возвышенность пространства соприкасается и перекликается с надмирным рельефом и является обережением сокровенного смысла. В высоком мире семь небес, А в низком семь холмов, – лапидарно рисуется ландшафт земного мира, численно противопоставленного вознесенным сферам совершенного мира.

Неоднократно встречается гора – олицетворение большой возвышенности. Она предполагает соприкосновение и взаимодействие с держателем большого пути. Золотая гора – выдающийся отдельный символ, в котором заключено загадочное обобщение бытия и духа. Высокий пространственный образ устремлен к надмирным сферам:

 

Что там шумит за небесной горой?

Это проснулся великий покой.

 

Запечатлевается множественность и собирательность: горы, – среди которых великолепно рисуется живописный вид на земле. От горы Синайской, – обозревается идеологически примечательный исторический объект.

Неоднократно замечается дыра – впадина и отверстие земной поверхности и ее прорехи в эпической картине. Она может явиться всюду, сопровождая жизнь.

 

Живу на одной половице

С краюшкой, которая скачет,

С судьбой без последней страницы,

С подушкой, которая плачет…

С туманом морским и табачным,

Дыра от сучка подо мною

С бурьяном степным и чердачным,

Свистит пустотой неземною.

 

Образ пролома является восприятию во множественном числе. Этот образ отмечается в сочетании с определенными концептами. Среди низин и дыр всего мира; Великие дали и дыры российской земли, - замечаются зияния в пространстве, имеющие не только географическое и геометрическое качество. Можно сравнить с этим одноименный поэтический элемент у Бориса Пастернака. У Юрия Кузнецова это не проходной эпизод в образной скороговорке, но необходимый и неизбежный концепт эпического сказа.

Изъян присутствует в пространстве духовного мира как острое переживание лирического героя:    

 

И червь, что давно в моем сердце скрывался,

Залетному ворону братом назвался.

Он выгрыз мне в сердце дыру с голосами…

 

В мире маячит бездна – не минуемое отсутствие витального наличия и присутствия в пространстве. Это разнозначащий образ разверстого зияния: Через кручи и бездны Востока; мятежные бездны; из бездны бытия; бездна раскрыта… Это огромный страшный мир, разверстый и скрытый. Она многое заключает в себе и многим чревата:

  

Когда склонился этот свет к закату,

Зашевелились кости мертвеца:

– Меня убила родина за правду,

Я не узнал ни одного лица…

 

Заговорили голоса из бездны,

Затрепетала полоса теней:

– Не поминай убийц. Они известны.

Открой нам имя родины твоей…

 

Но если имя родины откроет,

Ее убьют чужие и свои.

И он молчит, и только бездна воет

В живом молчанье смерти и любви.      

 

В пространстве возникают другие зияния: За ним шла пропасть по пятам, – зримый провал в пространстве. На это зияние часто наталкивается поэтическое действие: На полпути почуяв пропасть; Он пошел по глухим пропастям…

Земля – огромное, много подчиняющее явление и многозначный и емкий образ. Это весьма часто употребляемое слово в поэтике Кузнецова. Оно выступает в характерных значениях. На земле… по земле… – это свет, данный и проходимый жизнью.

                

После смерти, когда обращаться

Вам уж незачем станет ко мне,

Еще будет вопить и шататься

Мое тело на этой земле.

 

Указывается явление, более близкое в пространстве и времени и ощущаемое в непосредственной близости, уже известное и определенное. Пристально подмечается патриотическая пространственная принадлежность:

 

В окне земля российская мелькает,

Обочь несется, дальше пропадает,

А далее стоит из века в век.

 

Выступает другое значение земли. Мчался поезд обычного класса, Вез мечты и проклятья земли, – это повседневный мир и жизнь. Самолет оторвался от верной земли, – это твердая поверхность и вместе с тем мир, свет.

Землей представляется планета и поверхность, воспринимаемая в ее гиперболизации. Дается ее овеществление и опредмечивание в образе.

Я знаю землю, где впотьмах Горит свеча закона, – называется область мира, особенная и нежеланная в своем жизненном устроении. В чужеликие земли и дали, – обозначаются народонаселенные области мира в их существующем множестве и многообразии.

Самонаправленное и самодейственное, символическое Колесо…

 

…прокатилося, промоталося

По плакун-траве и по трын-траве.

 

Представляется завораживающая метонимия пространства. Перенесенное по смежности, выражается значение земли – живой поверхности бытия и ее особых качеств. На данном пространстве существует и движется самодостаточный независимый объект исторической жизни. О позднем младенце, бесследно зарытом в кремень-мураве, – таким же образом отмечается поглощающее пространство.

Символизацией земли и мира является «твердь». Образ крепкий и четкий, овеянный подлинным дыханием художественной правды, поднимающийся, как и всегда в истинном художественном произведении, на степень символов. Без нарочитого подчеркивания, без всякой видимой тенденции течет стих, и из него выливается потрясающий смысл: Я видел, как рушилась твердь, Как страна принимала последнюю смерть.

Частое слово и концептуальный образ поэзии Кузнецова – простор. За трагическим вопросом: Что ты узнал о родимом просторе, Чтобы так равнодушно смотреть, – свое, милое, любимое безмерное пространство является основой жизни. Космогоническим сном видится величественная природа, большое озеро и отраженное в нем звездное небо, степь, лес, горы… а дальше – простор без небес. В задумчиво обозреваемом огромном пейзаже за конкретными ландшафтными элементами рисуется внепредметная данность и распространенность. Это объемная протяженность и пространственность, восходящая к надмирности. Она является целью и смыслом душевной рефлексии.

Простор туманно-бел, – возникает пластичный рисунок пространственной видимости и видения. Видится космогоническое действо: над простором. Представляется неограниченность пространства и обозрения, существенная и необходимая для жизнедеятельности и участия героя.

 

Рыба-птица садится на крест

И кричит в необъятных просторах,

 

– в пространстве тяжело и тягостно переживается нестроение и общественный морок. Однако простор, на просторе – это и плохое, опасное или пустое, несодержательное проявление пространства.

Простор соседствует с иным пространственным явлением. Простор и пустоту видит ищущий смысла жизни взгляд. Устремляясь в пустые просторы, простирающееся пространство отличается от иного по природе явления.

Мир – концептуальный образ широкого пространственного свойства. Бытующий образ многозначен и многозначителен. Мы видим существующую жизнь в мире, среди мира. Вот каков он в пространственном осуществлении: И мира не обнять, – что представляет второе значение словообраза.

В другом отношении предстает: И каждому мерит от чистого духа и мира сего, – выражается другой смысл концептуального образа. В иной связи обозначается: этот мир – мироздание.

Может быть, полон угрозы этот мир, как заброшенный храм, – конкретное данное существование людей и его пространство. Там также обретается одиозный персонаж русской истории:

 

Меж двух огней Верховного Совета,

На крыше мира, где туман сквозит,

Федора-дура встала и стоит.

 

В великом эпическом полотне вечного и величественного действователя – магической иглы:

 

В мое ушко продев змею,

Она чинила мир.

 

Осязаются грани бытийного и духовного пространства. Ты сражался с невидимым злом, Что стоит между миром и богом, – осмысливается пространство земного существования, сопоставленное по сути другому.

Называемое миром различно:

 

В высоком мире семь небес,

А в низком семь холмов.

 

Называемые миры противопоставлены. Мир структурирован, размежеван на хорошее и плохое, и как пространство n-мерен. Но вот гению зрения видится: Призраки с четвертым измереньем В мир проникли плотным наважденьем, – наваждение как социальный феномен. Происходит и обозначается иноприродное вторжение в общий народный мир. А он, обретающиеся в мире мы – народ, – стихия.

Соотносителен с миром свет – очень частое выражение в пространственном отношении. Образ очень емок. Оставил нас одних на целом свете, – так обозначается мироздание. Блуждал он по белому свету, – называется пространство земного существования. Словообразом выражается огромность, воспринимаемая эпичность жизненного пространства: По свету катится орех, Земля трясется.

Постоянно именуется распределение сфер: И на этом свете и на том; И тот и этот свет, – мир в его присущем устройстве. Характерно двуединое расположение и перечисление сфер мира и их событийная градация.

Примечательным образом пространства в поэтике Юрия Кузнецова, основывающимся на этнокультурном архетипе, является воля. Отпущу свою душу на волю, – созерцается внешне большое, свободное неведомое пространство, некий раскрывающийся и неожиданный мир, который воспринимает духовное содержание.

Твердую волю доверил текучей воде, – предъявляется личное волеизъявление, совершаемое в большом пространстве, выражая другое значение образа.

Предстает исполненная торжественной мощи природа – целостный и явленный образ огромной материи и духа, отражение сущего и всеобъемлющего, которое тщательно осмысливается и восчувствуется. В поэтике Кузнецова это не прямолинейная декларация, но органично выражаемая, смыслонагруженная концепция, соотносящаяся с рядом других зиждительных концептов мироздания.

Грозно ее превращение: Встает природа на дыбы, – объективное существование мощно и самоценно. В объективе философской лирики наблюдается:

 

Когда песками засыпает

Деревья и обломки плит,

Прости, природа забывает,

Она не знает, что творит,

 

– наблюдается бесконечная материя, саморазвивающаяся и самоцельная.

Природа – это и целесообразное мироздание как разумное и приемлемое мироустройство. Я увидел сны врагов природы, – проникновенно определяет и клеймит поэзия Кузнецова.

В ряду событийных величин находится пустота – отмечаемое в мироздании бессодержательное явление онтологических сфер. Из лица пустота мировая Все пронзительней станет свистать, – бессодержательная пространственность гиперболически проявляется и дает себя знать в облике.

Пустота – это обозначенная бессодержательность пространственного явления. Покатился тот вздох по равнине, Застучал ледяной пустотой… – зримо овеществление отсутствия в пространстве. Во внутреннем мире героя гнездится душевное воплощение и сосредоточение отрицательного пространственного явления:

 

Так много в сердце пустоты

Земной и вечной.

 

При этом титаническом действии:

 

И все пустое на земле и под землею

Вдруг откликается во мне…

 

– так пустота оборачивается отсутствием значимости.

Образы пространства и с ним мира в поэтике Юрия Кузнецова разнообразны, глубоки и разносторонни. Они глубоко, объемно и всесторонне охватывают мироздание и отображают сферу духа. Произведения Кузнецова наполнены событиями реальности и внутреннего мира, которые осуществляются в пространстве. Наполненность произведения действием достигается за счет роли мифопоэтического пространства, которое порождает многие события и выделяет в себе участки, подобные отправным моментам жизни сознания, и за счет наслоения времени и других образных пластов. Время и духовный мир опространствлены. Пространство является конструктивной составляющей лирического сюжета и композиции.

 

Владимир ШАПОШНИКОВ,

доктор филологических наук (Московский государственный лингвистический университет)