Ефремовщина и милосердие
Друзья!
Лицо эпохи. Актриса, по фильмографии которой можно, как по вехам, пройтись от счастливого и покойного советского “вчера” нашего кинематографа через “святые 90-е” и “разухабистые 00-е” прямо в нынешнее его “сейчас”. В то самое “сейчас”, в котором, совершенно предсказуемо от “самой обаятельной и привлекательной” той Татьяны Васильевой осталась одна лишь пустая оболочка. Осталась героиня второсортных проходных телевизионных сериалов. Но, при этом, - народная артистка России!
Татьяна Васильева и крем "Буренка": безжалостное время...
Моральный авторитет. Нравственный ориентир. Человек, всерьез полагающий себя вправе озвучить то, что, наверное, стеснительно, а, скорее, даже постыдно было бы произнести вслух тем великим, кто был до нее. Другим. Настоящим. Людям, актерам и актрисам, имевшим счастье жить в другое время и не испытать искушение выставить напоказ собственную червоточину. А, может, и не имевшим этой червоточины, кто знает?
Предлагающая взглянуть на личную драму “гражданина поэта” Михаила Ефремова под совершенно оригинальным углом госпожа Васильева, в очередном выпуске телешоу “Звезды сошлись” поделившаяся со зрителями потрясающего цинизма мнением:
- Кому сейчас хорошо, что его нет на сцене, что его нигде нет? Это понятно, что погиб человек. Но кто его вернет? Никто. Я понимаю, что ужасно говорю, но Миша сейчас там умирает…
“Миша там умирает…”
Это все про господина Ефремова. Того самого, который в невменяемом состоянии мчался по встречной. Того самого, который походя забрал чужую жизнь, жизнь человека, в отличие от него самого, совершенно не “творческого” и не “безумно талантливого”. Просто человека. А потом, рискну напомнить, на пару со своим гениальным, пускай и плохо владеющим официальным языком Российской Федерации адвокатом Эльманом Пашаевым устроивший не то цирк, не то фарс, не то “пляски на костях” из судебного разбирательства и человеческого горя потерпевших.
Понять и простить. Или, обращаясь к классике, - “тварь я дрожащая или право имею?”!
"Миша сейчас там умирает..."
Татьяна Васильева неумолима. Татьяна Васильева твердо убеждена, что отбывание реального наказания деятелями искусства в тюрьме – это тяжелейшее испытание для людей творческих профессий. А уж принимая во внимание, возвращаясь конкретно к господину Ефремову, его общеизвестный алкоголизм, - актриса и вовсе не церемонится в выборе выражений:
- Почему к этому не относятся как к болезни, все презирают, начинают винить и брезговать человеком? Почему от раковых больных не отворачиваются, не брезгуют?
Может быть, потому, что судят по поступкам, по конкретным делам, а не по благим намерениям? Может быть, потому, что на одной чаше весов сейчас жизнь занятого на швейном производстве в колонии “золотого мальчика” Ефремова, а на другой – отнятая им же чужая жизнь? Та самая, которую уже действительно никто никогда и ничем не вернет и не искупит?
Может, поэтому?!
Месяц назад прошло заседание кассационного суда общей юрисдикции, не внявшего аргументам защиты Ефремова, просившей о помиловании. Своим решением суд оставил первоначально назначенное актеру наказание без изменения:
- Жалобу защиты Ефремова оставить без удовлетворения, апелляционное определение Московского городского суда - без изменения.
И, на мой взгляд, - это и есть справедливость. Это настоящая справедливость, а не то, о чем вещает госпожа Васильева. Не то бесстыдное артикулирование людьми “творческих профессий” собственной исключительности и неординарности, избранности и вседозволенности, кокетливо прикрывающееся фиговым листком “милосердия” и “всепрощения”.
В своем обращении к суду во время кассации господин Ефремов наряду с пассажами, вполне предсказуемыми и тривиальными в своей банальности, в особенности после нивелированного им же собственного видео с раскаянием в адрес потерпевших, произнес следующую примечательную фразу:
- Я причинил горе и боль не только близким и родным Сергея. Моя семья, мои дети и жена оказались в тяжелейшем положении. Я на воле неплохо зарабатывал, а сейчас они вынуждены отрывать от своего скудного бюджета деньги, чтобы я здесь мог покурить и съесть что-нибудь кроме баланды…
Про бедного Ефремова замолвите слово...
И снова про деньги. И снова про себя. Про “покурить”, про “съесть”. Ну, правильно, ушедшему из жизни не по собственной воле Сергею уже ведь ничего этого не нужно. Да и то самое “пение соловьев”, невозможностью для друга Ефремова услышать которое был столь озабочен в свое время любезный товарищ его господин Охлобыстин, Сергею тоже не слушать.
Нет у Сергея уже никаких проблем. А вот у Михаила Ефремова этих проблем – “вагон и маленькая тележка”. И “покурить”, и “баланда”, и “обострившаяся аллергия”, и летящие годы, и голосящие где-то не здесь соловьи.
И вот и госпожа Васильева, добрый товарищ Ефремова по театральному цеху, по кинотусовке, тоже озабочена отнюдь не погибшим Сергеем, который “понятно, что погиб человек”. Ну, погиб и погиб. Бывает. Что ж теперь? Да и что с уходом Сергея все мы, по мнению госпожи Васильевой, потеряли? А вот заточенный в темницу Ефремов, лишенный возможности скоморошничать и лицедействовать на большой сцене, - это да, это огромная, прямо невосполнимая утрата, осознать всю глубину которой едва ли возможно. Так получается?
Знаете, изучая обширную фильмографию госпожи Васильевой, среди прочих наткнулся я на весьма примечательный фильм, как и сама Васильева, наверное, - своеобразное зеркало эпохи. “Цирк сгорел, и клоуны разбежались” – название картины 1997-го года выпуска, в которой, одной из многих лент периода “святых 90-х”, сыграла и героиня моей публикации. Очень символическое название для творящегося сейчас с нами, для тех безудержных и беспрестанных попыток оправдать “творческие личности”, Ефремова ли, Собчак ли, которые не оставляют наши “моральные авторитеты” и “нравственные ориентиры”.
Вот только о милосердии ли они все твердят? Или все это всего лишь банальная “ефремовщина”, осознание собственной “особости”, исключительности и избранности. Неготовность жить по общим правилам, быть судимым одним со всеми судом.
Ефремовщина…