Постоянно в поисках новизны

Роман Аси Петровой «Свободная страна», изданный в этом году в «Эксмо», рассчитан на взрослую аудиторию, но ключевая фигура в сюжете – подросток.

Автор, известный прежде всего произведениями для детей, размышляет о своей способности понимать людей разного возраста, о переводчиках – «призраках писателей» и о том, почему в России стали меньше читать.

– Вы пишете книги для детей, недавно у вас вышел взрослый роман. Как это совмещается? Изолируете эти направления или что-то переходит из одного в другое?

– Я это скрываю, но на самом деле, я мутант. Шутка. Взрослая литература с детской не совмещается, а вот в жизни всё совмещается. У меня очень хорошая память, я в мелочах помню собственное детство, и мне легко понимать детей. Может быть, по этой причине я и взрослых почти всегда могу понять. Штука в том, что детей и подростков некоторые темы либо не интересуют, либо у них слишком мало опыта, чтобы мыслительный процесс зашёл достаточно далеко, так далеко, как заводит порой взрослая литература. Ребёнку и подростку можно сказать что угодно, но есть вещи, которые он всё равно не сможет осознать, потому что ещё не переживал. Это математика. В 15 лет мы понимаем больше, чем в 5, в 30 больше, чем в 15. Я думаю, что лет через десять я отвечу на этот вопрос как-то иначе, потому что больше буду знать о жизни. А насчёт переходов из одного условного жанра в другой: на мои встречи часто приходят родители, чтобы разобраться как раз в психологии детей. То есть взрослым про подростков всё время надо что-то объяснять, словно у большинства людей детства не было. И в моём взрослом романе «Свободная страна» ключевой фигурой, запускающей действие, оказывается подросток. Подростки для взрослых загадочные существа. А взрослые – немножко инопланетяне для детей. Интересно, да?

– Читал, что в детстве вы мечтали стать переводчиком. Почему именно им? Обычно фигура переводчика остаётся несколько в тени.

– Ещё я мечтала стать оперной певицей, поэтом и гангстером. Но переводчиком тоже. Тогда мне не казалось, что эта фигура остаётся в тени. Мне казалось, что это круто. Кстати, мне так до сих пор кажется. Ну и что – что большинство людей не смотрят фамилию переводчика? Мне-то интересно, когда я перевожу книгу. Переводчики – призраки писателей. Их тени. Ты создаёшь собственный текст, который вроде бы кто-то уже написал. Необъяснимый процесс. И все эти безумные вопросы, возникающие по ходу работы... Переводимо? Непереводимо? Что за вид ели имел в виду автор и будет ли эта ель потом важна для героя? Люблю творческие головоломки. А фамилию мою читатель может не смотреть, она у меня слишком сложная.

– Нет ощущения, что в детской литературе всё уже написано?

– Как и во взрослой. Написано. Но не всё. И вовсе не потому что детские писатели, как и взрослые, постоянно в поисках новизны, а потому что – да вы и сами знаете. всё время рождаются новые люди, всё время происходят новые события, развиваются новые мозги. И эти новые мозги начинают генерировать новые тексты, новых героев, рассказывать уже о собственном опыте, отличном от опыта предыдущих поколений, другим языком, другими словами, по-новому искренне. Как это может закончиться? Чтобы сказать, что в детской литературе всё написано, надо запретить людям писать. Вроде пока я о таком законопроекте не слышала.

– Достаточно ли мы знаем о современной французской прозе? Каковы её основные тренды сейчас?

– Я же постоянно изучаю язык современной французской прозы! Конечно, я отвечу, что недостаточно! На самом деле, для всех это «достаточно» разное. Если человек просто время от времени покупает какую-нибудь французскую книжку, он скорее всего знает Бегбедера и, может, Гавальду. Если регулярно читает «Иностранную литературу» и французские подборки, он знает гораздо больше. К тому же понимает, что французская литература, сначала чётко разделившаяся на элитарную и массовую, в последнее время, если только речь не идёт о жанровой литературе, до такой степени адаптировала экспериментальную языковую игру и для массовой аудитории, и для интеллектуального книголюба, что мозг российского читателя этого просто-напросто не вынес. Покажите мне человека, который знает Мишона! Покажите того, кто слышал об Энаре! Ну ладно, про Киньяра слышали, но «Блуждающие тени» не осилили. Романы Маилис де Керангаль лежат на складах, тогда как по всему миру её покупают огромными тиражами, она автор интеллектуальных бестселлеров, цифры зашкаливают! Почему её не читают в России? Может, я плохо перевела? Что ж, возможно, но это ничего не объясняет. У русского читателя извилины не настроены на бесконечное распутывание языковых экспериментов современных французских авторов. Я не вижу другой причины. Французы всегда хотели экспериментов. Эксперименты в тренде. Но взгляните – как только роман написан без особых лингвистических выкрутасов, его читают в России. А если намёк на языковой лабиринт – пиши пропало.

– Почему, на ваш взгляд, в России стали так мало читать?

– Есть занятия поинтереснее. Это правда. Ничего не поделаешь. Мир развивается, нельзя всех заставить любить читать. У меня постоянно родители на встречах спрашивают, как приучить ребёнка к чтению. А у меня другой вопрос: а надо ли? Мне кажется, вполне можно быть интересным образованным умным человеком, не читая художественную литературу. Можно при этом смотреть кино, ходить на выставки, играть в компьютерные игры, заниматься математикой, лечить людей, изобрести машину времени.

– Вы много преподаёте. Какова нынешняя молодёжь?

– Очень требовательная. И очень нервная. Правда, они иногда не знают, чего требовать и по какому поводу нервничать, но требуют и нервничают. Молодые люди, особенно студенты филфака, понимают, что их ждёт множество возможностей, но возможности пока скрыты. Никто ведь заранее не знает, станет ли он исследователем, переводчиком, преподавателем, издателем, писателем, редактором, корректором, мастером делать блинчики детям на завтрак. Вот все и нервничают. Хотят поскорее определиться, побольше выпытать, попробовать себя в разных сферах. Они невероятно активные, ужасно хрупкие, взрослые, но маленькие. Торопятся жить. Мне это по душе.

– Вас устраивает современная русская литература как читателя?

– Как читателя – по большей части – нет. Я могу вспомнить так мало современной российской прозы – я сейчас говорю о взрослой литературе, не о подростковой и не о детской, – прочитанной мной за последние годы ради удовольствия, что ответ очевиден.

«ЛГ»-ДОСЬЕ

Ася Петрова – писатель, переводчик французской литературы, член Союза писателей Санкт-Петербурга, кандидат филологических наук и обладатель докторской степени университета Сорбонна Париж IV. Преподаёт в СПбГУ.

Автор нескольких книг для детей и юношества и двух романов, а также более 50 книг переводов, среди которых проза Гийома Аполлинера, Жюля Лафорга, Бернара Фрио, Марселя Эме. Лауреат первой премии «Книгуру» за сборник «Волки на парашютах» (2011) и премии имени С. Маршака за книгу «Короли мира» (2015). Финалист премии имени Бабеля (2018), премии «Новая детская книга» (2017). Дипломант IBBY, член Международного совета по детской книге.