Передел во время чумы
Пандемия COVID-19, безусловно, определит лицо наступивших «двадцать-квадратных». Страшен даже не сам ковид, а его системные итоги, главным из которых нужно признать взрывной рост числа беженцев из стран третьего мира. Посмотрите на ситуацию на польско-белорусской границе. Это прямое следствие того, что за оградой цивилизации творится сущий ад, о котором мы не знаем ничего. Люди бегут из Афганистана и с Ближнего Востока, из Африки, из латиноамериканских стран.
Всё это было и раньше, но цивилизованный обыватель жрал свой бигмак, уткнувшись носом в макбук и хохотал над тупыми шутками в Сети. А теперь старые и нерешённые проблемы обретают новый, совершенно чудовищный оборот. Всё то, на что десятилетиями позорно закрывали глаза, старались замять или припудрить, вылезло сегодня с дикой наготой Великого переселения народов. Мы на пороге нового передела мира, который непременно случится, хотим мы того или нет.
Собственно говоря, в истории так всегда и бывает. COVID-19 – только финальный аккорд целой группы вирусных заболеваний, обрушившихся на мир с радикальной сменой политической парадигмы в 1917-1918 гг. Раньше этих заболеваний как будто не существовало, а тут они вдруг откуда-то выпрыгнули, как чертик из табакерки. Самое известное из этих заболеваний, конечно, испанский грипп, который имеет к Испании очень сомнительное отношение: приблизительно как сибирская язва к Сибири. Грипп назвали испанским просто потому, что о нем впервые написали в испанских газетах. Большинство европейских стран вели в это время Первую мировую войну, соответственно, все газеты были под колпаком военной цензуры. А Испания в войне не участвовала. Поэтому здесь эта информация и «проскочила». Но источник испанского гриппа не Испания, а всё тот же Китай при невольном посредстве США. Проследим, как работала машина Голдберга.
В 1911 году в Китае произошла антиманьчжурская революция (т. н. Синьхайская). Маньчжурская династия Цин была за старые феодальные порядки, победители – за условную буржуазию. В результате этой революции Китай фактически развалился на несколько государств, начался мрак, бардак и голод (то же самое у нас случится после февраля 1917-го). Бедные китайские крестьяне, разумеется, собрали нехитрые пожитки и поехали на заработки куда глаза глядят. И среди всего прочего подвернулась возможность поехать в США поработать грузчиком («кули») – это была тогда целая этнопрофессиональная прослойка, такое же явление, как, например, русские таксисты в Париже в начале 1930-х. 6 апреля 1917 года США вступили в Первую мировую войну на стороне Антанты. И зимой 1917/18 года американцы завезли в Европу бригаду таких вот китайских гастарбайтеров. А один из «кули» был носителем вируса H1N1. Конечно, у европейцев не было иммунитета к этой экзотике, к тому же характерной чертой больших городов был тогда угольный и табачный дым; дым ослаблял легкие, и вирусу «испанки» удавалось быстро закрепиться на легочном эпителии. И началось! Полмиллиарда заболевших, около 18 миллионов скончавшихся от болезни, минимум столько же, сколько погибло в сражениях Первой мировой на всех фронтах! Естественно, война очень быстро закончилась. Конец войны обернулся революциями для проигравших Германии, Австро-Венгрии и Османской империи. Всё посыпалось. Несколько задиристых колониальных империй превратились в несколько десятков унылых буржуазных республик. Венскую систему сменила версальская.
Пандемия практически всегда связана с какою-то революцией, войной, серьезным системным сдвигом. Такой сдвиг как бы выбрасывает то, что раньше удерживалось в замкнутой эконише, как вулкан выбрасывает пепел, потому что глубоко под землей идут тектонические процессы, которых мы не видим. Мы видим только яблоко, упавшее нам на голову, но не видим яблони. Пандемия становится возможной, потому что для нее созданы выгодные условия. В случае с «испанкой» таким условием был пассионарный спад, «закат Европы», крах колониализма с плавным переходом европейской экономики под протекторат американской буржуазии (этот переход окончательно завершится по итогам уже Второй мировой войны). Военное истощение и голодная «брюквенная зима» 1916/17 года довели ситуацию до критической. Всё стало грязным, случайным, купленным с рук. И тогда на эту грязь идеально легла судьба какого-то несчастного китайца, имени которого мы, по-видимому, не узнаем уже никогда.
Я не пытаюсь доказать, что во всем виновата Америка, ровно наоборот: я подчеркиваю, что это был непреднамеренный запуск, в сущности, биологического оружия. Это случайность. Но именно «испанка» проложила США дорогу к глобальному доминированию. У американской буржуазии, впрочем, практически сразу появился серьезный конкурент в лице Советской России. Американцы брали экономикой, русские же (среди которых тогда было много евреев) – идеологией. «Руку Москвы» можно было в начале 1919 года легко нащупать в берлинском или будапештском переулке. Т. е. два более-менее пассионарных центра силы (Советская Россия и Соединенные Штаты) начали тянуть подгнившее европейское одеяло на себя, пока в 1945-1946 гг. оно естественным образом не порвалось. «Испанка» как бы стимулировала этот процесс, ускорила переход уже даже не к версальской, а к потсдамской системе, в которой мы и существуем на сегодняшний день. Передел всё равно был бы, но был бы гораздо скучней. А история очень не любит ждать. Поэтому сработал принцип «слепого часовщика»: история почему-то решила, что нужно шандарахнуть, и выпустила в мир джинна из китайской бутылки на американском пароходе.
Это звучит цинично, «негуманно», «биологизаторски», но, к сожалению, это правда: история работает именно так, потому что по своей сути история – это та же биология, эволюционная машина, играющая людьми (по своей природе животными) так, как ей хочется. Война, пандемия или экономическая рецессия для нее всего лишь тест на прочность, механизм естественного отбора: не прошел, – ну прости, твое место займут люди с иммунитетом, особи и популяции с нужными «эгоистичными генами».
Т. е. пассионарно ослабевшие, «старые» популяции (этносы) плохо переживают кризисы, связанные с какой-либо новой заразой или завоевателем. И наоборот, генетически «молодые» этносы эффективнее адаптируются к изменившимся историческим условиям. Классический пример – быстрый рост и укрепление Московского княжества после страшной пандемии чумы («черной смерти») в середине XIV столетия. Напомним политическую ситуацию того времени. Фактически единство Древней Руси к этому моменту было утрачено. Русь еще в середине XIII столетия раскололась на промонгольскую и прозападную партии. В 1324 году Киев заняли войска литовского князя Гедимина, хитро балансировавшего между традиционным литовским язычеством, православием и католицизмом, т. е. на месте западнорусских княжеств сформировалась химерная конструкция, вступившая в конкуренцию с Москвой и Ордой, – конструкция по современным понятиям либеральная.
Орда с 1320 года официально примкнула к «миру ислама», сохраняя, конечно, религиозную автономию для вассальных этносов. Московское же княжество при Иване Калите начало тяготеть к православному фундаментализму, что ли, и очень быстро Москва стала превращаться в государство совершенно утопическое, полукоммунистическое-полутеократическое, потому что власть московских митрополитов и старцев вроде Сергия Радонежского часто пользовалась бо́льшим авторитетом, нежели власть самого московского князя; монахи жили общежитиями, все эти обычаи передавались миру, были, по-видимому, какие-то «пограничные» люди вроде Пересвета и Осляби, полумонахи-полувоины, мало чем отличающиеся в этом смысле от суфиев или тамплиеров, – словом, это были очень боевые и пассионарные ребята с твердым взглядом на жизнь, безо всякой либеральщины, которая в Литве и в Орде цвела в те времена буйным цветом. Несколько десятилетий эти три силы в Восточной Европе были приблизительно равны по своему потенциалу и находились в состоянии динамического равновесия.
И вот здесь-то случилась пандемия. Началась она с того, что у ордынского хана Джанибека случилась стычка с генуэзскими колониями в Крыму: если вкратце, то Джанибеку не понравилась работорговля, которой итальянцы активно занимались. Поэтому хан осадил Каффу (Феодосию). Взять крепость татары не могли, а потому начали забрасывать катапультами за стены тела умерших от чумы. Это биологическое оружие не помогло – Каффа устояла, но «так случилось, – пишет современник, – что среди тех, кто сбежал из Каффы на кораблях, было несколько моряков, которые были заражены ядовитой болезнью. Некоторые корабли пришли в Геную, другие отправились в Венецию и в другие христианские страны». Эта неудачная осада и запустила цепную реакцию под названием «черная смерть», ставшую, как известно, поводом к написанию «Декамерона» Боккаччо. Из Италии чума проникла в другие западноевропейские страны, выкосив треть всего населения – около 24 млн человек: болезнь поразила даже жителей Гренландии. Пройдя по кругу, чума через скандинавские страны попала в Псков и Новгород, а оттуда – и в Москву, где ее жертвой стал князь Симеон Гордый. Депопуляция была страшная: в некоторых русских городах вообще не осталось жителей – настолько всё было плачевно.
Но именно эта пандемия и стала невольным толчком к развитию Московского государства. Пассионарные люди просто быстрее восстановили хозяйство, наладили быт, церковные службы и т. д. А вот Орда почему-то начала стремительно разваливаться: в 1357 году Джанибек был убит собственным сыном. Это вызвало гражданскую войну («великую замятню», как пишет русский летописец). Немногим лучше были дела в Литве, которая тоже начала упускать из рук повестку дня: в частности, избранный при поддержке литовского князя Ольгерда митрополит Киприан поехал почему-то не в Киев или Вильно, а в Москву. Ну т. е. это такие малозаметные мелочи, которые не всякий историк вообще будет учитывать: подумаешь, политика, суета. А это не суета – это естественный отбор.
Москва переиграла Орду и Литву совершенно естественной поступью, просто шаг был быстрее и четче, и в результате эта полукоммунистическая теократия вырвалась вперед, в то время как два других игрока на шаг отстали. Это и стало ядром того, что мы сейчас называем Россией. Опять же, это не повод писать: не было бы чумы – не было бы и России. Россия была бы всё равно, просто темп игры был бы другой, истории пришлось бы придумывать другие обстоятельства, какую-нибудь гражданскую войну, например, которая избавила бы молодую Москву от старославянского багажа, или эмиграцию, или инквизицию. Вот что было бы. Вот как работает история.
Пандемия – это всегда передел, перестройка, перелом. Это смена давно отживших этнополитических форм. Эта перестройка не всегда очевидна, она не обязательно выражается в демонстрациях или бунтах. Но она показывает уровень эволюционной пластичности, способности быстро реагировать на изменившиеся требования истории. Если ты не можешь дать адекватного ответа на такой системный сдвиг, ты обязательно выпадешь из игры, тебя вытолкают невидимые колесики и пружинки. COVID-19 ничем не лучше и не хуже «испанки» или бубонной чумы. Это просто вызов, индикатор. Можно сломаться и забиться в угол в надежде, что всё вернется на круги своя. Но это иллюзия. Старый мир уже не вернется. Никогда.