Экономика России: возможен ли бурный рост?
Бурный рост – это не «отскок» после рецессии (спада), вызванного пандемией. Скорость, с которой идет возвращение к уровню двухлетней давности, безусловно, важна, но куда важнее и принципиальнее, что будет дальше. Каким будет рост после достижения доковидных показателей? Если он вообще будет…
Главная надежда президента и правительства связана с концентрацией финансовых ресурсов у государства, чтобы направить их в национальные проекты. Выбора, собственно, нет: другие источники инвестиций основательно заблокированы международными санкциями. А для снятия таких препятствий – плюс заодно значительных послаблений для российского бизнеса – нужны кардинальные перемены в политической системе и политическом курсе. Они, без сомнения, есть, но в противоположную сторону.
Палочка-выручалочка российской экономики – высокие цены на нефть – опять в наличии. Фото news.myseldon.com
Если вычесть разговоры о политической оттепели как совершенно нереалистичные в нынешней ситуации, то экономическая мысль вертится вокруг незамысловатых и уже многократно озвученных идей. Первая и, пожалуй, ключевая: нужны высокие цены на нефть. Что-нибудь не менее 70, а лучше 80–90 долларов за баррель. И – ура! – они сейчас в наличии. Как долго? С одной стороны, возрождение крупнейших экономик повышает спрос на «черное золото». Но, с другой, политика Организации стран – экспортеров нефти (ОПЕК) весьма переменчива. Да и «зеленая энергетика» из возобновляемых ресурсов все больше дает о себе знать. Так что в принципе «нефтегазовая» подушка может согреть до конца 2020-х, а дальше… Впрочем, «а дальше» в головах многих представителей российской элиты, похоже, не существует. Правит бал «здесь и сейчас».
Вдобавок звучат совсем уж диковинные оценки и рекомендации, в том числе из уст либеральных экономистов. Так, бывший советник министра экономического развития РФ, а ныне сотрудник Высшей школы экономики Евгений Надоршин уверен, что годовому росту валового внутреннего продукта (ВВП) до 2,5 процента поможет… наследие коронавируса. Речь о дистанционном режиме работы (дистанте, «удаленке»), который сейчас намного более распространен, чем до пандемии. В одной из телепередач Надоршин так пояснил свою мысль. Мол, раньше, чтобы участвовать в телепрограмме, мне нужно было ехать 40 минут до вашей студии и столько же обратно. Плюс почти час подготовки к эфиру. Плюс еще какое-то время, кроме самой телепередачи. То есть каждый раз теряется уйма времени. А сейчас, в режиме видеосвязи, все непроизводительное время сэкономлено: сама передача, и только. Вот вам и рост производительности труда.
Надоршин прав, но лишь частично. Во-первых, это если все до единого сознательны и без начальственного присмотра работают дома лучше и больше, чем в учреждении (на предприятии, в офисе). Во-вторых, в ряде случаев все равно требуется общение офлайн (вживую). Наконец, третье – пожалуй, главное: Надоршин почему-то не упоминает о значительном росте безработицы, сопровождающем уход на «удаленку» как раз в тех сферах, где она в принципе не может полностью заменить обычный режим работы (например, общепит). Да, после снятия ограничений, связанных с пандемией, – кстати, еще не ясно, когда и в каких обстоятельствах это произойдет, – дистанционный сектор уменьшится, но все же останется в больших масштабах, чем до пандемии, то есть не возвратится к уровню 2019 года. Но и выжать из него дополнительные проценты экономического роста будет затруднительно, если учесть другие, в том числе упомянутые ограничения. Так что у этого рецепта высокой производительности труда высокие издержки, а потому сомнительная эффективность.
В целом же картина печальная. Волшебной «фишки», которая вознесет к небесам российскую экономику, словно птицу-тройку, не видно. Концентрация финансовых ресурсов в руках государства сопровождается – и это азбука экономической мысли – ростом цен, налогов, ипотечных ставок и т. д. и т. п. То есть получается «содрать шкуру, чтобы накопить ресурсов», а вот с раздачей «сестрам по серьгам» дело куда сложнее. Не говоря уж о таких «родовых травмах» российского госсектора, как невысокая инициативность персонала и, следовательно, опять же низкий потолок производительности.
Экономист Евгений Надоршин уверен, что дистанционный режим работы экономит уйму времени на разъезды, ожидания и приготовления. Фото viralife.ru
Казалось бы, еще одна возможность для рывка – цифровизация. Но и тут в условиях «холодной войны» и политической самоизоляции особо не развернуться. Правда, два момента, услаждающих чью-то душу, все-таки очевидны. Первый: цифровизация – жирный… да что там, жирнющий кусок. С малым интервалом времени поступает информация, что из бюджета на разработку цифровых программ по всяким бла-бла-бла отваливаются колоссальные суммы (десятки миллиардов рублей, а то и больше). Так что конкуренция за контроль над этими потоками, мягко говоря, нешуточная.
Второй момент – как ни крути, политический. Это сказки для маленьких, что цифровизация обязательно дружна с демократией. Не обязательно: на примере, скажем, Китая хорошо видно, что «большой брат» с электронной начинкой предназначен для укрепления режима иного свойства. А чем мы хуже Поднебесной, ну хотя бы в этом отношении?
Юрий Пронин для ИА «Альтаир»