«Сердце остановилось на 56 секунд. Его с того света вытащили». Тяжелая судьба вратаря ЦСКА Ивашкина
Его жизнь спасла родная дочь.
В советском хоккее достаточно трагических историй игроков, которые погубили карьеры по собственной вине: одни не выдерживали жесточайших нагрузок и уходили из спорта, другие не могли совладать с тягой к выпивке, а третьи пересекали черту и нарушали закон. Алексей Ивашкин, попавший в команду мастеров ЦСКА в возрасте 19 лет (что по советским меркам — очень рано), не подходит ни под одну из трех вышеописанных категорий. Трагедии и неудачи в его жизни возникали сами собой, но каждый удар судьбы талантливый голкипер встречал с твердым намерением выдержать его. Sport24 представляет вам историю хоккеиста, который сначала чуть не погиб по время операции по удалению межпозвоночной грыжи, а затем долго лечился от рака.
Путь в хоккей у будущего вратаря национальной сборной начался с того, что его отец, читая «Советский Спорт», увидел объявление о наборе мальчишек 1969 года рождения в школу ЦСКА. На этот просмотр съехались молодые спортсмены со всей страны — всего их было около 10 тысяч человек. Чтобы переработать такое количество желающих попасть в одну из ведущих хоккейных школ СССР, тренерскому составу армейского клуба понадобилось целых три дня. Однако у Ивашкина не было ни единого шанса попасть в профессиональную академию: на просмотр он приехал без вратарской формы, а на роль полевого игрока его не взяли. Но спустя год, когда герою этого текста было 10 лет, ЦСКА устроил смотрины исключительно для голкиперов. Тогда Алексей решил попытать удачу еще раз.
«Тренером в школе был Эдуард Георгиевич Иванов, олимпийский чемпион — посмотрел он мою тренировку, а я ловил вообще все. Ребята вспоминали: я пришел в зеленой форме и меня прозвали кузнечиком: когда шайбы летели верхом, я бросал клюшку и отбивал, как футбольный вратарь. После первой тренировки я даже боялся подъехать к Иванову, чтобы узнать — нужен я или нет. Наконец осмелился, а он конкретно ничего не сказал: «Тренируйся до конца сезона — там видно будет. В команде шесть вратарей, если в тройку попадешь и поедешь на летние сборы — считай, ты в команде». Но я и такому ответу был рад», — рассказывал Ивашкин.
Чтобы успевать на тренировки, перспективный вратарь ставил будильник на полчетвертого утра и садился на первую электричку, которая отходила из Раменского в 4:28. С собой Алексей брал портфель, который служил ему в этих путешествиях прекрасной подушкой. К семи часам утра молодой хоккеист приезжал на тренировку ЦСКА, а сразу по ее окончанию вновь садился на электричку, чтобы успеть к третьему уроку в своей школе. Ивашкин как никто другой был заинтересован в том, чтобы хорошо учиться: главный тренер каждую неделю смотрел дневники своих подопечных, и если у кого-то из них были тройки, то он не пускал их на тренировку.
Со временем Алексей подавал все больше надежд, и в итоге дорос до вызова в первую команду, с которой в дебютном сезоне стал чемпионом страны. За ту победу Ивашкин даже получил именные командирские часы, которые игрокам ЦСКА вручил министр обороны Язов. Но надолго в армейском клубе молодой голкипер не задержался.
«Я терпеть не мог сидеть на сборах, меня поэтому и называли «вратарем Перестройки». Слышал от друзей-хоккеистов, что в других командах тогда было больше свободы. В ЦСКА-то когда отпускали со сборов — был праздник лучше, чем Новый Год. Я женился рано, в двадцать один год, родился сын, а в горьковском «Торпедо» я мог больше времени уделять семье. Тихонов вызвал меня: «Все стремятся в Москву за счастьем, а ты, наоборот, на периферию едешь — будешь всю жизнь сожалеть об этом». Может, он и прав. Тренеры говорили: семью надо создавать после тридцати, самые лучшие годы надо посвятить хоккею, а семья придет сама собой. Я этого не понимал. Глядел на старших и удивлялся — как они, сидя на сборах, умудрялись жениться и откуда у них появлялись дети. Я был молодой, ветер в голове, меня гнобили эти сборы, я ночами не спал после неудачных игр. Телефон на базе был один — первыми в очередь становились старшие ребята. Сначала с женами говорили, потом с детьми», — жаловался Алексей.
Ивашкин принял решение перейти в горьковское «Торпедо», которое обещало ему больше свободы и новенькую «Волгу» в качестве подписного бонуса. Этот переход пошел Алексею на пользу: вдали от армейских порядков он не только не загулял, но и обрел уверенность, сделав качественный шаг вперед. Однако были у данного трансфера и определенные минусы. В частности, именно из-за отсутствия армейской прописки Ивашкина не взяли на Олимпиаду в Альбервилль.
«На сбор вызвали Шталенкова с Трефиловым из «Динамо», меня и Червякова. За место третьего вратаря бились мы с Червяковым. С Леликом, огромным папуасом. Я оказался сильнее, его отправили со сборов. Я уже считал себя третьим вратарем — на большее не рассчитывал. Вдруг подходит ко мне селекционер ЦСКА Шагас. «Не думай, что поедешь на Олимпиаду» — «Почему, Борис Моисеевич?» — «Потому что ты ушел из ЦСКА. Все в Москву рвутся, а ты — в Нижний Новгород…». В то время как раз Хабибулин подписал контракт с ЦСКА. В последний день, после вечерней тренировки нам с Борей Мироновым говорят: «Все, вы свободны». Обиделся я страшно», — признавался Ивашкин.
В дальнейшем несчастья в жизни Алексея продолжились. Сначала обокрали его квартиру, в которой в числе прочего находилась и золотая медаль за чемпионство с ЦСКА. А затем Ивашкин начал ожесточенную борьбу за свою жизнь.
Во времена игры за новосибирскую «Сибирь» у Алексея долгое время болела спина. Голкипер не обращал внимания на эти боли до того момента, пока его не прихватило так, что он даже с трудом поднялся с кровати. Обратившись к врачу, Ивашкин узнал, что у него межпозвоночная грыжа, и для ее удаления потребуется оперативное хирургическое вмешательство. Кипер новосибирцев хотел сделать операцию в Москве, но местные врачи настояли на том, что перелет лишь усугубит ситуацию.
«Уже через 12 дней в «Сибири» меня поставили на лед. Я только потом сообразил: после удаления аппендицита люди месяц восстанавливаются, а тут двух недель не прошло, как играть начал! Выглядел, конечно, слабовато. Главный тренер «Сибири» Голубович сказал: «Все, Леха, природу не обманешь. Пора заканчивать». Президент клуба Ненахов добавил: «Оставайся, лечись, однако зарплату урезаем в два раза». Но я о завершении карьеры не думал. Вернулся в Москву, нашел врача в частной клинике, который согласился прооперировать позвоночник. И тут как раз симпозиум нейрохирургов в Перми. Тот самый врач разговорился с коллегой из Новосибирска, который меня оперировал. Говорит: «Буду хоккеиста Ивашкина на ноги ставить. Слыхал о таком?» Тот отвечает: «Ивашкин? Не вздумай. Мы его с того света еле вытащили». И рассказал подробности. Оказывается, во время операции у меня сердце остановилось на 56 секунд», — рассказывал Алексей.
Голкипера «Сибири» чудом откачали, и решили ничего не говорить не ему, ни жене. Разумеется, такие новости повергли Ивашкина в шок, от которого он долго не мог оправиться. В тот момент Алексей играл в «Титане» из города Клин, и его самочувствие было ужасным: он быстро уставал, а после каждой тренировки температура тела повышалась до 38 градусов.
Во время отпуска в Турции голкипер окончательно понял, что с ним что-то не так: у него ни с того ни с сего повышалось давление, а при малейшей физической нагрузке он задыхался. Тогда Ивашкин понял, что по возвращении в Москву ему необходимо пройти обследование. После него стало ясно, что у хоккеиста — рак крови. Выяснилось, что та остановка сердца спровоцировала масштабные сбои в организме, которые в итоге привели к смертельной болезни. Но даже после такой новости Алексей не упал духом: лейкоз нашли на ранней стадии, это значило, что он поддается лечению. При этом, что удивительно, Ивашкин не переставал играть на профессиональном уровне и еще год выступал за «Титан». По признаниям самого голкипера, делал он это только потому, что ему нужны были деньги на лечение.
«В команде не знали о моем диагнозе. Лейкоз — одна из самых дорогих болезней в мире. Ставили капельницы, каждая — 1300 евро. Делать их надо было по две — три в месяц. Все, что успел накопить за карьеру, ушло. А потом четыре с половиной года провалялся в своей берлоге. Постель, только постель. На улицу выходил очень редко. Силы таяли. Весил 60 кило. Жил как растение, в каком-то собственном мирке, где фоном был включенный телевизор. Ни сна, ни аппетита. Причем когда лежишь — ничего не болит. Красота! Но стоит хотя бы в туалет подняться — сразу становится хуже. Там колет, тут ломит, голова кружится. Думаешь: на фига вставал?!», — признавался Алексей.
В этой ситуации Ивашкина спасла дочь. Ей было всего 4 года, но она уже всерьез занималась гимнастикой, и зал для занятий был всего в пяти минутах ходьбы от их дома. Дочь наотрез отказывался ходить на тренировки без сопровождения отца, поэтому ему приходилось пересиливать себя, и идти на занятия вместе с ней. Это постоянное движение и спасло Алексея от того полного отчаяния.
«Самое страшное — когда началась химиотерапия. Сначала от холода трясет, хоть температура под сорок. Накроешься одеялами — а кажется, будто во льдах лежишь. И так два часа. Потом наоборот, в жар бросает. Задыхаешься, пот ручьем… Больше всего в такие минуты хотелось умереть. Мне казалось, там будет легче, боль отступит. Готов был броситься со своего 12-го этажа. Но испугался — слишком долго лететь. Повеситься — тоже не вариант. Детей напугаешь», — говорил чемпион СССР.
Ивашкин сознательно никому не рассказывал о своем недуге. Но когда о его ситуации вышла заметка в газете, скрывать что-либо было уже бессмысленно. Весь хоккейный мир откликнулся на беду своего товарища: многие клубы Суперлиги принялись организовывать сбор средств. Евгений Набоков, например, пусть и был не слишком близко знаком с героем этого текста, отправил ему $10 тысяч. Не обошлось и без помощи нынешнего главного тренера сборной России Алексея Жамнова, который в то время был генеральным менеджером чеховского «Витязя». Именно он предложил Ивашкину новую работу — тренировать вратарей команды МХЛ «Русские Витязи».
«На лед выхожу — о болезни забываю. Общаюсь с молодыми и вижу, как сам становлюсь моложе лет на двадцать. В ЦСКА когда-то представить не мог, насколько это здорово, — оставаться на базе. Тогда ее проклинал. А сейчас остаюсь с огромным удовольствием. И отдохнешь, и с ребятами поболтаешь. Полкоманды называет меня Алексей Валерьевич, другие — кто как. И Алексей, и Леха, и дядя Леша…», — говорил Ивашкин.