Западные ценности утрачивают свое влияние в мире?
Проблема с нашими «западными ценностями» состоит не в содержании самих этих ценностей, хотя некоторые из них сегодня ставятся под сомнение. Истинную проблему представляет собой триумфализм, который они приобрели после «победы» Запада в холодной войне, и этот опасный триумфализм продолжается до сих пор. Мы окончательно убедили сами себя в том, что весь мир мечтает о том, чего мы уже достигли, и, следовательно, мы можем использовать любые методы, включая самые жестокие и кровопролитные, а также тайные операции, для распространения и утверждения своих ценностей.
Мы убедили себя, что имеем право так поступать, мы говорим себе, что цель оправдывает средства. Поэтому мы закрываем глаза на, так сказать, побочные эффекты и продолжаем выполнять свою благородную и праведную миссию. «В результате такого извращенного представления появляются так называемые «либералы с кровоточащим сердцем», призывающие к гуманному урегулированию колоссального гуманитарного кризиса и одновременно к усилению бомбежек силами НАТО», пишет Эрлангер.
В этом состоит непреодолимое противоречие, основанное на ложной идее о том, что мы обязаны избавить мир от «плохих парней», которые нам не нравятся, и заполнить его другими, «хорошими», которых мы любим. Мы редко задумываемся о том, что эта задача может на самом деле оказаться невыполнимой, или даже, боже упаси, мы попросту заблуждаемся. Поскольку, разумеется, сами западные ценности в любом случае «истинны». Или, как написал недавно историк Пол Робинсон в своем блоге, посвященном провалам внешней политики Запада: «Мысль о том, что западная внешнеполитическая доктрина может быть ложной сама по себе, никогда не была объектом серьезного анализа. А это ведет к усилению когнитивного диссонанса. И, соответственно, катастрофы громоздятся одна на другую».
Даже человек, абсолютно не интересующийся геополитикой, если его об этом спросить, ответит, что западные ценности универсальны, к ним стремится весь мир, и попытки распространить эти ценности – благородная миссия. Все мы были свидетелями массового торжества по поводу начала «арабской весны», звучавшего со всех западных высоких трибун. Нам говорили, что настал великий момент для демократии. Наши ценности, как мы полагали, начали свое триумфальное шествие по всему Ближнему Востоку и Северной Африке. Процесс приобрел невиданные прежде масштабы, и слезы счастья выступали у всех на глазах только от одной мысли об этом. Не обязательно быть гением, чтобы понять сегодня, чем это все обернулось.
Впрочем, между относительно несведущими людьми и теми, кому полагалось бы обладать всей полнотой информации, нет существенной разницы. Я спорил с обозревателем «New York Times» Роджером Коэном несколько месяцев спустя после того, как он сделал крайне сомнительное утверждение, что беженцы с Ближнего Востока устремились в Европу ради приобщения к западным ценностям. Именно по этой причине, писал он, они не рвутся, например, в Россию. Я же возразил, что если бы Россия располагалась на противоположном берегу Средиземного моря, там, где находятся Греция и Италия, они пытались бы пробраться в Россию. Я утверждал, что западные ценности имеют весьма отдаленное отношение, если вообще как-то связаны с причинами, заставляющими огромное количество людей пуститься в столь опасное путешествие в Европу. Если бы их влекли именно западные ценности, писал я, у нас не было бы и половины проблем с интеграцией и ассимиляцией, постоянно возникающих между коренным населением и иммигрантами с Ближнего Востока и Северной Африки, с которыми приходится сталкиваться таким странам как Британия, Франция и Швеция.
Я полагаю совершенно очевидным, что большинство из нынешних беженцев не пытались бы добраться до Европы, если бы не были разрушены их дома, города и деревни. Эти разрушения стали последствиями гражданской войны, многократно усиленными различными «гуманитарными интервенциями» НАТО.
Стивен Эрлангер подчеркивает, что одной из существенных особенностей сегодняшнего Китая, представляющего собой сочетание государственного капитализма и коммунизма, является то, что он не проявляет никакой заинтересованности в распространении собственной модели по всему миру. «Китай вступает в компромисс с внешним миром в собственных интересах, четко разграниченных с моральными ценностями, и не проявляет практически никакого прозелитизма».
Вышесказанное справедливо, по мнению Эрлангера, и в отношении России. Россия, для которой характерны как авторитаризм, так и демократия, заинтересована в своем ближнем зарубежье, то есть странах, которые по очевидным причинам, связаны с ней общим языком и культурой. Иначе говоря, с местами, где люди ощущают себя (и являются на самом деле) русскими.
Это не обязательно означает, что Путин намерен выполнить некую историческую миссию завоевания Балтики и воссоздания былой славы и могущества Советского Союза, как недавно заявлял Барак Обама. Это значит всего лишь, что существуют определенные регионы, которые Москва рассматривает как часть своей сферы влияния, и, следовательно, реагирует более активно на все события, которые там происходят. Проблема состоит в том, что Вашингтон абсолютно убежден – Америка является единственной страной, имеющей право на сферу влияния, причем, в эту сфера влияния в любой момент может быть включена любая точка земного шара. В то же время, Москве, с американской точки зрения, просто не предоставляется подобное право, даже вблизи от ее собственных границ.
В более широком смысле, Россия, как и Китай, совершенно не заинтересована в распространении своей модели правления или культурных ценностей на остальной мир. Ее собственная новейшая история недвусмысленно свидетельствует о том, что подобный вид империализма просто не работает. Именно поэтому мы слышим так много заявлений из Кремля о важности многополярного мироустройства и международных структур, основанных на взаимном уважении, а не на диктате и фактической передаче части суверенитета самопровозглашенному мировому лидеру.
Западные лидеры и политики не желают смириться с тем, что могут существовать такие страны и территории, где работает совершенно иная модель, и, в то же время их беспрерывные декларации превосходства смешаны с лицемерием, которое уже почти невозможно переносить. Призывая к одному, они одновременно делают совершенно другое. Делай то, что мы говорим, а не поступай так же как мы! Насильственное навязывание своих ценностей и «демократии» другим культурам, которые либо не хотят их, либо не готовы воспринять, представляется, мягко говоря, не слишком демократичным.
Эрлангер цитирует американского историка культуры Жака Барзена: «Демократия не может быть установлена извне. Она формируется в зависимости от сочетания многочисленных элементов и условий. Она не может быть скопирована у другого народа, живущего рядом в том или ином регионе. Она не может быть принесена иностранцами, а возможно, к успеху не приведут и попытки установить ее изнутри усилиями целеустремленных граждан страны».
Так или иначе, есть кое-что, о чем западные лидеры никогда не говорят: даже если в той или иной стране уже существует демократия или какое-то ее подобие, Запад в любой момент может об этом забыть, если ему не нравится режим. Демократия, судя по всему, тут же куда-то испаряется и возникает вновь лишь тогда, когда этого захотят западные лидеры. Если на выборах победил «правильный кандидат» — это победа демократии. Если избран нежелательный для Запада политик, он немедленно должен быть отстранен от власти во имя, как нетрудно догадаться, свободы и демократии.
Подобным свойством внезапно исчезать в подходящий момент обладает не только демократия, но и государственные границы. Когда на карту поставлены интересы США или Запада, границы вполне могут испариться. И на самом деле, Белый Дом в свое время с гордостью заявил, что не намерен «считаться с границами» Сирии, когда он счел необходимым вмешаться без всякого приглашения в гражданский конфликт на ее территории. Однако, несколько месяцев спустя весь мир говорил о нарушении границы в Крыму.
Западные интересы всегда легитимны, прозрачны и высокоморальны. Интересы же России, всегда нелегитимны, необъяснимы и несостоятельны с нравственной точки зрения. Такова «генеральная линия», которой Запад упорно придерживается.
Автор, Стивен Эрлангер – американский журналист-международник, работавший в свое время более чем в 120 различных странах мира. В настоящее время – шеф лондонского бюро газеты «The New York Times».
перевод для MixedNews — molten