«Мечтаю жить на необитаемом острове!» — признавался Леонид Куравлев
Немногие могут сказать: «Я общался с Леонидом Куравлевым». Так получилось, что в нашей редакции...
Немногие могут сказать: «Я общался с Леонидом Куравлевым». Так получилось, что в нашей редакции есть два человека, которые встречались и подолгу беседовали с актером. В этой статье — речь о настоящем, не приукрашенном Леониде Вячеславовиче.
«С Куравлевым я познакомилась в 2009 году, в его день рождения, — рассказывает главный редактор «7Д» Анжелика Пахомова. — У меня был друг, студент театрального училища. Он сказал: «Давай поздравим Куравлева с днем рождения!» Наивный провинциальный подход оказался самым правильным. Мы, как ходоки из сибирской деревни, пришли к Дому на набережной, где у Леонида Вячеславовича была квартира. Попросили консьержа передать актеру, что его хочет поздравить молодежь, студенты. Через 15 минут Леонид Вячеславович, волнуясь, спустился к нам, причем в руках у него были диски с автографами. Он вышел к совершенно незнакомым людям, да еще с подарками! И выглядел очень обрадованным и растроганным.
«А как же гости? У вас там, наверное, застолье?» — спросили мы актера. «Никого нет, — ответил он. — Скромно отметили с женой, и еще придут поздравить дети. Я уже давно не нуждаюсь в обществе людей. Вообще мечтаю жить на необитаемом острове!» — «Не скучаете по славе?» — «Слава моя никуда не делась, — с гордостью заметил актер. — Когда выхожу на улицу, все здороваются, узнают. Мне этого достаточно». — «Спасибо, что вышли к нам… Это удивительно!» — «Нормальный поступок. Простой, обычный, как полотенце, которым мы каждое утро вытираемся». Мы тепло общались около часа, после чего Куравлев сфотографировался с нами и дал свой телефон, разрешил звонить.
Следующие несколько лет я уговаривала Леонида Вячеславовича на интервью для журнала «7 Дней». Один раз даже написала ему большое письмо и отправила по почте на домашний адрес. Он общаться не отказывался, делал это с удовольствием, но с включенным диктофоном разговаривать не хотел. Куравлев вообще, по моим ощущениям, был соткан из противоречий. Например, он ругал наш журнал. Но при этом выписывал его и даже собирал подшивку, всегда был в курсе наших публикаций: «Вот, у вас появилось интересное интервью с Баталовым», «Хорошо, что написали про Жженова, он это заслужил»… Однажды Куравлев позвонил мне сам! Я чуть со стула не упала… Оказалось, поводом к этому послужило его возмущение статьей о Шукшине, в которой вторая жена Василия Макаровича, актриса Лидия Чащина, разнесла народного кумира по полной программе. Беседа с Куравлевым была очень интересной и превратилась в настоящее интервью».
«Шукшин жаловался: «Что бы я ни делал, жена всегда против!»
— Анжелика, в номере пять за этот год у вас вышло большое интервью со второй женой Шукшина, Чащиной. Вы его читали?
— Леонид Вячеславович, я его не только читала, я его делала. Мы там еще многие моменты смягчили…
— Вот-вот. Еще и смягчили, оказывается. Спустя 37 лет, а может быть, и больше вдруг эта актриса разражается ненавистью к великому Шукшину, который работал не только на своих женщин, и в частности на Чащину… Он гениально сработал на всю Россию. Шукшин — самородок! Да, наверное, был неудобным человеком для женщин, для нее в частности. Ну, допустим, она тоже не ангел. Мне Василий Макарович жаловался на Лидию, говорил: «Леня, ну что за характер? Что бы я ни сделал, какой бы шаг ни предпринял, она всегда против! Что ей надо?» Не все же он пил, не все же дрался? Конечно, от любви до ненависти… Но я уверен, Чащина по сей день жалеет, что не сумела подойти к нему. (Видимо, Куравлев говорил о шансе примирения между супругами. — Прим. авт.) А могла бы. И знает, что могла бы. Только вот поняла это слишком поздно. Знаете что, Анжелика, я подозреваю, что она его по сей день любит. И любит, как говорится, безумно, потому что столько злобы — обратная сторона медали. Но свой шанс прозевала… И там много преувеличений. Да, рюмка была в их браке, руки распускал он с ней, трудный Василий Макарович был человек, трудный. Из деревни, из глухой деревни алтайской. А вырос в гиганта, в гиганта добра и желания принести людям счастье. Почитать его рассказы — все про это. Как он понимал русскую душу, как он болел за нее, там же боль кровоточащая!
— А вы знакомы были с женами Шукшина?
— Не со всеми. Но Чащину знал. Последний раз видел ее, когда мы хоронили Василия Макаровича на Новодевичьем, она прилетала на похороны. А чего прилетала-то тогда, если вот так? Получилось, что мы по одной линии шли, народу было много, я посмотрел, она на меня посмотрела, я ей кивнул, но не подошел. И она не подошла. И правильно.
— А с Лидией Федосеевой-Шукшиной Василий Макарович вас знакомил?
— Для меня она Федосеева, а не Федосеева-Шукшина. Едва ли она его любила, по моим впечатлениям. Как и он ее. Вот как-то так странно получилось. И Чащина пишет, что Вася приходил, плакался ей и был в ужасе оттого, что ему предстоит всю жизнь быть с Лидией Николаевной рядом. Я этого не знал, но тоже сделал такой вывод. Ну, понятно, он был трудным человеком, с тяжелым характером. А мало ли с таким характером людей? Шукшин многое сделал на века. Его не только уважают, но и любят. 25 июля каждого года, вы знаете, съезжаются на его родину в Сростки к горе Пикет, где возвышается огромный памятник. Ведь его убили. Он не самостоятельно, если так можно сказать, не естественно умер, его убили. Так же, как убили Пушкина и Лермонтова.
Вот знаете еще, до чего я уже додумался давным-давно, — все гениальные люди наивные. Пушкин оказался в клетке великосветских правил, которые в этом обществе болванов, прожигающих жизнь, были выше всяких законов. Ложно понимаемая честь. Он вышел на берег Черной речки к подонку, грязному человеку. Понимал свой гений и наивно пошел на смерть. Лермонтов отправился стреляться, извините, с говном, с бездарью, и тот лишает Россию величайшего поэта... Они рядом, Пушкин, Лермонтов, Шукшин…
— Леонид Вячеславович, людям хочется узнать, как вы живете, совсем ничего не слышно про вас…
— А люди читают про других, какие у них дома, замки, машины. И переносят это на всех актеров, особенно знаменитых. На улице человек увидел меня и удивляется: «Куравлев! И без охраны!» А я живу на 14 тысяч пенсии последние пять лет. Ну, на черный день, как у всякого русского человека, у меня что-то скопилось на книжке. Сейчас эта сумма тает, потому что не снимаюсь, потому что у меня есть совесть, я чувствую ответственность перед людьми, извините за громкое слово, перед народом. Я не могу сниматься в том, что нам показывает телеящик. Убивают, режут, крадут. И вот мне такие сценарии присылают.
— До сих пор еще надеются, что вы согласитесь?
— Да, присылают, обещают деньги хорошие. Если бы я не был, извините, с совестью и если бы я не стремился быть порядочным человеком, я бы снимался за хорошие деньги. Но мне стыдно перед людьми. Да ни за что! С голоду не подохну... Но, правда, к сожалению, приходится в моем возрасте иногда выступать, потому что надо на что-то жить. И детям хочется помочь. А здоровье уже не то. Тем не менее… Но как меня встречают — это великое лекарство, как радуются мне люди, благодарные за то, что я не предаю их.
— А вы довольны тем, как прожита жизнь? Своими ролями?
— Нет. Единственное, чем я доволен точно, — мне повезло с Василием Макаровичем Шукшиным, он снял картину «Живет такой парень» и определил мою счастливейшую судьбу в кинематографе. Это моя самая любимая картина не потому, что она принесла мне славу и я сразу стал нарасхват, а потому что это народное кино. Не «Афоня», не «Иван Васильевич...», не «Не может быть!»... Гайдаевские картины гениальные, но… У меня вообще 250 работ. И до сих пор, когда я что-то пересматриваю, подмечаю: вот тут не так, вот здесь мог бы сыграть лучше. Я до сих пор собой недоволен!
— Признак высокого профессионализма…
— Это нормально. А то вот тут, знаете, один режиссер повесил плакат на кинотеатре: «Великий фильм о великой войне». Да за это надо по-мужски морду бить. Зачем он навязывает мне, что это великая картина? Дай мне посмотреть, и я решу сам, великая или нет. Что за нескромность, что за хамство по отношению к народу своему?! Да вы можете себе Германа представить, Звягинцева и многих других уважаемых режиссеров, которые на слуху сейчас, в такой роли? Они вечно недовольны собой, потому что они творческие люди. Как художник может себе такое позволить?
— Все-таки жалко, что вы нигде не появляетесь.??
— Я давно закрыт для прессы. Более того, все самые главные «кнопки» страны уже лет пятнадцать просят: «Леонид Вячеславович, ну давайте мы про вас снимем документальный фильм». А я отвечаю, у меня своя поговорка выработалась: «Мне лишней популярности не надо. Она у меня есть, добротная, хорошая. С тем и уйду из этого мира». Я выхожу из подъезда, со мной здороваются, улыбаются, желают здоровья. А вот снялся бы хоть в одном из тех фильмов, которые я отверг, перестали бы здороваться. И правильно бы сделали.
Жил в пятикомнатной квартире в Москве, но своим домом считал Ярославль
«И все-таки на что-то Леонид Вячеславович соглашался. Например, поучаствовать в съемках документального фильма о себе в 2013 году. Не желая давать откровенных интервью, он называл себя «великим немым», — рассказывает редактор нашего журнала Татьяна Пустынникова. — В 2013 году я работала на одном из федеральных каналов, бесед с журналистами которого сторонились те, кого принято называть звездами, тем более такие мэтры, как Куравлев. Он говорил о себе: «Я стреляный воробей и интервью давать не собираюсь». Воробей, в его случае, птица гордая. И не потому, что артист был народным или заслуженным. Леонид Куравлев знал цену себе и своей популярности, он не хотел выворачивать душу наизнанку. «Зрителю хочется, чтобы я был вечно молодым, а это невозможно, — говорил он. — Молодость — она не задерживается, в какой-то момент приходит старость и говорит: «Здравствуйте, я ваша тетя».
«Здравствуй» — конечно, без «-те» — говорил он мне много раз, когда во время работы над документальным фильмом звонил на домашний. «Звонил на домашний» — звучит так, как будто мне восемьдесят. Но я почти на полвека младше. И он общался со мной, как с внучкой или правнучкой. «Танька, рожать тебе пора, — говорил Леонид Вячеславович, — давай я сам найду тебе жениха?» Участие великого артиста в моей личной жизни, конечно, смущало. Но такой уж он был человек. Воспоминания о том, как охотно Куравлев был готов помогать, «принимать участие» в чужих судьбах, до сих пор делят пополам впечатления о его ролях в легендарных фильмах. Иногда в предновогоднюю ночь восхищаешься предприимчивостью витального Жоржа Милославского, а в это время тебе звонит совершенно другой Куравлев: грустный, уставший от всенародного внимания, которое, казалось бы, должно греть ему душу. Как любой творческий человек, он был противоречив. С одной стороны, Леонид Вячеславович наслаждался каждым моментом общения с поклонниками, когда на улице к нему подходили с просьбой об автографе или совместном фото. С другой — считал себя отшельником и «уходящей натурой».
Последние пятнадцать лет своей жизни он хотел спрятаться — в первую очередь от самого себя. И даже пятикомнатной квартиры с окнами на Кремль для этих грустных игр в прятки было мало. И там ему бывало тесно и душно — возможно, потому, что актер давно жил один: дети «разлетелись» много лет назад, жена умерла в 2012-м. «Москва вообще почернела, я ее теперь не люблю», — говорил Куравлев.
Зато как он любил Ярославль! В городе, где в том числе проходили съемки знаменитых фильмов «Афоня» и «Иван Васильевич меняет профессию», мы с легендарным артистом провели несколько дней. Ярославль он называл своим убежищем и с каждым километром приближения к столице Золотого кольца говорил: «Скоро буду дома».
Мы проживали в отеле, который назывался «Иоанн Васильевич». Каждый номер гостиницы стилизован под кадры из фильмов с участием Куравлева. Вот в этой комнате якобы вели философские беседы Афоня с Колей — героем Евгения Леонова, в этой — «чистил» шкафы Бунши Жорж Милославский. В холле стоит ростовая железная фигура рыцаря, копия той, из-под доспехов которой герой Леонида Вячеславовича подмигивал стражникам в фильме «Иван Васильевич меняет профессию». Честно говоря, проходя мимо нее, вздрагиваешь. Сотрудники отеля давно привыкли к таким декорациям, но, когда приезжал сам Куравлев, и они впадали в ступор. Потому что, несмотря на дружелюбную улыбку, он вел себя (и, наверное, имел на то полное право) как другой герой советского бестселлера. «Царь, очень приятно, очень приятно, царь».
Куравлев вообще был веселым человеком, хоть позже его и стали считать депрессивным стариком. Отмотаем на несколько десятилетий назад: в той самой квартире в Доме на набережной этажом выше жил очень известный ныне певец. В те годы он только начинал тайком встречаться со своей нынешней женой — был еще официально женат на другой. Однажды Куравлев увидел в окне балкона красивые женские ноги и услышал мольбу соседа с верхнего этажа: «Жена пришла, примешь?» Чем закончилась эта история, известно только ее участникам, но Куравлев был готов помочь, чем только мог.
«Наша с Ниной любовь пошла на посадку»
Леонид Вячеславович был хоть очень закрытым, но крайне отзывчивым человеком. Например, ремонтников, которые приходили что-то починить в его квартире, он не отпускал до тех пор, пока не напоит чаем и не накормит сырниками. Их прекрасно готовила его жена, Нина Васильевна. В СМИ часто упоминают, что актер столкнулся с депрессией после того, как в 2012 году ее не стало. Цитируют: «Это была страсть, отсутствие которой он не смог пережить». Давайте будем честными: ну какая страсть? Леонид Вячеславович и Нина Васильевна про-
жили вместе — ни много ни ма-ло — 53 года. Вот что он говорил о ней: «Любовь — это такая зараза… Но со временем она проходит безо всяких лекарств. И у нас прошла. Пошла на посадку. Нина стала для меня мамой, а я для нее ребенком. Но я любил ее до последнего дня и люблю до сих пор». Этот разговор состоялся через год после того, как овдовел Куравлев, и сомневаться в его искренности не приходилось. В каком бы городе мы ни снимали новый эпизод документального фильма, он всегда возил с собой портрет бывшей жены. Украдкой целовал рамочку и очень не любил, если кто-то из съемочной группы это замечал. «Не снимать!» — как начальник на площадке, говорил он. Конечно, мы слушались мэтра и не снимали, но разве такое забудешь.
Позже он оттаивал и делился воспоминаниями: «Мне нравилось устраивать для Нины праздники, я всегда любил гулять на широкую ногу». И мы с продюсером фильма скоро в этом убедились. Леонид Вячеславович по окончании работы пригласил нас в ресторан, который тогда находился на верхнем этаже кинотеатра «Ударник». Казалось бы, консервативный человек, который сам себя называет «стреляным воробьем», закажет шашлык, бефстроганов или сосиски с зеленым горошком. Но нет. Куравлев оказался истинным гурманом и попросил у официанта дорогой сет из новомодных японских роллов, дополнив его бокалом хорошего совиньона. «У меня неплохой вкус, — сказал он, подтверждая заказ. — И не только на суши и вино. Я вообще люблю хорошо жить. И просто жить…»
Статьи по теме: