Не чужой.

«Менялась реальность (точнее, ее меняли сверху — это важно), а он просто не хотел меняться ни в какой момент. Делал свою «Псковскую губернию», как будто на дворе восемьдесят девятый год. Заседал в областной думе, как будто она съезд народных депутатов. Смотрел на десантников так, как будто они умирают в Афганистане. Никто не заметил того момента, когда оставаться собой стало самым тяжелым и самым правильным способом сопротивления. В России восемьдесят девятого года он был бы типичным представителем. В России две тысячи пятнадцатого он стал единственным. Устаревшее словосочетание «субъекты федерации» еще звучит в официальных речах на русском языке, но нет давно никаких субъектов. Есть вотчины, раздаваемые каким-то Гайзерам, есть вертикаль, безжалостно воткнутая в спину лежащей ничком страны. По правилам этой вертикали никакого Шлосберга не должно было быть уже давно. А он есть — сын преподавателей, племянник адвоката, внук воспитательницы из детского сада, человек, на котором на самом деле и держится Россия. Его бьют, над ним издеваются, а он все равно ее держит.» Точный и горький текст Кашина. Уходит провинциальная интеллигенция, последние остатки советского просветительского проекта, да и вообще пореформенной (после 1861г.) земско-разночинной России, учителя, библиотекари, музейные работники… Я до сих пор храню их письма, оставшиеся после 7 лет работы на канале «Культура», где вел историческую программу,-- «посильные соображения», статьи, книги, изданные маленьким тиражом в областной типографии. Я знал, что работаю прежде всего для них, где на телевидении 4 кнопки и «Культура» — единственное окно в мир, и также знал, что это — уходящая натура, тонущая Атлантида провинциальной России. От Кашина.