«Деньги улетают как не твои». Честный рассказ о том, как жить с биполярным расстройством

Маниакально-депрессивный психоз, или просто биполярка: под такими названиями в народе известно расстройство, от которого страдают в среднем пять-восемь человек из тысячи. Существует много мифов о нём, в том числе достаточно нелепых.

В День информирования о биполярном аффективном расстройстве 30 марта журналистка Екатерина Бормотова рассказала E1.RU, как жить с этим диагнозом.

Несколько лет назад мне поставили «модный» тогда уже диагноз — F31. В переводе с медицинского на русский это означает «биполярное аффективное расстройство». Большое спасибо врачам, что они подобрали такой приятный термин для названия моей болезни, ведь раньше, ещё в советское время, это называлось «маниакально-депрессивный психоз» — согласитесь, это пугает.

Но у приятного термина есть и обратная сторона: мало кто воспринимает болезнь с таким названием серьёзно. «Маниакально-депрессивный психоз» звучит внушительно, а биполярочка — это что-то про не определившихся со своим настроением подростков. По крайней мере, многими так воспринимается. И это совсем не помогло, когда мне поставили диагноз. Совсем нет.

Мне было 27, когда я впервые попала в областную психиатрическую больницу. Сама вызвала себе скорую: я была дома одна и почувствовала, что сейчас могу что-то сделать с собой. Моё сознание словно раздвоилось: какая-то часть меня хотела закончить эту жизнь, но другая часть понимала, что не должна этого делать. Это очень страшно. Представьте, что вы заперты в комнате с убийцей и должны уговорить его не убивать вас. А теперь представьте, что эта комната — ваше сознание, а убийца — вы.

К тому моменту я уже наблюдалась у психиатра, доктор считал, что у меня рекуррентное депрессивное расстройство. Отчасти он был прав: депрессия — это часть биполярки. Но вторая её часть — мания.

Люди часто не понимают, чем отличается депрессия от плохого настроения. У меня есть простое объяснение: депрессия — это бег в воде. Ты делаешь всё то же самое, что делаешь на суше, так же напрягаешь мышцы, прикладываешь те же усилия, но из-за сопротивления воды не можешь получить того же результата. Если следовать этой аналогии, мания — это невесомость. Твоим усилиям не мешает земное притяжение, ты едва отталкиваешься от земли и летишь, а не бежишь.

«Приятное чувство, но если вы хотели добежать из точки А в точку Б, то парение над поверхностью — не совсем нужный результат», — Екатерина Бормотова.

Главные герои фильмов и книг обычно говорят: «Я всегда знал, что со мной что-то не так». Я никогда так не думала. Я была убеждена, что все люди живут и чувствуют так же, как я, просто они сильнее и справляются, а я вечно творю какие-то глупости и всё порчу. Ещё в нашей юности мой будущий муж говорил, что мне нужно к психологу. Конечно, я так не считала. Позже, когда мы поженились, он начал заговаривать о психиатре, но я была убеждена: со мной всё в порядке.

В итоге я пошла к врачу только после развода, и он нашёл у меня депрессию. А ещё через полтора года меня привезли на восьмой километр (Сибирского тракта, адрес психиатрической больницы — прим. ред.).

В больничной палате было человек 20. Ни тумбочек, ни телевизора, ни цветов на окнах — только кровати с белыми простынями, на мне больничная ночнушка, из личных вещей зубная щётка и тапочки. Это называется «наблюдательная палата», туда поступают новоприбывшие. Звучит жутковато, но когда понимаешь, что альтернатива — смерть, выбор очевиден. Потом тех, кто не опасен для себя и других, переводят в другие палаты, там уже можно иметь личные вещи, но всё ещё нельзя пользоваться телефоном или, например, вышивать.

Я вышла из больницы спустя полтора месяца и рассказала о своей болезни в соцсетях. Я знаю, что кому-то это показалось излишним, а кто-то счёл меня героем из-за того, что я выступила с открытым лицом, но, будем честны, у меня не было выбора. На работе знали, в какой больнице я оказалась, а журналистское сообщество компактно, так или иначе люди бы узнали, что я лежала в дурдоме. Проще было рассказать самой, чем ловить на себе многозначительные взгляды и бороться со слухами, когда я захочу сменить место работы.

Дальше началась новая жизнь. Из-за одного из препаратов я набрала 20 кг, спала по 16 часов в сутки и не хотела выходить из дома. Мне повезло, что я могла подрабатывать на удалёнке, меня поддерживали родители, но даже при этом я была вынуждена влезть в долги. Не представляю, как люди с моим диагнозом справляются с работой на этом этапе, это очень тяжело: из-за нейролептиков появляется рассеянность, слабеют когнитивные функции, теряются коммуникативные навыки.

«Проще говоря, ты становишься очень тупым, медлительным и замкнутым», — Екатерина Бормотова.

В книгах и фильмах про биполярку часто раскрывают проблему принятия лечения — многим людям сложно смириться с тем, что всю оставшуюся жизнь им придётся принимать препараты, которые к тому же вызывают побочные эффекты. Но там ничего не говорят о потере себя. Вот ты живёшь 27 лет и думаешь, что тебе свойственны определённые черты характера, а потом ты узнаешь, что, возможно, это не черты характера, а болезнь.

Как понять, где кончаешься ты и начинается болезнь? Как понять, что это именно ты хотела путешествовать автостопом, завести кота, переехать в другой город или выйти замуж, а не больные мысли повлияли на твои решения? Ты вообще любишь Айвазовского или просто увидела его полотно в мании, когда все чувства обострены до предела? Я состою в нескольких пациентских сообществах, и это то, что действительно волнует многих.

Есть и хорошие новости: с этим можно жить. Со временем организм привыкает к лекарствам и перестаёт давать совсем уж жёсткие побочки. Какие-то лекарства уходят в прошлое и применяются только в периоды обострений, каким-то доктор находит замену, если пожаловаться на неприятные эффекты. Мне подобрали хорошую рабочую схему, с которой я могу жить полноценной жизнью: работать, общаться с людьми, помогать близким. Но, конечно, бывают обострения.

Обострение не начинается разом, оно развивается в течение нескольких дней или недель. Очень важно заметить это в самом начале, иначе будут проблемы — от ссор с близкими до потери работы и долгов. Долги… Чёртовы деньги в мании тратятся как не твои. Ещё до того, как меня диагностировали, мне приходилось ужасно косячить с этим. Знаете, я бы запретила давать людям кредиты без освидетельствования у психиатра. По крайней мере, меня бы это избавило от ряда проблем. К счастью, у меня никогда не было крупных сумм или собственности, поэтому потеряла я немного.

«Тем не менее обидно осознавать, что денег, которые я спустила из-за обострений, хватило бы как минимум на первый взнос по ипотеке», — Екатерина Бормотова.

В обострениях я обижала людей, влюбляла в себя людей, подводила людей, уничтожала важные связи, заводила новые сомнительные, вела себя отвратительно и вызывающе, совершала поступки, о которых очень сожалею и буду сожалеть всю свою жизнь. И я не хочу так больше никогда. Если для этого нужно пожизненно пить таблетки — я готова.

Мне очень повезло с близкими людьми. Почти никто не отказался от меня после того, как я рассказала о своём диагнозе, хотя я знаю, что многие пациенты с таким сталкиваются. Немного сложно было объяснить некоторым близким людям, почему я согласилась на лечение — мне говорили: «Тебе это не нужно, я тебя знаю, с тобой всё в порядке, ты нормальная». Родственники и друзья часто уговаривают пациентов отказаться от приёма лекарств, потому что с препаратами они становятся «чужими». Но это не так. Я убеждена, что с лечением мы не теряем себя, мы себя обретаем. Просто иногда на это нужно время. Иногда это время измеряется годами.

Я думаю, что быть человеком с БАР не так тяжело, как жить рядом с таким человеком. Мои близкие люди вынуждены постоянно помнить о том, что моё поведение может быть обусловлено болезнью. Моя мама часто задаёт вопросы, которые могут раздражать взрослого человека. Я говорю, что я влюбилась, испекла торт или затусила в баре до пяти утра, и вижу в её глазах настороженность: она боится, что это мания, за которой неизменно последует депрессия. Я понимаю, почему она беспокоится. И бесконечно благодарна ей за то, что она об этом не говорит. Ну ладно, говорит — но, по крайней мере, не очень часто.

Люди с моим диагнозом вынуждены не только пить таблетки, но и вести дневники и следить за каждым своим чихом, чтобы отслеживать малейшие колебания настроения. Это утомляет. Но ещё больше утомляет внешний надзор. Я думаю, что людям с биполяркой на самом деле нужны только две вещи: лекарства и чтобы все от них отстали. А, ну и психотерапия. Она необходима, чтобы разобраться в том, кто всё-таки любил Айвазовского: ты или твоя болезнь.

Ранее E1.RU публиковал рассказ девушки с биполярным расстройством. Прочитайте интервью с психиатром о том, как вовремя заметить возможные расстройства у подростка.