Когда Восток сошелся с Западом

На вопрос «Где ты был, когда пала Берлинская стена» любой немец ответит, не задумываясь. Ведь самое главное в объединении Германии – это его огромная эмоциональная значимость для немцев, укорененная в большинстве личных и семейных биографий. Например, мой муж Гюнтер, всю жизнь проживший в ФРГ, в те дни «челночил» – ездил к только-только открытой погранзаставе где-то неподалеку от Ротенбурга, встречал там перепуганных и взволнованных «осси», привозил их к себе, кормил, поил, расспрашивал, отвозил обратно, забирал новых, и так несколько дней подряд. Он говорит, что тогда все делали именно что-то такое сумасшедшее, нерациональное. Все происходило как во сне, на волне эйфории. Когда «запахло» открытием границ, Гюнтер нашел номер торгово-промышленной палаты в Эрфурте и через них наугад вышел на одну частную строительную контору в Тюрингии (в малых размерах частный бизнес в ГДР тогда допускался). Еще не успела разнестись весть об открытии границы в Фахе недалеко от Айзенаха, а Гюнтер уже погрузил на прицеп новенький компрессор, отвез его в Тюрингию и подарил своему новому восточногерманскому другу. Наверное, это выглядело наивно и глупо. Но в тот момент такие жесты солидарности всем казались нормальными и естественными. Не только он «отлавливал» «осси» на погранзаставе, но его «отлавливали» и затаскивали в гости совершенно чужие люди в Айзенахе, в Эрфурте. По его словам, в те недели, в ноябре 1989-го, через границу тянулся бесконечный караван «трабантов» (это дешевые гэдээровские автомобили, вроде наших «запорожцев») в сторону Запада. Обратно на Восток тоже шли пешком и ехали люди в надежде прочувствовать этот момент, дотронуться до ранее чужого и запретного, а теперь – своего. У всех было чувство, что вот то невозможное, о чем и мечтать было нельзя, вдруг стало реальностью.

Таких историй очень много. Немцы коллективно гордятся тем, что переворот такого масштаба совершился по воле народа (а значит, каждого человека) и бескровно. Эта гордость понятна еще на фоне другого коллективного чувства: стыда и вины за годы национал-социализма, две мировые войны и уничтожение европейских евреев. Только после объединения немцы снова почувствовали себя полноценной нацией. Кроме того, единая Германия – это экономическая сила, мотор Евросоюза, оплот демократии и, в каком-то смысле, моральная инстанция. Все это повод если и не для гордости (так как понятия «патриотизм» и «национальная гордость» для немцев навсегда негативно окрашены), то как минимум для довольства. Скептиков и …