По следу судьбы
Галина Шпилевая
«Метель» Александра Сергеевича Пушкина. Кто из нас не читал и кто не любит пушкинскую «Метель»?! Помните: «Маша окуталась шалью, надела теплый капот, взяла в руки шкатулку свою и вышла на заднее крыльцо…»? В своей краткой, будто точным резцом выполненной повести, автор показал, как смелые мечты романтических влюбленных развеяла реальная метель, а затем Судьба доказала им, что нет ничего фантастичнее действительности.
«Метель» драматурга Василия Сигарева. Современный драматург создал «по мотивам» знаменитого произведения свою «Метель». На вопрос «зачем?» можно возразить следующее: а зачем Еврипид написал «Медею», если героиня уже давно существовала в мифах; зачем Ж.Ануй трудился над «Антигоной», которую некогда представил публике сам Софокл? Сам А.С.Пушкин отчасти повторил в своей повести «Жениха-призрака» В.Ирвинга. Примеры можно множить, так как искусство – это диалог образов, сюжетов, идей, которые актуализируются в разные эпохи по-разному. Всё дело в том – что получилось?
У Сигарева получилось и остроумно, и динамично, и тонко: девица К.И.Т., якобы рассказавшая пушкинскому Белкину историю Марии Гавриловны, превратилась в вульгарный двойник главной героини. Жадрино стало Жардиным. Монологи и диалоги расширились, и «мускулистый» первоначальный текст реализовался в напряженном сюжете пьесы о том, что Судьба, конечно, могущественна, но вознаграждает того, кто ждет, верит и верен.
«Метель» режиссера Никиты Рака. На белой сцене в белых русских кокошниках – три Судьбы. Если обратиться к славянской мифологии – это богиня Макошь и ее дочери: Доля и Недоля. «Три девицы» (артистки Екатерина Марсальская, Алевтина Чернявская и Ирина Сорокина) вовсе не сидят «под окном», они вершат судьбы героев - дразнят их, бьют по голове, толкают. Гротесковые персонажи - нежный девичий облик и «вампирический» инфернальный макияж, неожиданно пробивающийся бас, «рык» - смешат и не дают зрителю сильно испугаться. Хотя поводов было достаточно. Основательная и тонкая работа режиссера с интонациями и мимикой актеров – этого ни один драматург не подскажет!
Но где же метель? Да вот же она: белые подушки, белые платья, фата, белые шубки… Иногда они сменяются черными платьями, валенками, черными платками – герои действительно страдают, плачут, отчаиваются…
У Пушкина в повести «звучит» музыка: «тирольские вальсы и арии из Жоконда», в спектакле Никиты Рака – «Мумий Тролль» и песни на украинском – благородная попытка режиссера смягчить ожесточенные души и призвать людей к единению.
Однако что же главные герои? Всё так же любят, проказят, таят свои чувства и расплачиваются за содеянное: родители переживают за свое чадо и пытаются устроить ее судьбу по своему разумению (хорошая работа Надежды Леоновой и Вячеслава Зайцева), терзаемые метелью, искренне страдают и вызывают сочувствие зрителя.
Хороша и Маша (артистка Мария Щербакова) – «стройная, бледная и семнадцатилетняя девица», очень точно передающая страхи и сомнения послушной дочери и влюбленной барышни. Психологически верные детали – «подвенечная» ночная пижама с забавными зверюшками на кофточке, «траурные» очки, снятый-надетый нежный шарфик – убеждают, что эта тоненькая, беззащитная девочка переживает подлинную драму.
Герой-любовник Владимир (Андрей Щербаков) и герой-любовник Бурмин (Антон Тимофеев) ведут себя по-пушкински сдержанно: первый обреченно играет на гитаре и всем рисунком роли показывает предчувствие беды, второй – убедительно представил «затруднительность своего положения» и в конечном итоге – «открыл свое сердце» бедной Марье Гавриловне.
Трагикомичен Молодцов (артист Евгений Баханов) – он «стучит костылями» судьбы; брутален «свидетель венчания», корнет в отставке Дравин (Юрий Смышников) – они, как и положено, «шалят» с фортуной, которая отвечает им тем же.
Спектакль завершается счастливой развязкой, а зрители облегченно вздохнули, потому что напугали и помучили их изрядно. Герои уже не «несчастные любовники», они теперь муж и жена! Если люди добры, терпеливы, прошли достойно через страдания, умеют слушать друг друга, то Судьба в конечном итоге (может быть!) вознаградит их.
Судьба, конечно, всесильна и жестока – не случайно «три девицы» порой злобно ухмыляются, глядя на бедных любовников, но ведь и от героев что-то зависит, недаром же Маша часто останавливает неумолимое время: «Постойте!»
Однако вернемся к Пушкину: так ли счастливы и его герои? Пушкинисты вовсе неоднозначно трактуют финал повести. Действительно: «Боже мой… так это были вы! И вы не узнаете меня? Бурмин побледнел… и бросился к ее ногам…». Где же уверенность в том, что всё на самом деле счастливо разрешилось? Слуга Бурмина умер в походе, другие свидетели странного венчания могли погибнуть в сражениях 1812 – 1813 годов. Маша и Бурмин знают, что они женаты, но как об этом заявить в обществе и где доказательства? Не сгорела ли жадринская церковь, жив ли священник, цела ли церковная книга с «приличествующей случаю записью», и была ли запись? На это намекается и в пьесе Василия Сигарева при описании «маленькой деревянной церквушки, в каких святые отцы не брезгуют тайным венчанием». Да и священник (тонкая игра Романа Слатвинского) вздыхает: «Играют с Богом, как дети малые, а он все видит… И наказывает».
И тут вспоминается, что сигаревский Бурмин не всегда уверен, правильно ли он поступает, да и Маша часто сомневается: венчаться – не венчаться, ехать – не ехать….
В общем, Судьба – дама строгая, а планы ее непредсказуемы и странны.
Сцена из спектакля «Метель». Фото Михаила Вязового
Источник: газета «Коммуна», №119 (26508) | Четверг, 15 октября 2015 года