Как болеют мужчины. Два совсем разных вида

Был еще летом у подруги на даче. Муж у нее спокойный, немногословный, слушает радио «Ретро». И вечно копается в огороде. Теплицу делает, скажем. Или удобряет там что-то. Или копает.

А тут приезжаю – он лежит, совсем бледный.

Что, говорю, случилось?

Жена отмахивается: «Что-то делал, на что-то напоролся в огороде, кровь остановили, но теперь нога синяя, опухает».

Вы, говорю, дураки? Быстро скорую! Заражение крови, сепсис, гангрена – мало ли что может быть.

Игорь морщится: «Какую скорую, что они понимают? Таблетку от головы дадут и давление измерят».

Ладно, говорю. Я сейчас к вашему соседу, он в райцентр отвезет, в больницу.

«Не надо, – машет Игорь. – Там дадут таблетку от головы и…

«Хватит! – рявкнул я. – Тебе нужен хирург».

И командую жене его: давай, собирай, до машины дотащим.

Зина вдруг обреченно так: «Не поедет он никуда. Знаю я его».

«Зина! – кричу. – Ты щас вдовой станешь. Давай собирай»
«Лёш, без толку это. Проверено. Мы тридцать лет вместе».

Игорь приподнялся, говорит мне строго: «Само пройдет. Мне видней. Ты вон иди покушай смородину, хороший сорт…»

Взбесил он меня этой смородиной. Человеку остается жить пять минут, а он меня угощает смородиной.

«Подъем!» – командую.

Игорь откинулся на диване: «Нет. Никаких врачей. Само должно».

Я посмотрел на Зину, та безнадежно покачала головой.

Ну мы потом чуть накатили самогона, раз Игорю все равно нельзя работать. Он раскраснелся, стал забавные случаи из армии рассказывать. Только до туалета я его провожал как бойца – на меня опирался.

А наутро слышу – топ-топ. Скачет Игорь по дому на одной ноге. Завтрак делает.

Сбесился, говорю? Лежи и болей. Что тебе сделать?

«Да я сам, сам. Не могу я лежать».

Посмотрел я на ногу его. Опухоль спала.

«Ну вот, говорит, пора в огород».

Слушай, отвечаю, я вам сам огород перекопаю. Ты можешь один день полежать? Хуже будет.

«Хуже будет – если работать не буду».

Упрямый подлец.

Сделал что-то вроде костыля, поскакал в огород, как полоумный ворон. Ну я за ним – ведь свалится в яму с компостом.

Кое-как поработали.

«Ну что, – говорит. – Можно и самогона. Зин, наливай. Лучшее наше лекарство».

Зина, которая все это дело с самогоном не любит, тут безропотно наливает.

К вечеру наш бедолага уже худо-бедно ходил даже на обеих ногах: «Я ж говорил: все само».

Через день совсем опухоль исчезла, так, чуть синевы. И ходит вполне, только хромая.

«Я ж говорил – не надо врачей, они только все портят».

Через три дня уже бегал как оголтелый по саду. Даже на яблоню влез.

А ему за пятьдесят.

Это один тип мужской болезни.

А вот и другой, про который любят анекдоты рассказывать. У мужчины вообще лишь два способа болеть, третьего не дано. Так вот, о втором.

Другой мой приятель отправился на горнолыжный курорт, с лыжами и веселой компанией. Ездок из него так себе, так что при первом же спуске упал неудачно. Нет, никаких переломов, но говорит, что рука очень болит.

Ладно, все помогли инвалиду добраться в медпункт. А там курорт очень продвинутый, медцентр выглядит как больница Швейцарии. Доктор, очень серьезный такой: «Рука, правая? Ну сейчас мы рентген, если что отправим в город, у нас тут даже есть спасательный вертолет».

«Вертолет? – уточнил друг. – Так может, сразу отправим? Дело серьезное очень. Я прямо чувствую, как теряю сознание…»

«Погодите терять, – отвечает доктор. – Сперва рентген. А пока вот обезболивающее».

Рентген показал: никаких смешений и переломов, ни трещинки.

«С вашими суставами, – говорит врач. – Можно прыгнуть с пяти тыщ метров. Без парашюта».

«А чего ж так болит?» – морщится друг.

«Ну так ушиб. Через пару часов еще обезболивающее».

«А может, лучше в больницу?»

«Лучше вам полежать в номере. Все быстро пройдет».

«Может, хотя бы укол?»
«Укол чего? Идите, молодой человек, не волнуйтесь».

Донесли мы его до номера, он стонет так будто его танк переехал. Положили на кровать.

Ладно, говорим, ты лежи, а мы тебе обед потом принесем.

«А вдруг плохо мне станет? Нет, кто-то должен остаться!»

Ну я с ним остался.

Сидим. Он говорит: «А включи телевизор, вдруг полегчает».

Так пульт, говорю, слева от тебя.

«Не могу. Рука же…»

У тебя, говорю, правая. Левой ты можешь.

«Нет, ты знаешь, все тело немеет. Очень мне плохо».

Включил ему телевизор. Стал он смотреть кино и заснул. А я книжку читаю.

Вдруг он поднимается резко: «Э! У нас же сегодня тусовка здесь в клубе!»

Да, соглашаюсь, но ты инвалид, не до тусовок.

Тут он вспомнил про руку, стал ее нянчить: «Вот угораздило… В первый же день…»

…Миновало три дня. Руке лучше не становилось. То есть в столовой он брал ложку и вилку легко, но как только мы спрашивали, не больно ли – охал, морщился: «Болит жутко… Может, еще обезболиваюшего?»

Та неделя прошла у нас вся в заботах об инвалиде. Потом ему стало еще отдавать в ногу, потом случилась тахикардия, потом мигрень, сепсис, даже кажется, язва и дерматит.

Ясно, что никто его ахинею всерьез уже не воспринимал. Но игру все поддерживали. Ходили мимо него со скорбными лицами, интересовались, не пора ли измерить давление. А он и шуток не понимал. Он реально считал, что стал инвалидом.

Наконец, когда выезжали, у одной девчонки была сумка большая. Ухватить ее не могла. Тут инвалид так легко эту сумку берет и несет. Девушка спрашивает: «Рука не отнимется?»

Он тут же сумку ставит на пол: «Ой да… Врач запретил. Мне теперь обследование целое в Москве. Вот так, ребята, бывает. Приехал здоровым человеком – уезжаю совершенно больным».

Ну мы даже уже не смеялись. Отсмеялись за эту неделю.

Алексей БЕЛЯКОВ