Практическое сострадание
Руслан Козлов. Stabat Mater. – М.: АСТ, Редакция Елены Шубиной, 2022. – 669 c. – 2500 экз.
Когда графики заболеваемости ковидом устремлялись вверх, а страх перед неизвестным вирусом навевал едва ли не апокалиптические предчувствия, отовсюду звучали утверждения, что мир никогда не будет прежним. Прошло время. Пережитые потрясения пока не нашли какого-то масштабного осмысления в отечественной литературе, хотя и обогатили её некоторыми новыми «самоизоляционными» идеями и сюжетами. Да и тема эпидемий, к которым человечество оказалось ресурсно и морально не готово, подкрепилась жизненным опытом и предстала в мутировавшем виде.
Руслан Козлов в романе «Stabat Mater» сталкивает цивилизацию с неизлечимой болезнью, поражающей исключительно детей. Синдром Гувера-Джонса проявляется в сильнейших приступах боли. Вылечить от него медицина бессильна. Врачи могут лишь немного облегчить мучения в ожидании смерти. Маленьких пациентов помещают в специальные хосписы, но в коридорах власти рождается идея оптимизировать медицинский бюджет и отправить детей умирать по домам. Сотрудники хосписа, родители, священник и несколько случайно примкнувших людей вынуждены сплотиться, чтобы противостоять безжалостному давлению сверху.
Руслан Козлов не только писатель и журналист, но ещё и сотрудник благотворительного фонда помощи тяжелобольным детям. Его роман полностью воплощает расхожий тезис «писать только о том, о чём знаешь». История про обречённых на смерть детей не требует особого мастерства, чтобы читателя пробило на слезу, но Козлов и не стремится никого просто разжалобить. Как истинный профессионал, он нацелен на деятельное, практическое сострадание.
Главное проявление неизлечимого синдрома – боль. Неудивительно, что большинство персонажей постоянно думают или говорят о ней, а то и пытаются найти с ней общий язык. Слова, мысли и поступки складываются в своеобразную философию боли, раскрывая её неожиданные или потаённые аспекты. Она представляется самым сильным страхом, преодоление которого открывает путь к абсолютной свободе, а ещё лишается возвышающего и очищающего смысла, поскольку в силу своей ревнивости и эгоистичности «требует внимания к себе, и только к себе, хочет завладеть всем сознанием, стать главной в человеке и заставить его жалеть только себя».
Рука об руку с болью идёт смерть. Последние годы современная отечественная проза питает к последней повышенный интерес и всё чаще пытается взглянуть на неё не через личную трагедию, а через профессиональную отстранённость. Михаил Елизаров в романе «Земля» вглядывается в неё через мутные реалии похоронного бизнеса, Саша Филипенко в романе «Кремулятор» – через историю директора первого советского крематория, Елена Тулушева в повести «Уходи под раскрашенным небом» – через бюрократию швейцарской клиники, оказывающей услуги по эвтаназии. Козлов встраивается в этот ряд со своим хосписом «посреди нервного, издёрганного города, который боязливо отодвинулся от него, отгородился суетой, гвалтом, пустыми дрязгами, мелкими проблемами, отгородился от чужого горя, не желая признавать его своим, нашим горем». В споре настоятеля больничного храма, отца Глеба, с патриархом формулируется своеобразное кредо паллиативной помощи. Хоспис здесь предстаёт не «конвейером смерти», а «вечным двигателем надежды»: в нём даже обречённые дети не должны ощущать, что они – обуза, что «от них устали и пожертвовали смерти».
Несмотря на медицинскую атмосферу, роман Козлова пропитан не столько въедливым больничным запахом лекарств, сколько умиротворяющим ароматом ладана – в книге сильно выражены христианские мотивы. Отец Глеб противостоит воле церковных иерархов, предпочитающих сребролюбие милосердию, а его приятель Иван, ставший союзником борцов за сохранение хосписа, корпит над переводом древней рукописи, события которой удивительным образом перекликаются с тревогами дня сегодняшнего. В ней говорится о группе христиан из древнеримской провинции, поставленных перед тяжелейшим выбором: отречься от веры или обречь своих детей на страшную смерть. Древний текст сначала становится способом убежать от реальности, но потом запараллеливается с современностью. В значительной степени он подтолкнёт к раздумьям над тем, что Бог – это Логос, слово, звучащее в проповеди, обличении или вразумлении, а рабская покорность сильным мира сего и осторожное молчание – инструменты антихриста. Едва ли не еретические рассуждения приводят от духовного кризиса к укреплению в вере.
При всей подчёркнутой религиозности романа – тут источником главного чуда оказывается неверующая героиня. Медсестра Ника со своей квалификацией легко бы нашла более престижную работу, но она ощущает необходимость трудиться в хосписе, поскольку обладает удивительным даром – забирать себе чужую боль (в прямом, а не в переносном смысле). Современная культура перекормлена супергеройским фастфудом, поэтому в массовом сознании стёрлось различие между сверхспособностью и чудом. Особенность дара Вероники не просто в умении впитывать в себя чужую боль, как губка – разлитую воду, а в её неравнодушии, эмпатии, готовности к самопожертвованию. Настоящее чудо – это сама Вероника, и таковой она осталась бы даже без своих паранормальных способностей.
Робкое, обречённое на провал сопротивление становится частью гораздо более масштабной борьбы, что приводит, хотя и не без жертв, к кардинальным переменам. Из-за обилия религиозных мотивов интонации романа порой хочется сравнить с колокольным звоном. На протяжении большей части книги в них чувствуется тяжёлый гул погребального перебора – похоронного звона, в кульминационные моменты срывающийся на заполошный набат. Однако в конце явственно слышен заложенный в тексте благовест, возвещающий, что спастись самому – это прежде всего спасти кого-то ещё.
Александр Москвин
Список финалистов «Большой книги»
«Подлинная история Анны Карениной» (П. Басинский), «Парижские мальчики в сталинской Москве» (С. Беляков), «Имя Розанова» (А. Варламов), «Саша, привет!» (Д. Данилов), «Родник Олафа» (О. Ермаков), «Stabat Mater» (Р. Козлов), «Пароход Бабелон» (А. Мамедов), «Каждые сто лет. Роман с дневником» (А. Матвеева), «Хроника Горбатого» (С. Синицкая), «Эшелон на Самарканд» (Г. Яхина).