10-ЛЕТНЯЯ ВОЙНА ЗА ДУНАЕМ... ПРОДОЛЖЕНИЕ

Молодой граф Михаил Румянцев, сын именно фельдмаршала, лежал на топчане, подложив руки под голову, и смотрел в единственное в комнате оконце, слезившееся от непогоды. Он с утра собирался написать матушке письмо, но так и не сумел над собственной ленью одержать победу. Да и было бы его письмо ни о чем. Огромные сроки службы в армии давали пищу для размышлений: «По службе был не хуже других».

В боях за Дунаем он отправлял директивные приказы в гренадерский батальон. И вместе с тем, как он мог оставаться за спинами и не лезть вперед?!

Храбрость. Никто из его руководителей – ни Вейсман, ни Потемкин – не усомнился в этом его качестве.

От последнего была даже партия похвал в его адрес перед другими офицерами. Но знать все это матушке совсем не нужно. Матушка, наверное, думает, что ему, как генерал-адъютанту, положено быть постоянно при батюшке. Впрочем, стоит ей написать, а то от незнания «начнет готовиться в последний путь». «Товарищей» отец проверял. В этих проверках и определялся либо президент какой-нибудь коллегии, либо настоящий солдат.

Давно матушка находится в неведении. Не знает, какая сколотилась беда над отцом: очень трудно ему сейчас. После возвращения из-за Дуная все чины не давали ему «покайфовать». «Как он выдерживает столько нареканий и злобствований?». Он, отец, искал сочувствующие души, но их нигде не было. Но отовсюду требовали нового похода за Дунай, обвиняли даже в трусости. Чтобы дать под дых крикунам, в августе отец приказал генералу Унгерту перебраться на правый берег Дуная с отрядом из 3 тысяч человек. Спустя некоторое время Дунай переплыл Суворов со своим отрядом, а вскоре на неприятельскую сторону перебрались 3 пехотных и 1 кавалерийский полки под командованием генерала Долгорукова. Но второй поход за Дунай ничего не дал, если не считать незначительных побед над разрозненными турецкими отрядами. «Что я могу сейчас сделать, — писал фельдмаршал РИ, — кроме того, как снова вернуть войска на нашу сторону и расположить их на зимних квартирах в Молдавии и Валахии? Они в подавленном настроении. Кажется, дунь на меня, так брошу все». Последние мысли солдаты и офицеры воспринимали с душевной болью. Но находились и такие, особенно среди генералов, которые полунамеками говорили, что Румянцев как полководец кончился, нового Кагула ему не учинить и, пока не поздно, ему стоит искать прибыльного места. В главную квартиру один за другим приходили рапорты с прошениями увольнения по болезни, откомандировании в Петербург. Генерал Потемкин возвратился с армией из-за Дуная, после чего он сменил мундир на халат и не показывался из своей комнаты. «Дунуть захотелось», — намекали на времяпрепровождение с денщиком с утра до вечера за картами.

Граф Михаил думал с горечью, что впервые, наверное, отец не подозревает, как бесплодно проводят время его генералы. Дисциплина разлагается, и он этого не видит. Все пишет чего-то, даже Буш не может зайти к нему. Может и на самом деле решил уйти в отставку. «Все, идет д’Буш. Только о нем с генералом вспоминал»…

Молодой граф поднялся, облачился в мундир, накинул епанчу и пошел вслед за денщиком. Дождь перестал, но присутствуют еще клочковато-серые тучи на холодном небе. На земле хлюпала вода. Много пролило за эти дни, Крючков солнце предрекал, а признаков к доброй перемене погоды все нет. Впрочем, о генерале надо думать. Но, посмотрев на зевающего денщика, понял, что ни для чего серьезного тот его не вызвал.

Потемкин лежал на оттоманке, которую еще в прошлом году подобрал в турецком лагере и возил с собой всюду, лежал в домашнем одеянии. Положение отдыхающего. Есть бурая щетина на хмуром лице. Пока покидать свое ложе он не собирался. Он пригласил сесть. Необходимы тут стулья. Румянцев в нерешительности мял в руках свою накидку. Последовало, конечно, приглашение сыграть в шашки. Это зря. Как бы то ни стыдно, но граф не умел в них играть. Тогда надо размять члены тела изнутри и выпить чего-нибудь. Именно ракию. Вот только кваса на стол не нашлось.

Григорий Потемкин приказал денщику найти. Только вот его сейчас ни один товарищ не даст, так как нет нигде этой запивки. Собрать даже нет. Никаких разговоров, а то уши с палкой познакомятся. Что такое, куда побежал? Сними сначала с крючков выпивку и закуску.

 Денщик накрыл низенький столик, придвинул поближе к оттоманке, что его высокоблагородию было удобнее размять и прочистить члены не вставая, и побежал искать квас. Ни того, ни другого молодому графу сделать не получилось! По крепости ракия напоминала водку из России, но уж больно она воняла. Потемкин от выпитого стакана даже не поморщился. Закусил соленым огурцом, посмотрел изучающим взглядом на гостя и вдруг спросил. Вопрос был задан настолько громко, как будто предназначался Ельцину, жившему по соседству, и касался он скуки по дому. А граф чистосердечно признался: соскучился, мол, Григорий Александрович.

Поехать. Вот что ему сейчас хотелось, а все равно, когда поступило предложение сделать это, впал в ступор. Как в Москву, как в Петербург? Тут и мама, и тетушка его Прасковья Александровна. В одиночку или с кем-то. Место всем найдется. В поездку вон и Потемкина взять можно. Значит, предполагается отпроситься у батюшки. Отпросится Потемкин, затем отпустит и его. Граф с обидой подумал, что и у него, как у других, рейтинг службы скатился к нулю.

А Крючков, кажется, его ценил. Как бы угадав его мысли, Потемкин пояснил, что намерен отпроситься на 28 дней «солдатского» отпуска, не больше: развеется, отдохнет и с новыми силами вернется в армию. Вид отъезда весьма  невинный…

Больше Румянцев-младший не переживал, было все «нормально». Провел внутренне анализ и решил, что он готов. Только бы немедленно батюшка дал согласие (отпуска подписывал он). Товарищ пообещал, что даст.

Товарищ спустил, наконец, свои «уставшие» ноги на пол и (надо же) сел. Все были не прочь и выпить за это. Был не против и Потемкин, который вдруг взял и передумал. Смотря, как напиток мутит разум, он решил резко «свернуть» и отказаться от выпивки. Тем более отказ от нее мог серьезно повлиять на повышение умственных способностей, что было необходимо у фельдмаршала. Вот и сорван с головы чепчик, вот и брошен на пол, после чего он подошел к противоположной стене и толкнул скрытую за ширмой потаенную дверь.

Дело надо было начать с цирюльника. Да уж, прав был Стародубцев, говоря, что этот Потемкин умел жить. Кампания фельдмаршала не вмещала ни потаенной двери, ни оттоманки, ни низенького стола с угощениями.

Румянцев, доказав свою уникальность, вместе с тем жил по-простому, по-солдатски.

Конечно, нельзя было не удивиться, находясь здесь (во временном жилище Потемкина), настолько было все необычно. Но вероятнее к обычной походной жизни этот быт сделал денщик, ворвавшись с улицы в грязных сапожищах и с огромным глиняным кувшином. Чтобы обрадовать его высокоблагородие, он объявил еще с порога: он добыл КНа. Это местное прохладительное средство нисколько не обрадовало Потемкина. Сейчас он должен был облачиться в мундир, нацепить шпагу и все такое прочее. Словно огонь метался туда и сюда Потемкин, и вот, не прошло и получаса с тех пор, когда он поднялся с оттоманки, а вот уже он стоял посреди комнаты в новом мундире, выбритый, напудренный, будто не было того шестинедельного ничегонеделанья, а была жизнь, которой он сейчас радовался: «Необходимо, чтобы улыбка не сходила с лица».

Насколько он целеустремлен? В этом граф не сомневался и заранее не завидовал тому, кто попытался бы их задержать хотя бы на минуту. Хотя несколько минут пришлось подождать крытую коляску, в которой они отправились до главной квартиры.

От ЦД предупредили: фельдмаршал у себя, но пускать никого не велено. Дежурный адъютант твердо сказал Потемкину, что по мере своей занятости его сиятельство никого сегодня принимать не будет. Тот ответил, что прибыл из части и у него рапорт. Генерал-полковник не сдавался и предложил альтернативный вариант: «Да не настаивайте, а лучше передайте мне рапорт, и я отдам его, как только граф освободится!» Но и этот оркестр уступать не хотел и продолжал трубить: «Но это партия включает не только меня, но и сына фельдмаршала». Молодой граф совершенно растерялся, был сбит с толку, когда генералы спорили, и, наконец, дежурный адъютант посмотрел на него и пошел докладывать: «От нас требуют добиться аудиенции Потемкин и молодой граф!» Веяли слышно знамена на улице. Громкое «Пустите!» не нравилось молодому графу. Не нужно было делать вид срочного посещения, когда отец так занят.

И позднее можно было прийти. Присутствовали: они да и он. И все же они добились того, чего хотели, так как дежурный адъютант, вернувшись в приемную, объявил, что его сиятельство просит зайти.

Потемкин сделал графу Михаилу знак, чтобы не отставал, и твердым шагом последовал в кабинет фельдмаршала.

В последний раз довелось видеть отца 4 месяца назад, когда Крючков сказал, что тот хочет видеть графа Михаила, чтобы услышать отчет похода за Дунай.