«Дом Бернарды Альбы» — премьера сезона в Челябинском театре драмы (18+)

Десять женщин и один мужчина. Траур

в замкнутом пространстве и бьющая ключом

и естеством жизнь за пределами постылого

дома. Великая пьеса великого Лорки

настолько вне сегодняшней повестки,

насколько это вообще возможно: женщина

(да не одна) тут не повелевает мужчиной

одним движением пальца, а буквально

стелется ему под ноги, как податливый

камыш под косу. И от этого вихря жизни,

любви и смерти просто невозможно отвести

глаза.

Трехактную пьесу «Дом Бернарды Альбы»

Федерико Гарсиа Лорка написал в 1936

году — то есть в очень страшные для

Европы и родной Испании времена. Тирания,

деспотизм, несвобода, кандалы вместо

крыльев — все это будет

и в произведении, и в спектакле Дарьи

Догадовой, поставленном на сцене

Челябинского театра драмы. Но это,

разумеется, лишь одно измерение

постановки. Есть и другое: страшное

материнское начало пожирает родных

дочерей, лишая их будущего, отнимая у них

плотское и любовное счастье. Токсичные

родители и забитые рефлексирующие

дети — вот это очень актуально.

В доме Бернарды Альбы после похорон

ее второго мужа воцаряется траур — мать

объявляет, что продлится он восемь лет.

А что это значит в испанской деревне

доиндустриализационной эпохи? То, что

никто из пяти дочерей не выйдет замуж

и не познает мужчину тогда, когда это

очень нужно и самой девушке, и природе

(да и, наверное, уже никогда). Властная

Бернарда обрекает дочерей на настоящие

мучения — запереть зов плоти в молодом

теле.

Ангустиас, Магдалена, Амелия, Мартирио

и Адела — младшей двадцать, старшей

почти сорок. Они томятся в трауре

в постылом доме, пока за воротами кипит

жизнь: мужчины идут на жатву, невесты

и женихи обручаются в церкви,

а в оливковых рощах совершается

грубоватая крестьянская любовь.

— Для меня это история о попытке отнять

естественную жизнь, о попытке подчинить

природу правилам

и устоям, — говорит постановщик Дарья

Догадова. — Страшно, что Бернарда делает

со своими дочерьми. Но она делает это

из любви. Пусть надломанной и больной,

но уж какая есть. Она подчинена своему

женскому разочарованию: мне мужчины

делали больно, и я своих девочек в этот

жестокий мир не отдам. Но жизнь все равно

прорывается, сладкая, манкая, природная.

Сладкая и манкая Адела — бунтовщик

в этом черном царстве. У ней красный веер

после похорон, у ней яркое зеленое

воздушное платье — в то время как даже

не траурные светлые наряды сестер

веселыми не назовешь (а на корсетах

в спине вшиты кольца, как в носу у быка).

Она кружит по сцене как мотылек,

и зритель, даже не читавший пьесу,

начинает догадываться, что не просто так

Адела где-то пропадает под покровом ночи.

А тут еще то ли служанка, то ли

родственница семьи Понсия осторожно

намекает младшей дочери, мол, вопреки даже

трауру красавец Пепе Римлянин все-таки

породнится с семьей Альба... вот только

женится он на старшей, но богатой сестре

Ангустиас. Той повезло — Бернарда родила

ее от первого мужа, который сподобился

оставить хорошее наследство.

Что будет дальше, понятно — ничего

хорошего. Испанцы довольно печальный

и страстный народ, и жатва против

маленькой Аделы развернется со всех

сторон. Примечательно, что в пьесе

никакого Пепе Римлянина нет вообще —

Лорка вкладывает существование этого

персонажа в уста героинь, и только. Дарья

Догадова же создает на сцене образ

Пепе — молодой красивый жнец, тонкий

и звонкий, кудрявый — прямо Тимоти

Шаламе, если прищуриться. Но он абсолютно

бессловесный, хоть и творит с Ангустиас

и Аделой все, что хочет.

Ах да, как символ уничтоженной

женственности на сцене появляется Мария

Хосефа, сумасшедшая старуха, мать

Бернарды. Она хочет мужчину и не верит,

что больше не может иметь детей, хоть

у нее давно седые волосы. Вот оно, ваше

будущее, милые нежные дочери Альба...

Главное достоинство спектакля —

многослойность. Тема родителей и детей

лежит на поверхности, но, напомним,

и в историческом контексте есть над чем

задуматься. Лорка ненавидел тоталитаризм

и диктатуру, он всегда пел оду свободе

и чувственности, чем бы в итоге они

ни оборачивались. Кстати, и расстреляли

его через пару месяцев после создания

«Дома Бернарды Альбы».

— Этот чудесный поэт и драматург был

патриотом своей страны, демократом.

Он не принял диктатора Франко и его

режим и всегда выступал против

насилия, — отмечает руководитель Фонда

2020, супруга губернатора Челябинской

области Ирина Текслер, посетившая

премьеру. — В его пьесах мы всегда видим

символически завуалированную тему —

любовь против диктатуры. И в тех реалиях,

в которых сейчас существует наша страна,

мы говорим о борьбе с неофашизмом.

И с ним борются с помощью любви —

к человеку, к родине, борются с помощью

выхода настоящих чувств.

Чувства в этой постановке — измерение

третье. Спектакль поставлен на малой

сцене (на большой сейчас идет ремонт),

зритель находится близко к героям, а все

нюансы и мельчайшие колебания переданы

светом, воздухом и тенью. Свет дрожит над

камышами, где свершается любовь и грех;

воздух носит перышко, которым играет

смеющаяся влюбленная Адела; тень лежит

над домом, где все друг другу врут. Красный

веер и сочное яблоко соблазна — как

ни странно, но простой и понятный

символизм тут совершенно не выглядит

пошлым.

Актерский ансамбль достоин отдельной

награды. Тут жаль всех — и нелепую

Ангустиас, выкравшую, казалось, свое

женское счастье; и хромоногую Матририо,

замуровавшую свое чувство к мужчине

куда-то вглубь грудной клетки так, что,

кажется, даже ходить тяжело; и милую

Магдалену, которой ничего не остается,

как мирить остальных женщин в этом доме.

Тонкая и нежная Амелия, вероятно, станет

второй Марией Хосефой, увянув без любви.

А Бернарда Альба в исполнении Татьяны

Каменевой внушает если не ужас,

то отвращение, но, как это ни ужасно,

вместе с пониманием. Понсия, служанка

и соседка Пруденсия — здесь нет

второстепенных персонажей. И чудовищ

тоже нет — просто женщины без мужчин...

В современную феминистскую повестку вся

эта история совершенно не вписывается —

стала бы женщина XXI века так убиваться

из-за какого-то мальчика с косой, который

женится на богатой сопернице, пусть даже

и сестре? Вот еще. Поплакала бы

и записалась на курсы саморазвития...

Но так ли хорошо это — отрицать важность

мужчины? Не противно ли идти против

природы? Что произошло с дочерьми

Бернарды и ее домом после того, как она

обрекла молодых дев на вечную

непорочность и дала понять, что свежий

ветер перемен сюда не ворвется еще восемь

лет, и бунтовать против этого

бессмысленно, поддержки не будет? Финал

оглушает трагичностью и безысходностью.

Лучше бы, наверное, все же сходить замуж.

Ничего естественнее человечество пока

еще не выдумало.